Смерть длиною в двадцать лет - Ариэль С. Уинтер

– Я уже жил по-человечески. Ничего особенного, – пожал я плечами.

Она надула губки.

– Ну, знаете ли, мистер Великий Писатель, не все же из нас имели счастье состоять в браке с кинозвездой и отдыхать на Ривьере.

Возможно, я напрасно выступил с этим замечанием – все-таки она имела право хотя бы немножко помечтать о счастливой жизни. Но мне в тот момент почему-то хотелось быть злым, и я добавил:

– И сейчас имею счастье состоять в браке с кинозвездой, я с ней пока не разводился.

Ви моментально вскипела.

– Теперь я твоя женщина, ты понял это?! И я ничего не хочу слышать о какой-то там жене или о ком-то еще! Мы с тобой вместе влипли в эту историю, и я имею такое же право на эти деньги, какое и ты!

– Да-а? То есть мы с тобой пара? А я думал, ты у нас только за деньги работаешь. Но, если мы с тобой пара, то как ты собираешься отвязаться от своего любовника-гангстера?

– Ах ты, старый сводник! Да ты… – Но она быстро справилась с эмоциями, смекнув, что ни к чему хорошему это не приведет. – Ладно, давай забудем. Сейчас это шанс для нас обоих начать все с нуля.

Глядя на ее старания, я почувствовал себя отпетым мерзавцем. Легонько сжав ее руку на столе, я сказал:

– Конечно. Ты права.

Выражение лица ее стало мягче, и она даже заулыбалась. По этой ее довольной усмешке я понял, что Ви все эти деньги считает своими.

Остановив проходившего мимо официанта, я заказал себе «Джин Рики». А Ви попросила «Манхэттен», и мы молча стали изучать меню. Со стороны мы выглядели вполне естественно – состоятельная пара, обедающая в дорогом ресторане. Подобный образ жизни когда-то даже был для меня нормой, но сейчас, в этот момент, мне просто казалось, что мы оба как будто играем на сцене или съемочной площадке какую-то сцену. И я невольно задался вопросом: буду ли испытывать такое же чувство, когда дело дойдет до осуществления моего плана. Но… об этом я сейчас думать не мог. Я не мог так рисковать. Не мог допустить, чтобы Ви что-то заподозрила.

И тут вдруг с порога обеденного зала до нас донесся громкий голос, и, повернувшись, я увидел направляющегося к нашему столику Карлтона Брауни.

Глава 20

Он решительно шагал к нам, а за ним семенил метрдотель.

– Нет, вы только посмотрите на нее! Сидит тут, прохлаждается со своим «кузеном»! – Слово «кузен» он выделил особой интонацией.

Подскочив ко мне, он схватил меня за руку, как раз то место, куда угодил мне нож для колки льда. Руку пронзила жуткая боль, у меня перехватило дыхание.

– Какой тесный отель-то, а? Все время встречаемся невзначай. Ну? Как поживаешь, «кузен»? – И он со знанием дела еще сильнее стиснул мою больную руку.

Потом, посмотрев на оторопевшего метрдотеля, объявил:

– Я сяду за этот столик. Будьте любезны, бутылочку красного вина, бутылочку белого и скотч для меня. – Он обвел нас взглядом и прибавил: – Нет, скотч для обоих джентльменов. – Он отпустил мою руку, и только тогда я смог выдохнуть.

– Мы уже заказали себе напитки, – сказала Ви.

– Ничего страшного. Выпьете больше, хуже не будет. – Он сел справа от меня и слева от Ви. – К даме поближе. Ей будет приятно.

Ви, потупившись, уставилась на скатерть и нервно теребила пальцами салфетку на коленях.

Я старался не смотреть в сторону Брауни, но у меня плохо получалось. Зато я теперь хоть разглядел его. Он оказался моложе, чем я думал – лет сорока, а может, и меньше. У него уже намечалась лысина, и сам он был крупным во всех отношениях – и рост, и мускулатура, и жир.

Нам принесли напитки, и я залпом выпил половину своей порции.

– Как это мило, что мы сидим тут втроем, – сказал Брауни. Его явно забавляло наше с Ви смущение. – А, Ви? – Он кулаком дотронулся до ее лица, давая понять, что за этим якобы шуточным жестом кроются далеко не шуточные намерения. Потом, повернувшись ко мне, спросил: – Простите, как ваше имя? В прошлый раз я был немного расстроен, так что запамятовал.

– Шем Розенкранц, – сказал я.

Он нахмурился.

– Это еврейское имя, не так ли? Ви, а я и не знал, что ты у нас еврейка.

– Я не еврейка! – с жаром, почти возмущенно, возразила Ви. – Я…

Даже не глядя в ее сторону, он жестом сделал ей знак молчать.

– Конечно, конечно. Да это и не важно. Мы все тут белые люди, так что какая разница. Но все-таки жаль, что я не знал, что ты еврейка, Ви. Тебе следовало признаться мне в этом.

Ви, потупившись, уткнулась взглядом в колени. Люди за столиками вокруг притихли, словно Брауни высосал всю энергию из окружающего пространства.

– Так какая все-таки между вами родственная связь? Я что-то не очень понял, – гнул свое Брауни.

– Карлтон… – начала было Ви, но он грубо одернул ее:

– Я не к тебе обратился! Тебя никто не спрашивает!

Ви притихла и еще больше потупилась, а он продолжал:

– Что ж ты не научил ее уму-разуму, а?

И он схватил ее за руку, так же, как до этого меня, и лицо Ви болезненно скривилось. Я никогда не видел ее такой испуганной, и ее страх пугал меня больше, чем злобная болтовня Брауни. Когда метрдотель принес наш скотч, а официант с подносом вино, я одним махом допил свой «Джин Рики».

– Ага… Значит, говоришь, Шем Розенкранц… – продолжал Брауни, не стесняясь обслуги и по-прежнему держа Ви за руку. – О, погоди-ка, а я вроде что-то читал в газете о твоем сыне. Его вроде бы убили?

– Да, мой сын умер, – сказал я. – Но его не убили.

– О, точно! Я же читал в газете! – И, многозначительно нахмурившись, он прибавил: – Но мне известно кое-что и не из газет. Его убили и пытались сжечь его тело.

Я силился угадать, болтает он просто или действительно что-то знает. Нервно поерзав на стуле, я украдкой бросил взгляд на Ви, надеясь по ее глазам понять, не рассказала ли она ему о нашей тайне, но она сидела, опустив глаза, словно девчонка, получившая нагоняй от родителей.

Вальяжно откинувшись на спинку стула, Брауни поймал за рукав проходившего мимо официанта.

– Я хочу сделать заказ.

– Я сейчас найду вашего официанта, – сказал парень.

– Я не хочу, чтобы ты искал моего официанта, а хочу, чтобы ты ему передал мой заказ. Нам что-нибудь не из меню. Всем троим.

– Хорошо, сэр, – сказал парень, слишком уж усердно кивая.

– Ха! «Сэр»! А еще говорят, что нынешняя молодежь не учится манерам. Молодец, парень, ты далеко пойдешь, если будешь продолжать в том же духе. – Он отпустил рукав официанта, и тот заторопился в сторону кухни.

Брауни взял бутылку вина и наполнил бокал Ви, потом свой.

– Да, с твоим сыном беда, – сказал он мне и покачал головой. – Ведь нет на свете ничего важнее семьи. У меня у самого есть три ангелочка, и они для меня в жизни все. Вон, спроси у Ви, она тебе расскажет. Я же только и говорю о них. Так ведь? – Он выжидательно посмотрел на Ви. – Я спрашиваю: так ведь?

– Да, так. Он все время говорит о них, – подтвердила Ви каким-то совсем уж безжизненным голосом.

– Вот видишь, я все время говорю о них, потому что нет на свете ничего важнее семьи. Ведь так, киска?

Я выдохнул воздух через нос.

– Да, ты сейчас в трауре, я понимаю. Если б с моими ребятишками что-нибудь случилось, я бы убил того, кто это сделал. Собственными руками убил бы ублюдка!

Его слова напомнили мне, что мы все трое по сути являлись убийцами, и я еще собирался повторить этот опыт. Вот до чего докатился.

Я снова приложился к своему стакану, а Брауни тем временем внимательно наблюдал за мной. Он ждал, что я еще скажу. И я сказал:

– У меня такое ощущение, что жизнь для меня кончилась.

И тут я не соврал, у меня действительно было такое ощущение. Я бы, наверное, был рад в тот момент, если бы Брауни встал и пристрелил меня прямо на месте. Но он бы никогда такого не сделал, поэтому и сидел сейчас открыто на людях, как почтенный гражданин, потому что и был почтенным гражданином. На нем лично не висело никаких убийств.

– Да у тебя всегда такое ощущение, – подколола Ви, по-видимому, решив, что лучшей тактикой сейчас будет высмеять меня, что она успешно делала постоянно, несмотря на то, что мы с ней теперь были сообщниками.

– Ну ладно тебе! – рыкнул на нее Брауни. – Он в трауре.

– Нет, ну правда. У него постоянно такое ощущение. Вечно ноет и ноет…

Брауни снова одернул ее:

– Если ты сейчас не заткнешься, я тебя сам заткну. – И он показал ей кулак. Потом повернулся ко мне. – Ну-ка расскажи мне про своего сына. Хочу послушать. Да и тебе сейчас надо выговориться. Я могу себе представить, как это тяжело. Ты же не можешь держать это все в себе. Давай, рассказывай!

Я посмотрел на Ви. Вид у нее был такой, будто ее сейчас вырвет. Обхватив себя за плечи, она потерла их руками, словно очень замерзла.

– Ну что я могу сказать? Я на самом деле почти не знал Джо, – признался я.

Брауни кивнул с понимающим видом.

– Он всю свою жизнь прожил с матерью. Меня даже не было рядом, когда он родился. Ему, наверное, было годика два, когда я увидел его в первый раз. Сейчас это так глупо звучит… Глупо, что я совсем не знал его. Хотя мои родители тоже почти не знали меня, пусть я и жил с ними в одном доме. Они никогда не могли понять моей любви к книгам. Но прочли все, что я написал, и гордились мною, даже если и совсем не понимали моих книг.