Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2 - Никита Хрущев

Тогда-то они и развернут свои действия в нашем тылу. Когда мы освободили Ровно, я поехал туда поговорить с Бегмой и с тем командующим, чьи войска освобождали Ровно. Я сейчас не помню, кто освобождал Ровно[299]. Я приехал в Ровно в конце зимы 1944 года. Поля были покрыты снегом, было холодно. Приехал я, поговорил с военными (штаба армии там не было, размещался штаб дивизии), и они мне рассказали, что противник пока невдалеке и ведет артиллерийский обстрел Ровно. Вечером я решил вернуться в Киев. Меня уговаривали остаться, но я не согласился. Выехал на север и направился вдоль нашей старой границы с Польшей. В каком-то месте размещалась наша тыловая снабженческая база. Я приехал туда уже ночью. В помещении было страшно много народу. Окинул я всех взглядом и подумал: "Сколько же тут переодетых бандеровцев? И они тут подкармливаются, обогреваются, а заодно шпионят". Меня заранее предупредили, что хотя не было тревожных случаев, но замечено, что здесь орудуют бандеровские силы, поэтому дорога небезопасна. Тем не менее я решил той же ночью поехать дальше, чтобы там не ночевать. Приехал в какой-то городок на старой границе, где и заночевал. Вероятно, поступил правильно. Летом и осенью 1944 г. наши войска успешно продвигались на запад. Я теперь все реже бывал в штабе фронта: много было дел в республике. Хотя мне и хотелось, но не мог вырваться на фронт. А мне очень даже хотелось порою просто взглянуть на территории, которые мы освобождали. Это была уже не советская земля, а Польша. Наступил январь 1945 года. Мне позвонил Сталин: "Можете приехать?". Я: "Могу". "Приезжайте. Вы очень нужны". Я сейчас же вылетел в Москву. Сталин встретил меня в приподнятом настроении. Говорит: "Польские товарищи просят оказать им помощь в налаживании жизни и деятельности городских учреждений, особенно в налаживании водопровода и канализации, без чего города жить не могут. Освободили мы Варшаву, а они в беспомощном положении: вся Варшава в руинах, и они там ничего не могут сделать.

А вы уже накопили опыт быстрого восстановления в освобожденных городах самого необходимого". Отвечаю: "Хорошо. С удовольствием поеду в Варшаву. Разрешите мне взять с собой инженера по коммунальному хозяйству и инженеров по электростанциям. В первую очередь надо дать электрическую энергию, воду и восстановить работу канализации: город не может жить без этих трех компонентов". Я пригласил тогда с собой Страментова[300]. Я знал его как энергичного инженера-организатора. Потом пригласил инженеров по электростанциям, водопроводу и канализации. Этих людей я, кажется, взял в Москве, а может быть, кое-кого и из Киева, и вместе с ними вылетел в Варшаву. Тогда Временное польское правительство, Комитет национального освобождения, как раньше оно называлось, размещалось в пригороде Варшавы - Праге, на правом берегу Вислы. Премьером был Осубка-Моравский, секретарем ЦК Польской рабочей партии - Гомулка, а президентом Варшавы, как он тогда назывался, Спыхальский, имевший звание генерала[301]. Он произвел на меня благоприятное впечатление: молодой, энергичный, деятельный человек. По образованию он инженер-архитектор. Получилось хорошее сочетание: архитектор стал главой восстанавливаемого города Варшавы. Прежде Спыхальский занимал ответственные должности в Гвардии Людовой и Армии Людовой, созданных коммунистами Польши, и являлся одним из организаторов их вооруженных отрядов. Даже занимая гражданский пост президента столицы, Спыхальский ходил в военной форме. Президента Крайовой Рады Народовой Берута я встречал не раз и ранее, а со Спыхальским встретился в первый раз.

Мы условились, что наши инженеры вместе с польскими разобьются по участкам на группы. Одни взялись обследовать, в каком состоянии находится электростанция, сколь быстро можно ее восстановить и получить ток, другие принялись за водопровод, третьи - за канализацию. Все самое главное для людей. Расчистку города вели сами поляки, наших услуг тут не требовалось. Во главе всего дела я поставил теоретика и практика городского строительства Страментова. Он имел дело и с польскими специалистами, и с нашими. Конкретные вопросы, которые возникали, советские инженеры прежде всего обсуждали именно со Страментовым, а потом уже Страментов докладывал мне, и наши специалисты обсуждали далее ход работы с польскими товарищами. Вскоре мне доложили радостную весть: в электростанции, которая, по словам поляков, была полностью разбита, фактически разрушено только ее здание, а оборудование можно будет пустить, получим ток. Внешний осмотр показал, что машины на ходу. В таком же состоянии были механизмы, подающие воду, ее тоже можно быстро подать. И канализация не была как будто бы разрушена. Это было радостно слышать. Когда спустя несколько дней детальное обследовали состояние машин и опробовали турбины, я в шутку сказал Беруту: "Не отдадите ли в уплату за нашу консультацию и помощь половину энергии, которую мы восстановим в Варшаве, для Киева?".

Тогда в Киеве с электричеством обстояло дело очень плохо, электростанция была разрушена. Хотя и был в городе свет, но не всюду. У поляков положение оказалось лучше, электростанция меньше разрушена. Варшава получила электричество, получила воду. Берут сиял, благодарил нас, просил передать благодарность Сталину. Он говорил очень искренне. Я считаю, что он был честным коммунистом, преданным делу марксизма-ленинизма. Но у него имелась та слабость, что он чересчур мягкий, добрый, доверчивый человек. Это приводило к осложнениям; люди, которые рядом с ним работали, нехорошо пользовались этими чертами его характера. Берут порекомендовал мне: "Нашей партией руководит крупный деятель коммунистического движения товарищ Веслав, то есть Гомулка. Я хотел бы попросить вас подъехать к нему на квартиру, потому что он сильно болен и не выходит на улицу". Отвечаю: "Хорошо, с удовольствием поеду, познакомлюсь с ним". Мне дали проводника, и я отправился к Гомулке. Не помню, конечно, на какой он жил улице. Помню только большую комнату, мрачную и закопченную.

Там стоял какой-то камелек, чтобы можно было согреться, печное отопление не работало. Его жена стирала белье, когда я пришел. Гомулка сидел в кресле, и щека у него была повязана черным платком. Поговорили. Гомулка тогда не особенно владел русским языком, но с ним все же можно было объясниться, да и переводчик помогал. Товарищ Веслав рассказал, как он оценивает положение дел в стране и как организуется работа Рабочей партии. На меня Гомулка произвел впечатление человека с трезвым умом, знающего, с чего начать и как поставить деятельность партии, да и правительственных органов. Одним словом, произвел впечатление крупного политического и государственного деятеля. "Пока, - говорил он, - я болен, но вот я поднимусь, и скоро поднимусь, тогда включусь полностью". Когда я рассказывал Сталину о своей поездке, то сообщил и о Гомулке. Мы его прежде не знали. Мне неизвестно, слышал ли Сталин о нем. Наверное, тоже не слышал. Я дал ему высокую оценку и хорошо охарактеризовал его перед Сталиным. Захотелось мне побывать в Лодзи. Лодзь уже была освобождена от фашистов. Лодзинские текстильные предприятия еще до Первой мировой войны славились на всю Россию (Варшава и Лодзь входили тогда в состав Российской империи). Лодзь - это крупный промышленный пролетарский центр. Вот почему мне хотелось взглянуть на нее.