Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, в каждом небольшом храме служил соответствующий смотритель – жрец, в обязанности которого входило присутствовать и помогать при проведении частных жертвоприношений. Но и без жрецов в избытке хватало прорицателей и предсказателей, которые могли ответить на ваш вопрос: «Будет ли это благоприятный день для свадьбы моей дочери?» или «Есть ли какие-нибудь неблагоприятные знаки, предостерегающие против покупки этой фермы?» Крупные общественные служители религий в действительности являлись государственными служащими, назначавшимися императором[368]. Обычно они объединялись в знаменитую Священную коллегию, члены которой исполняли свои обязанности пожизненно. Лицами, удостоенными такой чести, были почтенные сенаторы, отобранные после окончания их гражданской или военной карьеры.
Понтифики. В целом же самой большой официальной славой пользовались 15 понтификов. Они не только имели право контроля за всем, что касалось вопросов культуры, но и обладали почти таким же статусом, как и их старший коллега, сам император, который всегда занимает пост верховного понтифика (Pontifex Maximus) – главы римской религии.
До того, как Юлий Цезарь провел реформу календаря, понтифики исполняли важную обязанность – устанавливать на каждый год дни dies fasti, только в которые все законные сделки могут быть осуществлены должным образом, к кому же они обладали полномочиями вмешиваться почти во все вопросы, касавшиеся жертвоприношений, ритуалов, храмовой собственности и т. д. Их глава, верховный понтифик, в частности, следил и решал все вопросы, связанные с девственными весталками, а также опекал коллегии жрецов, которые вели знаменитые Libri Pontificales («Книги понтификов»). Это был известный и знаменитый свод данных, касавшихся всякого рода незнакомых религиозных ритуалов и процедур в экстремальных религиозных обстоятельствах[369].
Авгуры. Понтифики, однако, в реальности являются скорее «уполномоченными по религиозным вопросам», чем истинными жрецами, но наряду с ними существует другая значительная группа «священных» деятелей, которая представляется в той же мере нежреческой. Это augurs, официальные истолкователи воли небес; так что почти каждый сенатор лелеет надежду получить назначение в эту коллегию, невзирая на то что еще давным-давно Цицерон заметил, что «два авгура никогда не должны встречаться, не подмигнув друг другу». В коллегию входят шестнадцать авгуров, которые пользуются привилегией носить затканную красным «тогу претек-ста» и священный жезл – lituus. Наука предзнаменования, высшими хранителями которой они, как предполагается, являются, представляет собой нечто, на что люди древности, особенно этруски, затратили громадное количество энергии.
Италийцы, в общем, относительно мало верили в астрологию и немногим больше – в сновидения как в откровения божественных намерений. Куда больше они доверяли полету птиц, странному поведению животных, рождению уродов, раскатам грома, метеорам и тому подобным предзнаменованиям. Даже в дни Адриана многих интеллигентных людей охватывал ужас, если они видели ворону, с карканьем пролетавшую над их семейным кладбищем, или откладывали свою поездку, если черная змея переползала через дорогу как раз тогда, когда их экипаж трогался в путь.
Многое могло означать чиханье в тот или иной момент или запинание при входе в жилище, поэтому во многих домах привратник в атрии при входе гостей постоянно восклицал: «Dextro pede!» («Сначала правой ногой!») – всякому входившему в вестибюль. Определенные знаки оказывались просто ужасными: так, например, каждая группа людей, в которой с кем-нибудь случался эпилептический припадок (ясный знак божественного гнева), должна была немедленно разойтись.
Если же боги не выражали ясно своей воли, ни одно общественное действо не могло состояться без по крайней мере обращения с формальным вопросом: «Благоприятствуют ли этому небеса?» Это делали путем наблюдения за курами, клюющими зерно перед открытием сессии сената[370], но куда более надежно было обратить взор к небесам и ждать знака. Если авгур видел воронов, летевших по правой стороне неба, то этот знак был благоприятен; ну а ворон, появившийся слева, означал, что небеса не будут препятствовать неудаче предприятия. Поведение орлов, сов, дятлов и некоторых других видов птиц следовало рассматривать более комплексно. Во внимание принимались их крики, стиль их полета, а также его направление.
Нам недостает времени, чтобы подробно описать весь ритуал, необходимый авгуру, когда, по просьбе того или иного значимого магистрата, он исследовал волю богов, чтобы понять: благорасположены ли небеса проведению той или иной официальной акции? Кстати, им отнюдь не требовалось выжидать положительного благоприятного знака; куда чаще было достаточно того, чтобы в продолжении определенного времени авгур не смог увидеть никакого неблагоприятного знака – неправильно летящей птицы, метеора или удара грома. Этот удобный интервал времени являлся формальным «молчанием» (silenncium) богов; так что многие авгуры порой намеренно теряли на это время зрение и слух, чтобы не заметить ничего, что могло бы воспрепятствовать желаемому событию. Тем не менее подобный фарс всякий раз проводился вполне серьезно, поскольку для чего же было римлянам отказываться от освященного веками обычая?
Фламины (flamines). Авгуры наряду с понтификами весьма высоко почитались в Древнем Риме, но наиболее значительными, причем истинными жрецами в нем были фламины. Существовало пятнадцать фламинов, распределенных для службы различным богам, но трое из них занимали самое высокое положение – фламины Юпитера, Марса и Квирина (обожествленного Ромула), причем первый из них, обычно называемый Flamen Dialis, считался их главой.
Быть назначенным Flamen Dialis оказывалось чрезвычайно почетным, и Грация гордилась тем, что ее дядя недавно получил эту пожизненную должность, став, таким образом, одним из высших жрецов. Фламин Юпитера имеет право на курульное кресло, как и у магистратов, и пользуется социальными прерогативами, более высокими, чем у многих других должностных лиц, уступая в этом только императору и консулам. Он также постоянно носит «тогу претекста», подобно многим высокопоставленным служащим, хотя она должна быть из толстой шерсти, свитой руками его жены. В довершение к этому он обязан всегда появляться на людях в особом остроконечном головном уборе, несколько напоминающем «дурацкий колпак» будущих времен, увенчанным apex’ом – заостренным колышком из древесины оливкового дерева, обвитым клочком шерсти.
Старому Папирию завидует множество людей в Риме, сам же он горько сетует на ту цену, которую ему приходится платить за свою славу. Он не может садиться на лошадь и даже не смотреть на армию в боевом строю, давать клятву и проводить даже одной-единственной ночи
