Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава девятнадцатая. Заговор и убийство
А припадочный парень — придурок и вор -
Мне тайком из-под скатерти нож показал…
В. В. Высоцкий
На следующий день, под вечер, нас неожиданно навестила делегация из двух деревенских женщин, которые спросили Романова. Юрист, в сопровождении Тузика, как раз занимался очень важным делом: подложив надувной матрац, возлежал на песчаной косе и ожидал звонка колокольчика, сигнализирующего о поклевке на донной удочке. Ради дам, пришлось отвлечь юриста от его несомненно важного занятия. В процессе последовавшего знакомства и общения выяснилось, что результатом посланной из озорства телеграммы явились события, на которые в деревне никто и не надеялся, так же, как на новогодний гром или тринадцатую зарплату. Телеграмма Романова непосредственно в обком партии неожиданно сработала. Там не знали, кто таков автор телеграммы, но знали члена ЦК КПСС Романова, а потому, на всякий случай цыкнули на неповоротливый Облпотребсоюз. От начальственного пинка кооператоры встрепенулись, обнаружили, что на их складах и соли и спичек хоть завались и немедленно отреагировали. Уже к обеду в магазин прибыла автомашина, доверху груженая солью. Торговлю вермутом пришлось временно прекратить и мобилизовать очередь на разгрузку. Едва отошла эта машина, как, к неудовольствию продавца, подошла другая, на этот раз со спичками. Пришлось разгрузить и эту. В результате короткого и бурного обсуждения происшествия, виновник стремительной ликвидации дефицита и автор телеграммы был вычислен, установлен и признан лицом влиятельным. А через Никодима удалось узнать и его местонахождение. Никодим, успевший уже два раза подряд основательно опохмелиться, любезно пояснил любопытным, что искомое лицо, не кто иной, как столичный адвокат, которому пришла пора уединиться на природе, как Ленину в Разливе, чтобы писать в защиту трудового народа. Из сказанного Никодимом, немедленно последовал вывод: человек, способный защитить трудягу, находится рядом и может написать жалобу, которых у селян скапливается так много, что и не определить какая важнее и на кого, и куда жаловаться. Адвокат, конечно, разберется что почем.
Романову, естественно, и в голову не приходило заниматься практикой на природе, да еще во время отпуска. Но, когда прибывшие с дарами в виде молока и сметаны, дамы подступили к нему со своими просьбами, отказать не смог и от рыбалки отвлекся. У одной, которая помоложе, и жалоба оказалась попроще: она просила поспособствовать, чтобы в магазин завезли колготки и товары детского ассортимента. Этой Владимир на страничке из тетрадки с ходу настрочил жалобу в облпотребсоюз и посеял в ее душе надежду на скорое удовлетворение потребностей членов-пайщиков. Со второй пришлось долго беседовать, чтобы разобраться в сути вопроса. У этой женщины, сельского почтальона, на авиахимработах погиб муж. Авиахимработы тогда у аграриев входили в моду и усиленно пропагандировались с трибун всех уровней. Более того — насаждались райкомами как передовой метод ведения сельского хозяйства. Если необходимо подкормить мочевиной молодую капусту — вызывай самолет, появилась на всходах зловредная черепашка — летит опылять поля гексахлораном и ДДТ целая эскадрилья кукурузников. От их работы черепашки на полях поубавится, а заодно сдохнут в окрестных полях зайцы, перепела, куропатки и прочая живность, вплоть до карасей в ближних озерах. Но за них райкому не отчитываться, а за внесение гербицидов и ядохимикатов — еженедельно. Для этого специальную организацию создали — Сельхозхимию. А если создали, то утвердили ей и план и отчетность. Сельхозрабочие от этой химии чихали, кашляли до слез, но умирали не немедленно, как черепашки, а с отсрочкой исполнения в будущем. За ударный труд им полагались переходящие красные вымпелы, благодарности и, особо отличившимся полеводам, служебная жилая площадь. Муж почтальонки на самолете не летал, а работал бригадиром полеводов. В его обязанности входили задачи попроще: заправлять самолеты ядом и, при обработке поля, сигнализировать пилоту флагом-отмашкой о конце участка и развороте на новый залет. Каждый раз ему при этом доставалась порция распыленного сверху яда. В конце дня, сигнальщик пропитывался гексахлораном настолько, что жирные навозные мухи дохли при подлете к нему на расстоянии не ближе метра. Домой с таким запахом хоть не приходи — не пустят. О том, чтобы обеспечить агрохимикам хотя бы душ после смены, совхозное начальство даже не подумало. И вот однажды в знойный день, после обработки поля, бригада полеводов пошла смыть с себя яд в ближайшем озере, которое было известно ледяными ключами. С разбегу нырнув, муж почтальонки уже не вынырнул. Спазм сердца или еще что — уже не узнать. Да никто и разбираться не стал: посчитали, что сам утонул. После похорон остались без отца в совхозной квартире двое детей и их мать, к совхозу, можно сказать, не причастная и с символической зарплатой, на которую двоих детей не подымешь. Вся ее надежда была на добрых людей — может, не забудут. И не забыли. Вскоре вместо помощи им от совхоза пришло извещение с требованием в месячный срок освободить служебную жилплощадь. Иначе — будут выселены принудительно. В деревне все почтальонку знали, на словах сочувствовали, но никто не вступился. Может, завидовали хорошей квартире с отоплением и водопроводом, или не хотели с директором ссориться, поскольку он человек злопамятный, а своя рубашка всякому ближе к телу. Вот фельдшерица из совхозного медпункта попробовала вступиться, расскандалилась с директором, но без толку. В ответ он медпункт в соседнюю деревню перевел. Теперь туда она ходит пешком, и все деревенские тоже. До, назначенного совхозом, выселения осталось немного дней, а выезжать ей некуда: у почты жилья нет. Вот оператор связи и подсказала, что неподалеку рыбачит на
