Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк

Наутро я проснулся на диване со страшной головной болью. На цыпочках прошёл в спальню, чтобы разбудить Мэрилу и Тину, и остановился, как вкопанный.

— Дорогая, что с тобой?

Мэрилу разлепила один глаз.

— А то ты не знаешь?

— Нет же, Господи, я только помню…

— Это ты сделал, Брэд.

Я вспомнил всё.

— О Боже! — заплакал я. — Я ведь люблю тебя… как я мог? Мэрилу, что со мной? Что не так?

Кровотечение остановилось, и лицо Мэрилу представляло сплошное месиво синяков и кровоподтёков. Один глаз заплыл и не открывался, другой стал красным из-за лопнувших сосудов. Верхняя губа запеклась и сильно распухла.

Только через десять дней, нанеся на лицо толстый слой макияжа и надев тёмные очки, Мэрилу решилась выйти в гастроном на углу. Если не всматриваться, никто и не сказал бы, что её били.

Я поклялся не брать в рот ни капли, но, откровенно говоря, такое обещание сдержать я не мог.

За два дома от нашего жил один ветеран Вьетнама. Он жил с матерью, потому что ноги его были парализованы: он наткнулся на мину в «Железном треугольнике». Как-то раз я перекинулся с ним парой слов. Его вид в кресле-каталке всколыхнул во мне много неприятных воспоминаний, и после того раза я всячески избегал его.

Но от войны убежать невозможно. Всё напоминало о ней. Даже радио. Я включал радиоприёмник, слышал голос Кенни Роджерса, поющего «Руби, не увози любовь в город», и сразу вспоминал беднягу-соседа, а за ним — Дэнни и Криса, и круг повторялся.

Достаточно было слегка хлебнуть, или услышать знакомую мелодию, или посмотреть 30 секунд репортажа из вечерних новостей «Си-Би-Эс», и Нам был тут как тут. Словно горящая спичка падала на смертоносную смесь бензина и воздуха. И я взрывался. Предметы окрашивались в багровые тона. Кровь гнала по жилам адреналин, заставляя дрожать мою оболочку. Я входил в транс и моментально переносился во Вьетнам. Я свирепел и вымещал злость на Мэрилу. Потом я плакал и плакал, открывал бутылку и напивался до беспамятства.

Такое стало происходить со мной почти каждый вечер, я превратился в Джекилла и Хайда наяву.

К середине марта снег растаял, зазеленела трава, набухли почки — весна шла своим чередом.

Лицо Мэрилу зажило, и мы заговорили о покупке собаки.

По субботам я вставал рано, и мы с Тиной шли в гастроном. Я покупал себе газету, ей — конфеты, и в парке, пока Тина каталась с горки и строила домики в песочнице, просматривал объявления о продаже собак.

Однажды я показал Мэрилу одно объявление в «Вашингтон Стар» о продаже щенков гончей. Щенки были на ферме в Вирджинии, совсем недалеко.

— Давай съездим посмотрим, Мэрилу, за посмотр денег не берут, да и день такой хороший — прокатимся.

Щенок стоил 50 долларов — как раз такую сумму нам подарили мои дядюшка с тётушкой на свадьбу. Все щенки были сообразительны, и, всласть позабавившись, мы выбрали пухленького кобелька и дали ему кличку Стар — по названию газеты, где мы нашли объявление.

Не доехав до дома, мы уже влюбились в Стара, и Стар отвечал нам тем же: грыз ножки мебели и жевал провода телевизора.

На службе я исправно исполнял свои обязанности — честь по чести — и мне вернули звание специалиста 4-го класса, а это значило увеличение денежного содержания. Мэрилу по-прежнему возила меня на службу и обратно. Вечером у телевизора я чистил обувь и пряжку. А она следила, чтобы по утрам у меня была наготове чистая накрахмаленная рубаха.

Тина была ещё слишком мала, чтобы ходить в школу, она целыми днями пропадала в парке, а раз в неделю вместе со своей матерью, перед тем как ехать за мной, ходила за покупками. Я ждал конца дня как на иголках и поминутно выглядывал, не подъехал ли красный «мустанг». Когда я выходил из офиса, Тина выскакивала из машины, кидалась мне на шею и чмокала в щёку, а я подхватывал её на руки и закидывал на закорки. Стар сидел в машине и лаял, словно выследил самого большого кролика к востоку от Миссисипи. Я сажал Тину на заднее сиденье, целовал Мэрилу, а Стар облизывал мне ухо, будто леденец.

Когда мы с Мэрилу ладили, не было на свете людей счастливее нас. Но когда мы не ладили, что бывало гораздо чаще, всё вокруг становилось черным-черно…

А в это время 1968-ой год отсчитывал дни:

23-го января корабль ВМС США «Пуэбло» с 83 членами экипажа на борту был захвачен северными корейцами в Японском море.

30-го января коммунисты развернули Новогоднее наступление, атаковав одновременно Сайгон и 30 провинциальных центров.

31-го марта президент Джонсон ограничил бомбардировки Северного Вьетнама. В самих Соединённых Штатах росла волна протеста против войны во Вьетнаме.

В тот самый день, 4-го апреля, когда в Мемфисе беглый преступник Джеймс Эрл Рэй застрелил доктора Мартина Лютера Кинга, я стоял в наряде по кухне. Вечером у столовой штабной роты, забирая меня со службы, Мэрилу держалась как-то по-особенному.

— На прошлой неделе я ходила к врачу, Брэд…

— Что-то случилось?

— Нет…

— Тогда что?

— Как тебе сказать?

— Ну давай, Мэрилу, не томи!

— Что ты скажешь о втором ребёнке?

— А ты что, хочешь плюнуть на таблетки?

— Я бэ-эр, Брэд!

— Бэ-эр? Что это?

— Я беременна, глупый…

— О мой Бог, ты разыгрываешь меня, да? Дело просто в гнилом зубе, ведь так?

— Участковый врач звонил мне сегодня и подтвердил, что я беременна. Это правда, Брэд. Ты не рад?

Ну что сказать. Я был в шоке. Я только что вернулся из Вьетнама. Тащил службу. Тащил жену и дочь. Едва мог позаботиться о себе, не говоря уж о семье. Эта новость меня ошарашила.

— Вот теперь я вижу: ты немного располнела в талии.

— И груди стали больше, видишь…

— Это от того, что…

— Можно подумать, ты не понимаешь.

— Ну, не так чтобы очень.

— Доктор говорит, мне рожать в начале ноября, а пока всё в порядке.

Мне понадобилось несколько дней привыкнуть к этой новости, но как только она улеглась в голове, я объявил всем, что собираюсь стать отцом. Я был очень горд. Беременность Мэрилу — добрый знак. Наступала новая жизнь, я много ждал от неё. Новая жизнь! Ребёнок! Наша кроха! И ещё каких-то неполных два месяца, и армии — конец.

Мы позвонили нашим родителям и сообщили, что скоро они станут дедушками и бабушками.

Я понял — надо брать себя в руки. Я буду отцом. Нужно заботиться о Мэрилу. Следить, чтобы она хорошо питалась и отдыхала. Ей теперь надо есть за двоих. Правда ли, что беременные женщины ведут себя необычно? Не появятся ли у Мэрилу странные желания среди ночи? Не проснётся ли особенная страсть? Нужно следить за её весом, чтоб ела поменьше соли да не поднимала тяжести. Господи, как же выкроить на свободные платья для неё? Ну да Мэрилу хорошая швея, может, сама сошьёт что-нибудь.

У неё таки появились странные желания. Несколько раз мне пришлось срываться ночью и лететь в еврейский магазинчик деликатесов за куриной печёнкой, бубликами и солёными огурчиками.

Когда Мэрилу объявила о беременности, отношения наши вроде бы наладились, и я стал даже меньше пить. Она толстела и толстела, и нам уже стало трудно помещаться вдвоём на маленьком соломенном матрасе — обязательно кто-нибудь скатывался.

В конце апреля пришло письмо от её матери: тёща собиралась приехать к нам и пробыть до конца моей службы.

Да, вот чего мне жуть как не хватало — тёщиного приезда…

Уже несколько недель по утрам я кашлял кровью и желчью и думал, что это всё от нервов. Я ничего не говорил Мэрилу и к врачу не ходил. Я хотел покинуть армию только по истечении срока службы, не зависимо от состояния здоровья.

Мы стали обсуждать, чем мне заниматься и куда мы переедем после моей демобилизации. Я разослал свои резюме куда только можно: от Вашингтона до Сан-Франциско и от Анкориджа до Майами и Гонолулу. Никаких предложений не поступило.

Я даже попробовал устроиться на должность государственного специалиста по связям с общественностью на Паго-Паго, острове на юге Тихого океана, в американской части архипелага Самоа. Я увидел объявление в «Эдитор энд Паблишер», отраслевом журнале газетчиков и полиграфистов.

От такой работы я б не отказался…

Я уже мнил себя островитянином. Это была возможность уйти от жизни в земной рай, в полинезийскую колыбель, где целыми днями смуглые, беззаботные и полногрудые девушки смеялись, плескались и занимались любовью.

— Ух ты! — сказал я. — Вот так местечко. Я хочу получить эту работу…

— Но это так далеко.

— Дорогая, Маргарет Мид в своей знаменитой книжке «Достижение совершеннолетия на Самоа» пишет, что самоанское общество абсолютно свободно от стрессов. Это значит, что стресс в обществе является продуктом человеческой деятельности, а не природных условий, он не запрограммирован в генетическом коде человека. Подумай, что это значит! Это место как раз для нас. Я покончу с выпивкой, меня перестанут мучить кошмары — всё наладится. Нам будет хорошо на Самоа, вот увидишь, поверь!