Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

— Что-нибудь особенное запомнилось?

— Ну… — кассирша замялась и неожиданно зарделась. — Деньги он так небрежно швырнул… Крупные. И акцент у него западный такой, протяжный, с пришепетыванием.

— О чем вы говорили?

— Да так… Он билет покупал… О чем можно говорить? Говорил, любит «трасифо жить»…

— Когда он брал билет?

— Как когда?

— Днем, ночью?

— Ночью. Где-то за полночь.

— Что вы можете еще сообщить?

Кассирша вконец растерялась.

— Н-ничего…

— Спасибо. Благодарю за информацию. Вы свободны.

— Он мог быть из паровозной бригады? — спросил Геннад Палуча, когда дверь за кассиршей закрылась.

— Да ну! — отмахнулся Палуч. — Паровозные бригады у нас не меняются. А потом, в спецовках они все, Лоши бы сразу так и сказала. Да и зачем железнодорожнику билет брать — так бы сел.

— А взять пассажира на паровоз могут?

Брови Палуча взлетели. Минуту он сосредоточенно раздумывал, затем сказал:

— Вообще-то, могут. И на крыше вагона он мог ехать — там с паровозной трубы такую гарь несет, что пуще чем у топки сажей перепачкает. Но, с другой стороны, зачем ему мерзнуть на крыше или жариться возле топки, если при нем были крупные деньги? Ишь, в люкс-вагон билет взял. Да за пол этой цены его любой проводник как дорогого гостя бы устроил. А потом, помыться у нас негде, разве что под колонкой. Но паровозную гарь так просто не отмоешь. Лоши бы так и сказала. Она хоть и рохля, но чистюля, каких свет не видывал.

Геннад восстановил в памяти карту местной железнодорожной ветки. Перегон от Кабаньи до Крейдяного проходил лесом и верст двадцать пролегал вдоль кордона с Соединенными Федерациями. Именно здесь псевдо-Таксон и мог подсесть на поезд и забраться на крышу состава. Но где в Крейдяном он смог помыться?

— У вас баня есть?

— А как же. Еще дед срубил. Попариться с дороги?

Геннад рассмеялся.

— Нет, спасибо. Я прорабатываю версию, где мог помыться мой разыскиваемый. В Крейдяном общественная баня есть?

— Была. Но, когда в воде обнаружили мутагенные органоиды, ее закрыли. — Палуч призадумался. — Вот разве что в «стойле»…

— Это что — хутор?

— Нет, — на этот раз рассмеялся Палуч. — «Стойлом» у нас называют публичный дом. Кобылки там… Ну и душ, естественно, есть.

— И где находится ваше «стойло»? — спросил Геннад.

— А прямо по центральной улице. С версту отсюда, в бывшем палаце наркульта.

— Ну, спасибо.

Геннад встал.

— Ну, пожалуйста. Заходи еще. К нашему, так сказать, шалашу…

— При случае не премину, — улыбнулся Геннад.

— Не промини, не промини, — переиначил Палуч.

Они рассмеялись, пожали друг другу руки и расстались, довольные знакомством.

На улице неожиданно ярко светило солнце, первый снег таял на глазах, беззвучно ссыпаясь с деревьев, капелью срываясь с соломенных крыш. Местами обнажившаяся земля обманчиво пахла ранней весной. Выбирая, где посуше, Геннад зашагал по улице, но все равно, грязи пришлось помесить достаточно, пока добрался к бывшему палацу наркульта — помпезному зданию с колоннами и двускатной крышей, напоминавшему храмы перводемократической Греллады, существовавшей две тысячи лет назад.

Дверь долго не открывали, несмотря на то, что Геннад, выйдя из себя, забарабанил ногами. Оно и понятно — работа ночная… Наконец послышались торопливые шаги, громыхнул засов, и дверь распахнулась. На пороге стояла, ежась от холода в одной ночной рубахе, заспанная толстуха.

— Чего спозарань надо? — сварливо гаркнула она. — Вечером приходи!

— Хозяйку надо! — безапелляционно заявил Геннад, наметанным взглядом определив в толстухе привратницу. Отстранив ее, он протиснулся в дверь и, сориентировавшись в коридоре, прошел в холл.

— Ходют тут всякие по утрам… Хозяйку им подавай… — семенила сзади привратница, сбитая с толку напористостью раннего гостя. — И откуда такие прыткие берутся…

Геннад развернулся и ткнул ей в лицо удостоверение.

— Такие прыткие берутся из Столицы, — отрезал он. — Одна нога здесь, другая — там. Чтобы через минуту хозяйка была тут.

Толстуха охнула, присела и выскочила в коридор. К исполнительной власти в домах терпимости относились с особой почтительностью.

Геннад осмотрелся. Большая комната, вдоль стен — диванчики, несколько столиков с мокрыми пятнами сивухи, на полу — окурки. Убирали тут, видно, позднее, после полудня. Он сел на диванчик и фривольно закинул ногу за ногу. С ботинка на пол сорвался увесистый ком грязи.

Через минуту в холл в сопровождении привратницы поспешно вплыла высокая моложавая женщина со слащавым лицом. Одной рукой она поддерживала не застегнутый халат, другой пыталась поправить всклокоченную прическу.

— Ах, какой гость! — с порога залебезила она приторным голоском. Какой гость у нас! День славный!

Геннад надменно кивнул и небрежно показал удостоверение.

— Статс-лейнант Геннад из столичной центурии. Мэдам…

— Кюши, — умильно подсказала хозяйка дома терпимости. — Мэдам Кюши.

— Мэдам Кюши, я хочу, чтобы вы сейчас собрали здесь всех своих девочек.

Мэдам только глянула на привратницу, и та вновь исчезла.

— Что привело к нам господина статс-лейнанта? — обворожительно улыбнулась мэдам Кюши и, вскинув подол халатика, села рядом с Геннадом вполоборота к нему. Ее маленькие глазки масляно блестели.

— Дела, — коротко бросил Геннад. Приходилось ему видеть сальные взгляды мужчин на женщин, но у женщин он такой взгляд встречал впервые.

— Мои кобылки проходят еженедельный медосмотр, — елейным голоском попыталась прощупать причину визита мэдам. — Пригласить нашего доктора?

— Я не из санстанции, — поморщился Геннад.

В комнату стали входить девицы. В халатиках, простоволосые, заспанные, зевающие. Они вяло здоровались сонными голосами и, повинуясь взгляду мэдам, останавливались посреди комнаты, выстраиваясь полукругом напротив Геннада. Как на смотрины.

— Это все мои девочки, — проворковала мэдам. — Девочки, этот господин из Столицы. Статс-лейнант Геннад. Он хочет…

Мэдам вопросительно посмотрела на Геннада.

— … Задать всем один вопрос, — закончил он за мэдам. — Этим летом одну из ночей у вас провел вот этот человек. — Он достал из кармана фотографию и передал мэдам. — Прошу ознакомиться.

Мэдам внимательно изучила снимок и передала его крайней девице.

— Вы знаете, не припоминаю, — страдающим контральто вывела мэдам. — У нас бывает столько посетителей…