Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какое странное совпадение! Я сам думал послать с ним письмо в Париж по делу моей сестры. Эгберт богат и независим. Почему бы ему не съездить туда для своего удовольствия и образования и кстати передать наши два письма? К тому же он так восхищается Наполеоном.
— Наполеоном! — повторил с удивлением граф Стадион.
— Да, он, подобно многим немцам, представляет себе Бонапарта каким-то сказочным богатырём. И немудрено! Мы поклоняемся чужому величию, потому что большей частью нас окружают жалкие и ничтожные личности. Во всяком случае, для нас с вами это обстоятельство представляет свои выгоды, потому что оно избавит Эгберта от всяких подозрений со стороны Фуше.
— Не возьмёте ли вы на себя труд переговорить об этом с молодым человеком?
— С удовольствием. Я завтра же поговорю с ним.
— Благодарю вас, мой милый граф. Не смею задерживать вас долее. Вернитесь к своим гостям, а я должен отправиться домой, чтобы покончить некоторые спешные дела, — сказал Стадион, дружески пожимая руку хозяину дома.
Граф Вольфсегг, проводив министра и возвратясь в залу, с удовольствием заметил, что его отсутствие не помешало общему веселью. Он видел кругом себя сияющие и оживлённые лица, слышал шумный говор и смех. Танцы почти не прекращались, и даже Макс Ауерсперг, вечно занятый разговорами о политике, превратился неожиданно в неутомимого танцора.
— Кузина, — сказал он, таинственно подмигивая Антуанете, — танцевальное искусство и политика идут рука об руку; я служу обоим.
— Берегись, Макс, ты гонишься за двумя зайцами, ни одного не поймаешь, — ответила она ему с улыбкой.
Один Пухгейм не танцевал, но ему мешали не столько годы, сколько его длинные ноги и шлейфы дам.
— Полюбуйтесь на мою осторожность, — сказал он, обращаясь к Гуго, — я бросил карты, потому что играю слишком счастливо и могу увлечься, не танцую, потому что разорвал бы целую дюжину кружевных оборок, не пускаюсь в разговоры, чтобы не оскорбить ушей Андраши моим скверным французским языком, так как через это может нарушиться Пресбургский мир. — Говоря это, барон невольно взглянул на Андраши и увидел, как тот отвёл в сторону графа Вольфсегга и что-то стал говорить ему. Граф побледнел и, пошатнувшись, схватился за спинку кресла, как будто боялся упасть в обморок, но тотчас же овладел собой, и лицо его опять приняло своё обычное спокойное выражение.
Остальные гости и даже обе хозяйки дома не заметили этого.
Несколько минут спустя граф, проходя мимо Антуанеты, шепнул ей:
— Когда всё кончится, приходи в библиотеку, мне нужно поговорить с тобой.
Наконец разъехались последние гости, слуги погасили свечи, и в доме наступила внезапно мёртвая тишина. Антуанета сняла драгоценности и, накинув на голову белый платок, пошла в библиотеку. Здесь на столе горела одинокая лампа, и только изредка вспыхивали последние уголья в камине. Граф беспокойно ходил взад и вперёд по комнате. Он был так занят своими мыслями, что только тогда заметил Антуанету, когда она совсем близко подошла к нему.
— Что с вами, дядя? Не случилось ли какого-нибудь несчастья? — спросила она, бледнея.
— Это ты, Антуанета! Садись сюда, ты, кажется, озябла, — сказал граф, ласково усаживая её в кресло подле камина и разводя огонь. — Что, твои отец и мать легли или нет?
— Они теперь, должно быть, уже в постели. Я простилась с ними.
— Тем лучше. Значит, они не помешают нам. Я знаю, что у тебя хватит мужества выслушать то, что я должен сказать тебе. Ты, кажется, не страдаешь нервами.
— Нет, — ответила она, не спуская с него глаз.
— Твой брат пойман.
Антуанета вскрикнула, и на минуту всё помутилось в её глазах.
— Где? — проговорила она с усилием.
— При стычке в замке Лерин двадцать седьмого октября. Андраши сообщил мне сегодня эту новость, не знаю — из сострадания или в виде мщения. Он передал мне письмо твоего несчастного брата. Франц навсегда прощается с нами. Он пойман с оружием в руках! Француз на службе восставшей Испании...
— Вы мне не всё говорите, дядя... Он умер...
— Андраши уверял меня, что не имеет дальнейших известий. Твой брат послан в главную квартиру короля Иосифа. Влиятельные испанцы заступились за него, и через посредство короля послано письмо к Андраши. 5 ноября ждали Наполеона в Виторию, а сегодня у нас семнадцатое.
— Вы сами не верите, дядя, что брат жив. Разве пощадит его убийца герцога Энгиенского? Жаль, что я женщина и могу только проливать о нём бессильные слёзы.
— Он подвергнется военному суду как француз, поднявший оружие против императора Франции. Приговор нетрудно предвидеть.
— Смерть! — проговорила Антуанета чуть слышно.
Граф опять начал ходить по комнате.
— Нет, — сказал он, — Бонапарт не велит его расстрелять. Он не жаждет крови единичных личностей и упивается ею только тогда, когда она течёт потоками на поле битвы. Твоего брата, вероятно, сошлют на галеры.
— Гондревилля на галеры! — воскликнула Антуанета. — Это хуже всякой смерти.
— У меня нет сына, я надеялся, что Франц будет наследником моего имени и что я передам ему мой герб. Кто мог ожидать такого исхода?
— Андраши не дал вам никакого совета относительно того, как облегчить участь моего несчастного брата?
— Он сказал, что просьба о помиловании, поданная вовремя, может оказать своё действие. Бонапарт относится с уважением к представителям старинных дворянских родов Франции.
— Что же вы ответили Андраши?
— Я просил только его ходатайства за твоего несчастного брата у короля Иосифа. Что мог я сказать ему кроме этого? Ты знаешь, твои отец и мать скорее согласятся видеть своего сына мёртвым, чем склонить колено перед узурпатором, как они называют Бонапарта.
Антуанета поднялась с места. Платок упал с её головы; яркий румянец выступил на её щеках.
— Если они этого не хотят, то я пойду к деспоту и потребую от него жизни и свободы брата.
— Моя дорогая, что за фантазия! — сказал граф, не находя слов для дальнейших возражений, так как в душе его мелькнула надежда на спасение несчастного юноши, которого он любил как родного сына.
— На мне не лежит никакое обязательство относительно Бурбонов, — продолжала с
