Агния Барто - Борис Иванович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это смешно. Но заметьте: в смешной, по-детски неуклюжей формуле — «для нас балласт» — отразился и важный психологический момент. Герой и в своем положении козла отпущения продолжает ощущать себя членом именно этого ребячьего коллектива, того отряда, где он «балласт» и «горе».
Ребенку как воздух необходимо самоутверждение, потому что каждый человек по природе (биологической и социальной) — существо общественное, коллективное, и самоутверждение для него есть не что иное, как единственный способ осознания самого себя в качестве члена коллектива, общественного существа. Вот почему, не находя иной раз возможности самоутверждения в одном коллективе, дети и особенно подростки ищут иную компанию, где они, наконец, могли бы проявить себя. И не всегда, мы знаем, они находят в этом случае социально здоровую среду и общественно приемлемые формы самопроявления.
В стихотворении, о котором идет речь, имеется толковый вожатый, который понимает душевное состояние героя, понимает, что словами о пренебрежении честью отряда, повторяемыми «сорок раз на дню», воспитатели лишь подыгрывают мальчишке, помогают его самоутверждению как человека, пусть и в отрицательном смысле, но все-таки исключительного, с которым ни коллектив, ни воспитатели не в силах справиться. Вожатый поступает весьма просто. Когда дети идут на очередную работу и всем им раздают лопаты, наш герой лопаты не получает. Тем самым он лишается способности самоутверждаться... как отпетый лодырь. Ведь для того, чтобы «работать вполсилы», надо все-таки работать. Или хотя бы делать вид, что работаешь. «Я баловался в поле, когда горох пололи»,— хвастливо сообщает герой. Но горох пололи руками. А как, скажите, доказывать свою отменную леность, если у всех лопаты, а ты лишен орудия труда?
Вот откуда отчаянный вопль героя, который «закричал что было сил:— И мне нужна лопата!»— «Ты что, чудак, заголосил?!— смеются все ребята».
Герой и раньше был смешон. Но смех сверстников не был для него обидным. Он сам его вызывал, сам хотел этого смеха, поскольку этот смех выделял его из общего ряда. Его фигура была окружена ореолом, как, скажем, фигура придворного шута или клоуна на цирковом манеже. И вот теперь ореол померк, маска слетела, герой утратил былую, хотя и отрицательную, значительность и перестал быть интересен. Ребятам уже не до него. «И все бегут куда-то, у каждого — лопата, и носится с лопатой Алешка конопатый».
Этого наш герой и вовсе стерпеть не может. Мало того, что над ним смеются обидным смехом, даже «Алешка конопатый», которого раньше герой наш ни во что не ставил, теперь, благодаря лопате, обретает значительность. И, возмущенный до глубины души, герой кричит «еще сильней»: «И я хочу трудиться, нельзя людей лишать труда, куда это годится?!»
Вывод, как обычно у Барто, афористичен. А поскольку он непосредственно связан с сюжетом, в нем есть нечто и от басенной морали, где назидательность неотрывна от иронической усмешки:
Вот так иной полюбит труд, Когда лопату отберут.Благодаря глубине содержания и мастерству формы, стихотворение оказалось действенным не для одних ребят. Заключительные его строки были взяты на вооружение и взрослыми, превратившими их, слегка перефразировав, в хлесткую и ходкую народную пословицу:
Вот так иной полюбит труд, Когда зарплату отберут.«Зарплата», разумеется, подсказана здесь не только близким по звучанию словом «лопата», а всем строем, смыслом стихотворения, выдвигающим на первый план нравственную основу труда.
Прямой, откровенный, по душам разговор на морально-нравственные темы с детьми и подростками неимоверно сложен, но жизненно необходим. Сложен он потому, что поэту особенно легко здесь впасть в морализаторство, чего, как известно, дети не выносят и не принимают. Необходим же потому, что мещанин-индивидуалист не собирается добровольно сдавать своих жизненных позиций, активно вербует сторонников, пытается растить смену.
Дети живут в обществе. Не только добрые, но и злые ветры овевают их юные незакаленные сердца. Кто же, как не поэт, откроет сердце ребенка добру и покажет ему зло во всей его отвратительной правде! Несколько лет назад «Пионерская правда» напечатала два стихотворения Агнии Барто, навеянные газетной почтой. Это были стихи «Он слова не просит» и «Требуется друг». О мальчике, который скованно молчит у доски в школе и шумно, развязно ведет себя на улице, обижая слабых. И о девочке, с которой никто не хочет дружить, потому что ее дружба никогда не бывает бескорыстной. Редакция пригласила читателей поделиться чувствами, которые вызвали стихи. И вскоре с пометкой «Почта Агнии Барто» в «Пионерскую правду» пришло более трехсот писем.
Письма говорили о том, что стихи сразу вошли в ребячью жизнь, сделались ее необходимой частью. Они вызвали среди ребят споры, ссоры и даже (на что уж автор никак не рассчитывал) драку. Некий школьник, которому одноклассник прочитал стихотворение «Он слова не просит», узнал в герое себя и набросился с кулаками на своего обличителя. Конечно, споры, а тем более драка — вещи исключительные. Но именно они суть вернейшие показатели, что стихи, как писали юные читатели, «попали в яблочко, в самую середину», задели за живое, взволновали ребят правдой, откровенностью, серьезностью разговора на важнейшие темы: о дружбе истинной и мнимой, о порядочности и подлости, об отношениях человека с другими людьми, о так называемых ценностных ориентациях.
Дети доверчиво делились с поэтом своими переживаниями, даже теми, какие обычно предпочитают скрывать от взрослых. Девочки писали о своих отношениях с подругами и мальчиками. Мальчики — о своей первой любви. Те и другие — о взаимоотношениях с родителями. Большинство писем пронизывала одна забота, мысль, чувство: ребята выражали стремление к тому, чтобы их связи со сверстниками и взрослыми опирались на высокие нравственные принципы, были подлинными, красивыми, человеческими. Эти письма писательница назвала для себя «правофланговыми».
