Лондон. Прогулки по столице мира - Мортон Генри Воллам

Недавно я снова посетил Британский музей и пришел к выводу, что после войны он находится в лучшем, чем прежде, состоянии. Выставленные в его залах экспонаты прошли более тщательный отбор. Коллекция мраморных скульптур Парфенона, привезенная лордом Элгином, впервые выставлена в новой галерее музея. К большинству из этих скульптур можно подойти вплотную. Однако больше всего меня интересовали предметы, обнаруженные в результате двух весьма романтических открытий в Саффолке: одно во время войны, а другое за год до того, как она началась. В течение нескольких лет над восстановлением этих предметов трудились химики и реставраторы, и вот, наконец, они стали доступны публике. Милденхолльский клад представляет собой богатую коллекцию древнеримского серебра, которая приблизительно в 400 году н. э. была закопана одним римлянином, надеявшимся уберечь свою мошну от саксов. Он настолько хорошо спрятал свои сокровища, что те пролежали нетронутыми в течение пятнадцати столетий, вплоть до того дня, когда англичане вновь столкнулись с необходимостью прятать богатства! В 1942 году этот клад случайно обнаружили во время вспашки поля, расположенного неподалеку от Вест-Роу, близ Милденхолла в графстве Саффолк. Эта местность находится у самого края Кембриджширских болот. В кладе нашлись серебряные тарелки, кубки, ложки, чаши и ковши, но самый восхитительный предмет — серебряное блюдо диаметром два фута, получившее название Чаши Нептуна [52]. Оно украшено искусной резьбой. В центре находится голова Нептуна — спутанные волосы, косматая борода; его лицо очень похоже на лицо каменного Нептуна, который находится в музее насосной станции города Бат. Голову бога окружают сидящие на морских чудовищах нереиды. Они образуют ближний круг, а дальний круг, большего диаметра, образуют фурии и сатиры, мчащиеся в безумной пляске вокруг Геркулеса. Последний, как указано в каталоге, «явно пьян», его поддерживают два сатира. Принадлежащие Геркулесу шкура льва и палица выпали из его рук и лежат на земле. Думаю, это блюдо является самой красивой из всех доставшихся нам реликвий римской Британии.

Другое открытие было сделано на песчаной пустоши неподалеку от моря, приблизительно в десяти милях от Ипсвича. Это место называется Саттон Ху. Миссис Притти, которой принадлежало расположенное там поместье, решила разгадать тайну трех больших курганов, так называемых «тумули», стоявших на ее территории. Один курган оказался пустым, в другом были обнаружены следы корабля, а в третьем находилась знаменитая погребальная ладья. Когда землекопы вскрыли этот курган, они увидели вросшие в землю шпангоуты огромного военного корабля, длина которого составляла восемьдесят футов. Все дерево сгнило, остались лишь ржавые гвозди. В этой ладье находились самые разнообразные предметы: золото, драгоценности, серебряная посуда, оружие, чаши, остатки котлов, ведер, бронзовая посуда, рога для питья и набитый деньгами кошелек.

Сначала решили, что это захоронение викингов. Своих погибших предводителей викинги укладывали на драккары и направляли корабли в открытое море. Некоторых хоронили на суше, но все равно в ладье. Данная находка весьма напоминала подобное захоронение. Судя по всему, лодку волоком приблизительно полмили тащили по земле, затем с помощью катков подняли на вершину холма. Там ее опустили в специально выкопанную яму, положили в нее все, что принадлежало покойнику, а затем засыпали ладью землей. Среди прочих предметов в ладье был обнаружен меч: клинок и ножны заржавели так, что их было не оторвать друг от друга. Самой же замечательной находкой оказался позолоченный бронзовый шлем вождя. Петлями к нему крепились два наушника. Откинув заднюю часть шлема, также снабженную петлями, можно было защитить тыльную часть шеи. Опускался и передний щиток, который прикрывал лицо от переносицы до подбородка. В нем имелось два отверстия для глаз и одно для рта. Те части щитка, которые прилегали к носу и рту, были отлиты из золоченной бронзы, а над прорезью для рта красовались аккуратные, вполне современного вида усы.

Словом, все было сделано для того, чтобы, оказавшись в Вечности, предводитель ни в чем не нуждался. Но где же сам человек, которому предназначались эти доспехи, оружие и утварь? От него не осталось и следа. Возможно, его кремировали где-то неподалеку от кургана, а может, он погребен в каком-нибудь другом месте и его останки еще предстоит найти. Археологи говорят, что, возможно, в кургане Саттон Ху имели место похороны короля Восточной Англии Этельхера, скончавшегося приблизительно в 655 году н. э.

Римское серебро из Милденхолла великолепно, но погребальная ладья выглядит более романтично, вызывает больше дискуссий и представляет собой гораздо более необычную находку. Ведь в Англии ничего подобного раньше не находили.

Однажды я обедал в клубе со своим другом, выдающимся хирургом. Он сказал, что во второй половине дня ему предстоит оперировать в одной лондонской больнице, и я тотчас спросил, нельзя ли мне пойти с ним и посмотреть, как он работает.

Он согласился, и вскоре мы отправились в путь. В больнице его встречали поклонами, так, словно он был членом королевской фамилии. Впрочем, наблюдая за ним, я понял, что он разыгрывает комедию. Передо мной был знаменитый хирург. Всем своим видом он показывал, что полностью уверен в себе. Этого от него, собственно, и ожидали; такова была атмосфера, в которой он работал. Молодые врачи не находили места от радости, когда он с ними заговаривал, а медсестры, которым он бросил несколько игривых острот, глядели на него с обожанием.

На нас надели белые халаты, на головы водрузили белые шапочки, а нижнюю часть лица закрыли белыми марлевыми повязками. После этого мы вошли в операционную — просторное помещение с куполом ослепительно белого цвета. Чем-то она напоминала декорацию футуристической пьесы.

— Ага, вот это, да? — сказал хирург, взглянув на рентгеновские снимки. Затем подошел к медсестре, и та, чуть ли не с реверансом, протянула ему резиновые перчатки, которые знаменитость соизволила натянуть на руки.

В этот момент я почувствовал, что настоящий спектакль только начинается. Увертюра была сыграна, занавес начал открываться. Я забыл о Лондоне и о жизни, которая пульсировала где-то снаружи, на прилегающих к больнице улицах. Мнилось, весь драматизм этого мира сосредоточился именно здесь, в этом белостенном зале.

Открылась дверь, и в помещение бесшумно скользнула каталка. Вот тогда-то я и увидел его — маленького, уснувшего под наркозом пожилого лондонца. Казалось, сама Судьба пинком вышвырнула его из жизни и ждет, когда он встанет на ноги, чтобы отправить в очередной нокаут. Как много пришлось выстрадать этому бедняге! Похоже, его дела всегда были плохи, он постоянно испытывал нужду. Совершенно невозможно было представить его в каком-нибудь загородном доме, делящим воскресную трапезу со своими домочадцами. Судя по всему, ему никогда не приходилось любить женщину или целовать ребенка.

Бледный как полотно, он лежал на каталке, чем-то напоминая снятого с креста Иисуса.

Яркий свет подвесных ламп заливал впалую грудь. Пациента окружила группа людей в белых халатах. Подошел и мой друг. Его брошенный поверх марлевой повязки взгляд выражал уверенность в себе, отсутствие каких-либо эмоций и даже некоторое пренебрежение. Скрытые под тонкой резиной перчаток руки приобрели красно-коричневый оттенок, казалось, от них исходит некая сверхъестественная сила. Женская рука в резиновой перчатке протянула маленький сверкающий скальпель.

Желание отвести глаза было настолько сильным, что я с трудом совладал с собой. Взяв скальпель тем же энергичным, уверенным и красивым движением, каким берет смычок прославленный скрипач, хирург начал операцию.

Среди всех событий, ежедневно происходящих в Лондоне, это действо, несомненно, является самым удивительным. Оно в большей степени, нежели все остальные, внушает благоговейный трепет. По сути, жизнь оперируемого висит на волоске, она буквально балансирует на лезвии ножа. В течение нескольких минут должен решиться вопрос, будет он жить или нет. В окна белого зала стучится сама Смерть. Я был слишком потрясен увиденным и потому не сразу понял, что хирургическая операция вовсе не столь ужасна, как на картине Рембрандта [53].