Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Заряжай пулемёт, — велел Роман Ощепкину. — Сначала отсюда дадим очередь для острастки. Бей поверх голов.
Ощепкин, кряхтя, принялся устанавливать «льюис», приладил к нему толстый рубчатый диск с патронами и улёгся брюхом на земле. Речники, чуть отступив, наблюдали с любопытством невоенных людей. Роман рассматривал промысел. Сейчас пули гулко пробарабанят по пустотелой вышке, промысел всполошится, и надо будет что-то приказать. Что?.. «Всем оставаться на своих местах, руки поднять; кто сдастся, тому не причинят вреда!..»
— Спокойно, братцы, не дёргайтесь, — раздался чей-то голос за спиной Романа, но Роман не обратил внимания на эти слова.
— Начинай, Ощепкин, — немного волнуясь, скомандовал он.
Его больно кольнуло в плечо.
— Говорено же, не дёргайся!
Роман обернулся. Ему почти в лицо утыкался длинный и тонкий штык, прикреплённый к стволу винтовки. Винтовку держал незнакомый человек в истрёпанной солдатской форме, на его фуражке вместо кокарды топырился бурый бант. Десяток других таких же солдат обступили речников полукругом и тоже целились из винтовок; Ощепкина прижали штыком к земле.
— А этот у них капитан. — Один из солдат показал пальцем на Романа. — Видел его в рубке, когда корабль причаливал.
Роман вдруг понял, что за ними незаметно следили прямо с того момента, как «Кологрив» появился в протоке рядом с пристанью. Сторож просто укрывался где-то в кустах. И теперь команда Романа — в плену.
— Обшарь их, — распорядился бородатый командир.
Несколько солдат, убрав винтовки, ловко обыскали речников, забрали оба пулемёта, а у Романа вытащили наган.
— И всё, что ли? — удивился командир. — Вы только с пулемётами и одним наганом припёрлись? Без винтарей? Вот ведь шпаки полоротые!
— Кто вы такие? — холодно спросил Роман.
— Охрана промысла. — Командир отвечал открыто, без опасений, ведь солдат было больше. — Особый отряд Ижевской народной армии. А вы кто?
Речники выдохнули с облегчением: солдаты — союзники!
— Мы — от флотилии адмирала Старка.
— Свои, значит? — улыбнулся командир, и солдаты опустили винтовки. — Чего ж вы на промысел напасть-то хотели, ишо и с «люисами»?
— Не ожидали увидеть тут ижевцев.
Командир довольно хмыкнул:
— Красные тоже не ожидали. Оченно, бля, удивились недавно.
Солдаты, да и речники, засмеялись.
— Я Лександр Кузьмич. — Командир протянул Роману руку.
— Слушай, Александр Кузьмич, — неловко замялся Роман, — у меня приказ ликвидировать промысел. Оборудование вывезти, вышки взорвать.
— А чтой-то так? — огорчился командир. — Дело-то на мази. Нефти покуда нет, конечно, дак ведь бурят. Рано иль поздно добурятся.
Роман молча пожал плечами.
— Не, брат, — решительно сказал Кузьмич и потрепал Романа по плечу. — У меня приказ ровно в оборот — уберечь промысел. Моих полтора десятка ребят ухлопали, когда мы красную матросню отсюда вышибали. Не обессудь, не могу тебе волю дать. И сила пока за мной. Я здесь главный.
Мысли Романа заметались в какой-то пустоте.
— И как же нам быть, Александр Кузьмич?
— Ну, уж не знаю… — Кузьмич почесал в бороде. — Сгоняй в Сарапул, достань мне другой приказ от командованья. За пару дней управишься.
Речники смотрели на Горецкого. Прибавка за промысел — это хорошо, но опытных фронтовиков им не победить даже с пулемётами.
— Айда к нам, ребята, — миролюбиво предложил Кузьмич. — Посидим, потолкуем. У нас татарская кумышка из Арлана — как бомба в башку! Хрен с ним, с промыслом! Лучше товарищество почтим! Враг-то у нас единый!
Речников явно воодушевила перспектива пьянки.
— Роман Андреич, сила солому ломит, — виновато усмехнулся Ощепкин.
А Роман чувствовал, как все его планы валятся куда-то в бездну, даже голова закружилась. Что предпринять?.. Сейчас, на ходу, он ничего не мог придумать. Ему нужна была пауза, чтобы привести мысли в порядок.
— Что ж, пойдём к тебе, Александр Кузьмич, — нехотя согласился Роман.
03
Кумышку, кислую водку из кумыса, пили в домике начальника промысла, в камералке, уже изрядно загаженной солдатами. Кузьмич предложил гостям ночевать на промысле в казармах рабочих, и Роман не возражал: в железном корабельном кубрике осенью было холодно. Речники и солдаты вперемешку сидели за большим лабораторным столом, обожжённом кислотами. Горели лучины, сопел ведёрный самовар, мужиков развезло в тепле, и всем было хорошо. Хмельной Кузьмич в десятый раз говорил Роману одно и то же:
— В Ижевске в исполком иди, там всё решают… Иль бо в Сарапуле к штабс-капитану Куракину, он город брал. Хрен знает, х кому тебе надо… Нас-то Куракин отрядил, а Гольянским фронтом командует Коля Цыганов…
— А где инженер, который промыслом управлял? — спросил Роман.
— Гниду эту в контрразведку отдали. С красными снюхался.
— Как же промысел работает без инженера?
— Да как… Буровой-то мастер остался. Возится там чё-то.
Роман вышел на крыльцо. У стены сидя спал солдат, к его губе прилипла дымящаяся самокрутка. Из дома доносился нестройный пьяный гомон. Роман посмотрел в чёрное небо. Над великими лесами и великими реками тихо и остро горели россыпи созвездий. Крыши сараев посверкивали изморозью.
Сейчас, когда ничто не мешало, Роман мог спокойно подумать, как же ему быть. Затея с уничтожением промысла провалилась. А без оборудования Глушкова соваться к «Шеллю» не имеет смысла. И нельзя везти груз в Уфу — рано или поздно там кто-нибудь вскроет ящики. Кругом тупик!
Роман едва не застонал от досады. Ведь у него почти всё получилось!.. Почти всё!.. Неужели он сдастся? Неужели все усилия напрасны?.. Нет! Ему нужна вторая попытка. Он снова явится сюда, на промысел, но теперь уже с вооружённым отрядом, и никто его больше не остановит. Интерес «Шелля» не пропадёт, необходимо только суметь правильно его организовать. И он, Роман Горецкий, сумеет. Ящики с ценностями Госбанка должны ждать его здесь, на промысле. Их надо спрятать, чтобы никто не отыскал. А как?..
И Роман догадался. Один раз ящики уже пережили крушение планов — пролежали несколько дней в трюме утонувшей «Боярыни». Пролежат и другой раз, ничего им не сделается. Нужно затопить «Кологрив» вместе с грузом. Потом, когда будет удобно, он, Роман, достанет ящики обратно, как достал с «Боярыни». И есть только одно требование к затоплению теплоходика: никто не имеет права знать, на дне какого омута упокоится несчастный «Кологрив»!
В доме раздавалось хмельное пение — солдаты и речники напились так, что утром ничего не вспомнят. Зачем же упускать момент? Чего тянуть?.. Свой план Горецкий додумывал уже на ходу — он шагал по тёмной лесной дороге от промысла к пристани. Заиндевелая листва жёстко хрустела под ногами, в голых кронах деревьев изредка синими искрами
