Багровая заря - Елена Грушковская

— Ясно, кто, — сказала я. — Те, с кем мы только что бились. Больше некому.

Так оно и было. Всё, что мы могли сделать, это собрать просыпанный прах и расставить по местам. Конечно, он весь смешался, и пришлось насыпать его в урны без принадлежности какому-то конкретному покойному. Закончив с этим, мы поставили в одну из свободных ячеек прах Акселя и подписали его временной табличкой — маркером на пластмассовой пластинке. Высморкавшись, я увидела на платке что-то чёрное. Хоть я и редко дышала, но прах осел в моих ноздрях.

9.7. Усталость

Наше возвращение было печальным. Я сразу же рассказала Юле о происшествии в колумбарии. Она была возмущена и отдала Каспару приказ обеспечить неприкосновенность праха. Он пообещал обнести колумбарий оградой, а сверху натянуть сетку, на которую будет подаваться напряжение.

Я чувствовала безмерную усталость. Меня бесило всё: и эта война, и Октавиан вместе с призраком Великого Магистра, и Юлины властолюбивые амбиции. Себя я ненавидела тоже. Только один человек мог — хотя бы на время — согреть моё ожесточённое сердце, и к этому человеку я поспешила направить свои усталые стопы.

Своего любимого человечка я застала в моём кабинете. Она сидела в кресле, развалившись и закинув стройные длинные ножки на стол, а на диване сидел стильно одетый парень с мраморно-бледной кожей и холодной кровью. Голубой лёд глаз, нога, небрежно закинутая на другую, перстень на пальце, две расстёгнутые верхние пуговицы рубашки, русые кудри — передо мной был не кто иной, как Гриша, приёмный сын президента «Авроры». Мне почему-то вспомнились упругие персиковые ягодицы, и я на мгновение смешалась. Он обольстительно улыбнулся мне и даже не соизволил встать.

— Привет, Аврора.

Мне, привыкшей к почтительности со стороны всех без исключения авроровцев, это показалось чуть ли не верхом нахальства. Этот балованный мальчишка, видимо, полагал, что ему позволено всё. А ещё меня взбесило то, что он разглядывал ножки Карины, которые та как будто специально выставляла перед ним напоказ. Надо бы узнать, что тут произошло без меня.

— Вам не кажется, что вы чересчур фамильярно здороваетесь со мной, юноша? — сказала я сурово. — И вставать перед старшими вас не учили?

Это несколько сбило с него фамильярно-вальяжный вид. Он поднялся с дивана.

— Извини, Аврора, — сказал он смущённо. — Я хотел с тобой поговорить, но вот уже несколько дней не могу застать тебя.

— Правильно, — сказала я. — Потому что я не сижу на месте. — И добавила, намекая на покачивающуюся в кресле Карину: — А ты, я вижу, тут не скучал в столь приятном обществе.

Я сбросила ноги Карины со стола, согнала её с кресла и опустилась в него сама. Сняв сероватые, покрытые тонким слоем праха перчатки, я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— Ты устала, мамуль? — спросила Карина, прильнув к моему плечу.

— Чертовски, — сказала я, не открывая глаз. — Я не спала четверо суток и ужасно хочу наконец вздремнуть хотя бы пару часиков.

— Ты опять ведёшь образ жизни, из-за которого ты заболела, — укоризненно сказала Карина. — Если так будет продолжаться, ты снова свалишься!

Я с трудом открыла глаза. Под веки мне как будто песку насыпали. Во мне клокотало раздражение, но я сумела сдержаться.

— Ничего не поделаешь, — сказала я сухо. — Сейчас такое время.

Тут опять выступил Гриша.

— Аврора, можно с тобой поговорить?

— Позже, — простонала я, снова закрывая глаза и откидывая голову. — Ты не видишь, что мне сейчас не до разговоров?

Тихо, но упрямо Гриша возразил:

— Прошу прощения, но это очень важно для меня. Позже я опять могу тебя не застать.

Усилием воли я заставила себя разлепить шершавые веки и посмотреть в его красивое, гладкое лицо.

— Ну почему тебе приспичило именно сейчас со мной разговаривать? Я еле живая от усталости. Впрочем, я знаю, о чём ты пришёл говорить… Об этом не может быть и речи.

Его пухлые губы дрогнули.

— Почему?

— Да потому. Тебе не место в стае «волков»… Не обижайся, мальчик, но я боюсь, что ты весьма слабо представляешь себе, что значит быть «чёрным волком». Может быть, с людьми ты круто расправляешься, но доводилось ли тебе когда-нибудь сходиться в схватке с равным тебе по силе существом, а то и с несколькими сразу?

— Нет, не доводилось, — сказал он. — Да, у меня нет такого опыта. Ну и что? Я знаю, что недавнее пополнение рядов «волков» тоже не всё сплошь состоит из опытных… Это не причина, чтобы мне отказывать. Я научусь всему очень быстро.

— Зачем тебе это? — спросила я. — Если для того, чтобы потешить своё самолюбие, похвастаться перед друзьями формой «волков», то до свиданья… Даже не суйся. Не трать моё время и не подвергай свою жизнь опасности, с которой у тебя кишка тонка столкнуться. Лучше оставайся под крылышком у мамы… Тусуйся в клубах, крути попой на танцполе, снимай девочек. Это то, что у тебя получается лучше всего. Вот и продолжай это делать.

Казалось, что он вот-вот заплачет. Но он сдержался, только заиграл желваками на скулах.

— Они два раза чуть не убили маму, — проговорил он глухо. — Этого недостаточно?

— Ах, вот как, — усмехнулась я. — Что ж, это веский аргумент. Вот только твоя мама против того, чтобы ты вступал в ряды «волков». Боюсь, она тебя к нам не отпустит. Я не хочу с ней ссориться. Она всё-таки президент «Авроры».

— Но ты — сама Аврора, — стоял на своём Гриша. — Стоит тебе сказать слово, и она не посмеет ослушаться.

— Я не хочу ставить вопрос таким образом, — сказала я. — Ещё раз обсуди это с Юлей. Если она согласится, то пусть сама скажет мне об этом. Тогда и поговорим.

Я говорила с ним, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Я произносила слова, чувствуя, что мой мозг неумолимо отключается. Гриша ещё что-то говорил, но до меня доносилось только невнятное бормотание. Потом я услышала, как Карина сказала:

— Мама устала и не в духе. Лучше потом.

В самом деле, какого чёрта ему делать здесь? Единственная вещь, которая у него хорошо получается, это вертеть задом… Весьма неплохим, кстати. Где уж этому холеному оболтусу. Через месяц сбежит. Или погибнет. На что он надеется? Надеть форму, щеголять перед девочками? Терпеть не могу таких. С другой стороны, жалко. Молодой и красивый, жаль отправлять его в этот ад. Он разглядывал её. А она и ноги на стол. Козявка, а туда же. Только пусть попробует.

Мои мысли спутались, и я провалилась в сон.

9.8. Сквозь ресницы

— Мамуля, ты ложись, — защекотал моё ухо тёплый шёпот. — Не спи в кресле.