Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2 - Никита Хрущев

Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Туряница создал вооруженные дружины и захватил некоторые районы, которые до войны принадлежали Румынскому королевству. Правда, жители этих районов, в основном крестьяне, сами приходили и просили, чтобы их включили в состав Советской Украины. Я тоже встречался с ними. Они доказывали, что они украинцы. Но тут ничего конкретного нами не предпринималось, Иван же Иванович послал туда своих уполномоченных на собственный страх и риск. Румынским лидерам это было весьма неприятно. Те районы расположены далеко в горах, добраться туда непросто. Если говорить в шутку, то Иван Иванович начал вести захватнические действия. Когда воссоздалось Чехословацкое правительство и его люди приехали в Мукачево, он и их выкурил. После того как наши войска туда продвинулись, эти люди перебрались западнее, кажется, в Кошице. Вообще тогда у всех украинцев возникла сильная тяга к воссоединению. Ко мне даже в Киев приезжали представители какого-то района Словакии, заселенного украинцами, и просили их район тоже присоединить к УССР. Я им: "Это невозможно. Если вы, коммунисты, строили свою жизнь вместе с чехами и словаками, то это заденет чехов, а особенно словаков, потому что получится уменьшение территории Словакии. Хотел бы, чтобы вы правильно меня поняли. Стройте социализм, создавайте государство трудящихся вместе с Компартией Чехословакии. Вы должны объединиться с ними и свое будущее созидать вместе с другими народами, которые населяют Чехословакию".

Они уехали из Киева недовольные. Я, конечно, докладывал об этом Сталину. Однажды он позвонил мне и говорит: "У вас там Туряница?". Я: "Нет, не у нас, он к нам не имеет никакого отношения, это наш сосед". "Ну, рассказывают, что вы все-таки имеете на него влияние. Передайте ему, пусть он отзовет свои вооруженные отряды с территории Румынского королевства. Кроме того, он там какие-то районы занял и на левом берегу Тиссы. А эта территория отойдет к Венгрии". Я сейчас же передал все Ивану Ивановичу. У нас с ним была налажена связь. Конечно, я не мог ему приказывать, а мог только советовать. И он сейчас же все сделал, как посоветовали. Я уже работал после войны в Москве, когда узнал, что Иван Иванович умер. Я очень сожалел о том: он был еще молод и мог бы еще славно поработать. И я порекомендовал Киеву: "Подумайте, ведь он заслуживает того, чтобы как-то отметить его деятельность в Закарпатье. Он сыграл там положительную роль под конец войны". Его заслуги перед Коммунистической партией Советского Союза в целом. Коммунистической партией Украины в частности, немалые. Впрочем, так и не знаю, что в этом плане было сделано. Когда Закарпатье стало одной из областей Советской Украины, люди работали там хорошо. Создавались колхозы и совхозы, возникла новая промышленность, построили электростанцию. Там текут, впадая в Тиссу, реки Теребля и Рика. Между ними - небольшое расстояние. Их течения соединили тоннелем и, использовав возникший перепад высот, построили небольшую ГЭС, сейчас не помню, какой мощности, но для того района она временно решала энергетическую проблему. Итак, Украина была освобождена.

ВПЕРЕД, К ПОБЕДЕ!

Летом 1944 г. наши войска уже вышли на ту западную границу СССР, которую мы получили в 1939 г. в результате перехода восточных территорий Польши, населенных украинцами и белорусами, в состав БССР и УССР. Сначала на этом участке действовал 1-й (если смотреть с севера) Белорусский фронт. Войсками в 1944г. там командовал Рокоссовский, а начальником штаба фронта был Малинин. Я поехал к ним[283]. Почему? В составе этого фронта находилась 1-я армия Войска Польского[284]. Командовал ею генерал Берлинг. Он написал письмо Сталину с жалобой, что к ним плохо относятся украинцы, и довольно резко разговаривал со мной по телефону, заявив, что украинцы не понимают событий и проявляют недружелюбие к Польской армии. Я решил поехать к этому генералу, чтобы поговорить с ним лично. Я прежде был с ним знаком, и у нас существовали хорошие отношения. Я сообщил Берлингу, что звонил Сталину. Берлинг извинялся: "Я не хотел причинить вам никаких неприятностей. Собственно, и не произошло ничего особенного, я приму необходимые меры". "Я тоже, отвечаю, - приму со своей стороны меры". Мы с ним поговорили, после чего я сказал Сталину (но не жаловался), что имели место случаи, когда польские солдаты самовольно брали сено или выпускали скот на посевы, и из-за этого возникали конфликты. Одним словом, всякая война ведется за счет крестьян.

Некоторые польские воины со своей стороны тоже, видимо, плохо относились к украинскому населению, а те в свою очередь отвечали им тем же. Так, довольно любезно, закончили мы беседу с Берлингом и потом поддерживали добрые отношения до самых последних дней, пока этот генерал командовал армией. После войны по отношению к нему, на мой взгляд, была проявлена бестактность: его оттерли и даже третировали. Он присылал мне письма, где изливал свои чувства и горечь: писал, что, несмотря на то, что он командовал 1-й армией Войска Польского, его теперь незаслуженно считают человеком, который не поддерживает в Польше новое[285]. Правда, он был человеком старого склада и достался нам как бы в наследство после краха польских вооруженных сил в 1939 году. Тогда он попал к нам в плен и находился где-то в лагерях. Когда его назначили командующим, он еще не сочувствовал строительству новой, социалистической Польши, оставался буржуазным интеллигентом и стоял на позициях прежних порядков. Но время идет, и он, по-моему, потом переменил свои взгляды. Вообще же я очень часто встречался с польскими товарищами, когда они приезжали в Киев. Некоторые из них, переходившие линию фронта, сразу попадали к нам в Киев. Потом у нас формировалась 2-я армия Войска Польского, и я знал многих людей из этой армии. Командовал ею генерал Сверчевский[286].

Среди прочих я встречался с Берутом[287], равно как и с другими поляками. В Киеве жила Ванда Львовна Василевская, которая возглавила Союз польских патриотов[288]. Ему в идеологическом отношении подчинялось Войско Польское. Таким образом, Киев превратился в какой-то не то правительственный, не то просто руководящий центр польских армий, но номинально, конечно, так как военные директивы они получали от командующих войсками фронтов, в состав которых входили. После разговора с Берлингом я заехал в штаб к Рокоссовскому, там был и Жуков. Войска находились под Ковелем, готовились к наступлению. Погода стояла весенне-летняя, прекрасная. У меня там дел не имелось, я вообще никакого отношения не имел к этому фронту, ибо был членом Военного совета 1-го Украинского фронта. Поэтому когда прибыл, то в шутку заявил командующему: "Прибыл провести инспекцию. Есть жалобы со стороны колхозников, что войска производят потраву посевов. Так ли это? Надо проверить". Ну, они все понимали шутку. "Проверяй", - говорят. Шутили легко. Ведь это было уже "другое время": мы, как говорится, сидели в седле и занесли ногу через нашу границу на запад. Тогда много писали в западной печати: "Перейдут ли границу советские войска или остановятся? Будут ли они и далее преследовать войска противника или прекратят войну?". Это на Западе так рассуждали. У нас же таких проблем не возникало. Все мы стояли на позиции полного разгрома немецких войск на любой территории и их капитуляции.