Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

в золотистых солнечных лучах отец Антоний зрел ангелов, слышал малиновое пение; где десятки лучших офицеров молили Бога о славе и почестях; где матросы и солдаты с женами и детьми надеялись на скорое возвращение.

«Возрадуйся, Господи!» – как прежде звенели детские голоса, и слезы застилали глаза моряков. «Возрадуйся, Господи! – повторял Элькано. – Возрадуйся вместе с нами! Мы нашли пролив, искомый тридцать лет, воздвигли кресты на новых землях, привезли Тебе золото и благовония, крестили тысячи язычников, приобщили к вере множество островов. Твоя власть над миром расширилась, но мы положили ей предел, узнали границы морей и океанов. Возрадуйся, Господи!»

С болью в душе Пигафетта слушает орган. Милые сердцу друзья погибли, легли в землю и волны на трудном пути. С ним нет сподвижников Магеллана, способствовавших выходу эскадры в океан. Барбоса, Серран, Карвальо, Сан-Мартин, Кристобаль Рабело, отец Антоний… Кому досталась слава? Мятежнику, чуть не погубившему предприятие! Судьба несправедлива к памяти людей, но он, Пигафетта, отправится ко двору, поведает императору обо всем.

Льется музыка, тают под куполом голоса, потрескивают жаркие свечи. Жизнь проходит перед людьми в воспоминаниях, отдельными словами и фразами, воспроизведенными памятью. Кажется, слышен с амвона старческий голос епископа, напутствовавшего команды, освящавшего знамена и вымпела. Вздрагивает Альбо, услышав клятву сотен голосов, связанных единой верой, единым порывом. Видит рядом Магеллана, Картахену, Мескиту Гомеса, де ла Рейну, Антония… Как они стали врагами? Почему Господь допустил раскола флотилии, пролития испанской крови на чужих берегах? Разве общее дело не связало их?

«Возрадуйся, Господи!» – слышится отовсюду, словно убранство церкви вторит певчим, восхваляет подвиг восемнадцати человек. Прихожане с любопытством смотрят на распростертые на полу тела моряков. В них кроется тайна человеческих страданий, неведомый мир южных островов. Многое рассказали бы они о пережитых годах, о смерти друзей посреди океана. Судьба соединила их, сделала похожими друг на друга. Шепчет молитву седой Эрнандес, а ведь ему только под пятьдесят; с ним Аратья и Сибулета, не достигшие двадцати лет. Многое накопилось у них на душе, если так страстно и самозабвенно совершают паломничество.

Из церкви Санта-Мария де ла Виктория суровая процессия направилась в город в соборную часовню Санта-Мария де Антигуа. Люди почтительно расступались перед моряками, шептали вслед молитвы, творили крестное знамение. Празднично светило солнце, расплескивало осенний жар на пыльные улицы. Всюду воздвигались каменные дома, украшались дворцы и церкви. Поступавшее из Мексики золото Эрнана Кортеса возрождало древнюю Севилью. Сверкавшие стеклом и позолотой богатые экипажи заполнили шумные площади. Бегали по улицам мальчишки, кричали ослики, весело переговаривались женщины.

Погруженные в нерадостные думы, моряки шли с опущенными головами, прикрывали огоньки свечей. Не только исполнение обета отгородило их от жизни – человеку трудно после многомесячного одиночества почувствовать себя частицей общества.

– Кто это? – спрашивали прохожие. – За какие грехи наложили на себя покаяние?

– Это вернувшиеся из Индий моряки, – поясняли богомольцы, увязавшиеся за процессией из пригородной церкви. – Они обошли вокруг Земли, привезли полный трюм гвоздики!

– Повезло им! – завидовали одни.

– Несчастные! – жалели другие.

– Кто капитан?

– Вон тот – невысокий, черноволосый, громче всех распевающий псалмы.

– Как его имя?

– Не знаю. Он уходил простым офицером.

– Это матросы португальца, зятя нашего алькальда, – вспоминали третьи.

– Говорят, Магеллана убили за предательство императора.

– Кто говорит?

– Вчера слышал на пристани. Они замаливают этот грех.

– Они питались человеческим мясом. Это страшнее убийства!

– Ты бы на их месте тоже ел мертвечину, – слышались разговоры в толпе.

– Святая инквизиция разберется, – обещали в ответ.

– Посмотрите, тот еле ноги волочит… Оперся на плечи товарищей. Недолго осталось бедняге мучиться.

– Господь простит им, если привел к родным берегам.

Моряки миновали площадь, скрылись в часовне, где возблагодарили Деву Марию Древности за спасение, покаялись, причастились.

Звучали перед образом слова, заготовленные бессонными ночами в сыром, холодном кубрике или на растрескавшейся от жары палубе под мерцающими чужими звездами. Но чем больше хотелось сказать, тем меньше сохранилось слов, ушедших со страданиями и слезами. Путешественники опускались на колени и плакали, не стыдясь, что их боль услышат посторонние люди, смотревшие на моряков как на забавное шествие, коими переполнялись города Испании. Только тот, кто голодал и умирал в колониях, сходил с ума под палящими лучами тропического солнца во время многодневных штилей, тонул на разваливающихся кораблях, терял друзей и близких, мог понять, что чувствовали вырвавшиеся на свободу смертники.

Ударил колокол. Над городом поплыла заунывная песня памяти погибших в экспедиции сеньора Фернандеса де Магелланеса.

* * *

Команда «Виктории» отдала дань Богу, очистила души, занялась восстановлением физических сил. Таверна Триана манила забытыми деликатесами. В глиняных мисках плотные женщины разносили кальдо гальего – горячий суп из капусты, обжаренной в смальце или оливковом масле. В чугунных котлах шипели кальос – мелко нарубленные потроха с маслом и чесноком. Лакон кон грелос – свиные ножки с пахучими листьями молодого турнепса грудой лежали на желтых латунных подносах. Пульпо – вареный кальмар, дразнил голодные желудки. Это изобилие заливалось молодым и старым вином, в зависимости от вкусов и привычек моряков.

Многое они рассказывали новым приятелям, готовым угостить в обмен на индийские чудеса. Ужасные крылатые птицы носились над пьяными головами. Морские змеи зубами скребли форштевень. Прекрасные амазонки хором зазывали долгожданных путешественников. А уж как хороша жизнь на Молукках, словами не сказать. Тут лишь понятные любому матросу мычания с непристойными жестами. Вспоминали не только чудеса. Говорили о мятеже, о распрях офицеров, обо всем, что приходило в затуманенные вином головы. Одни слушали и смеялись, другие запоминали и передавали знакомым, пока сплетни не достигли ушей королевских чиновников, посылавших их своим начальникам.

Служащие Торговой палаты дотошно принимали груз, троекратно взвешивали каждую корзину, каждую щепоть гвоздики. Рылись в счетных книгах, допрашивали капитана, почему не совпадает вес, заходил ли за островом Сантьяго еще куда-нибудь? Почему «Виктория» поплыла по Гвадалквивиру к Севилье без представителей Торговой палаты? Элькано устал отвечать на унизительные вопросы. Баск собрал всю свою волю, чтобы не разругаться со счетоводами, не желавшими понять, что на Тидоре закупили сырую гвоздику, которая за прошедшие месяцы подсохла, стала легче. Винить чиновников не следовало. На королевских кораблях всегда существовали воровство и сокрытие груза. Было бы странным, если бы казначеи поверили в особую честность капитана. Элькано понимал это, старался с достоинством выйти из нового испытания.

После окончательных подсчетов и промеров определили общую стоимость груза— 8 751 125 (восемь миллионов семьсот пятьдесят одна тысяча сто двадцать пять) мораведи, позволившую покрыть издержки подготовки флотилии и получить чистую прибыль в размере 346 212 мораведи. Подгнивший груз одного корабля возместил все затраты королевской казны и