Замок Горменгаст - Мервин Пик

И вот пришла ночь, когда он, сколько он не прислушивался, не смог уловить ни звука. И в последующие ночи ничто уже не нарушало тишину.

И Флэй понял, что безумному существу, скрытому за каменной стеной, пришел конец. Он так никогда и не узнал, что же это было за существо, которое смеялось и разговаривало само с собой жестяным и страшным двойным голосом. Он так никогда и не узнал, что ему довелось быть последним и единственным человеком, который слышал голоса их милостей Коры и Клариссы. Комната, в которую их когда-то заманили, находилась выше и немного сбоку от коридора, в который забрел Флэй, а вентиляционная шахта, скрытая в стене, доносила до него их голоса. Флэй так никогда и не узнал, что за запертыми дверьми своей комнаты сестры-близнецы, оставшиеся без пропитания – Щуквол после происшествия с топором более не появлялся и соответственно не приносил им еды, – постепенно теряли рассудок. Их сумасшествие становилось все более глубоким, а в минуты просветления они осознавали, что умирают.

Когда слабость окончательно одолела их, они улеглись рядышком и, глядя в потолок, тихо умерли – в одно и то же мгновение.

Глава сорок шестая

В то время как Флэй предавался в Безжизненных Залах размышлениям над тем, что же ему довелось услышать, и безуспешно пытался разгадать загадку таинственных звуков, Щуквол, поднявшись с постели, не теряя времени взялся настойчиво утверждать себя в роли Хранителя Ритуала. У него не было иллюзий в отношении того, какова будет реакция обитателей Замка, когда они поймут, что он выполняет функции Хранителя Ритуала не временно, а пытается остаться в этой должности постоянно. Щуквол не был стар, он не был сыном Баркентина, он не принадлежал ни к какой группе ритуалослужителей, у него не было никаких оснований претендовать на Титул Хранителя Ритуала – он был лишь учеником утонувшего калеки. Но он обладал разумом и выносливостью, чтобы выполнять весьма обременительные обязанности, возлагаемые на Хранителя Ритуала. И хотя этого было далеко не достаточно, однако давало надежды на успех.

Положение осложнялось тем, что в его внешности произошли страшные перемены. И ранее его острые плечи, его сутулость, его бледность, его темно-красные глаза никогда не располагали к дружбе с ним (хотя он и не пытался завести с кем-нибудь приятельские отношения). А теперь, даже несмотря на то, что в Замке не очень ценили физическую красоту, его сторонились еще больше.

Ожоги на лице, шее и руках зажили, но оставили после себя следы, которые могли уничтожить лишь могильные черви. Лицо его стало пегим – туго натянутая фиолетовая кожа ожогов соседствовала с восковой бледностью нетронутых огнем участков. Руки были покрыты кроваво-красной и фиолетовой кожей, местами сморщенной и местами гладко натянутой; все складочки и морщины делали его руки похожими на лапы мифического зловредного существа.

Однако в этом уродстве для Щуквола был и выигрышный момент: оно не только вызывало отвращение, но одновременно напоминало всем о том, что это именно он, Щуквол (а версию о смерти Баркентина, предложенную Щукволом, пока никто открыто не подвергал сомнению), рисковал своей жизнью, чтобы спасти Наследственного Хранителя Ритуала. Это он много недель находился на грани смерти и испытывал невероятную боль, потому что проявил огромную самоотверженность и попытался вырвать из лап смерти главного Хранителя традиций Горменгаста. Разве можно, учитывая все это, ставить ему в вину его отвратительную внешность?

К тому же в глубине души Щуквол был уверен, что, несмотря на всю предубежденность к нему, в конце концов его противникам придется принять его, невзирая на ожоги, на его происхождение, на все те слухи, которыми полнился Замок – да, они вынуждены будут принять его по той простой причине, что никто, кроме него, не обладал нужными знаниями. Баркентин никому не передал свои тайные знания. Тома перекрестных ссылок, которые необходимы были для того, чтобы проводить обряды и ритуалы должным образом с учетом всех факторов, остались бы непонятными даже для наиболее сообразительных, ибо первоначально следовало изучить всю символику, требующуюся для их понимания. Только для того, чтобы понять принцип, по которому располагались бесчисленные книги в библиотеке, Щукволу понадобился целый год, хотя при этом ему, пусть и неохотно, помогал Баркентин.

Щуквол действовал осторожно, с большой хитростью. И постепенно его стали принимать чуть ли не как законного наследника Хранителя Ритуала, более того, у некоторых обитателей Замка Щуквол стал вызывать нечто вроде восхищения, хотя и смешанного с горечью. Он ни на йоту не отклонялся от всех неисчислимых предписаний Закона Горменгаста, и это проявлялось изо дня в день, когда он отправлял те или иные обряды и ритуалы. И к концу каждого истекшего дня он знал, что его положение пусть и очень незначительно, но укрепилось.

Сам же Щуквол не мог себе простить ту нерасторопность, которую проявил во время убийства Баркентина. Его мучило не столько то, что произошло с его телом, но прежде всего то, что он совершил такие непростительные ошибки. Его рассудок, всегда бесстрастный и безжалостный, теперь превратился в ледяной сгусток, лишенный каких-либо эмоций, ясный и бесчувственный. Теперь вся его воля была направлена на то, чтобы все крепче и крепче держать Замок в своих обожженных руках. Он знал, что каждый следующий шаг ему следует делать с величайшей осторожностью, что, несмотря на жесткую традицию, которая опутывала жизнь Горменгаста, жизнь эта тем не менее в своих глубинах была темной и непредсказуемой; всегда были те, кто сомневался, те, кто присматривался, те, кто прислушивался. Щуквол понимал, что для того, чтобы его мечты осуществились, ему нужно всемерно укрепить свое положение, на что уйдет, может быть, лет десять; он не будет рисковать, он будет предельно осторожен, он будет создавать себе репутацию человека, который является не только высшим авторитетом по вопросам традиций Замка и Ритуала, но и неутомимой личности, полностью преданной своему делу, доступ к которой, однако, будет исключительно затруднен. Это даст ему достаточно свободного времени для осуществления собственных целей и поможет создать легендарный образ Щуквола-святого, действия которого не подлежат обсуждению. Разве он не прошел страшное испытание огнем и водой, бросившись, не раздумывая, спасать того, кто был самой душой традиций Горменгаста?

Щуквол спланировал все на много лет вперед. Для молодого поколения он должен стать чем-то вроде бога, но поначалу он должен строжайшим и неукоснительным исполнением всего того, что требуется от Хранителя Ритуала, возвести основание трона, на который в один прекрасный день воссядет.