Николай II - Сергей Фирсов

Протопресвитер русской армии и флота Г. И. Шавельский в своих воспоминаниях приводит рассказ, услышанный им в сентябре 1915 года от вдовы герцога Г. Г. Мекленбург-Стрелицкого графини Н. Ф. Карловой. Александра Федоровна передала ей для прочтения, как весьма интересную, книгу «Юродивые святые русской Церкви», в которой красным карандашом императрицы были подчеркнуты слова, где говорилось, что у некоторых святых юродство проявлялось в форме половой распущенности. Комментировать это, по мнению протопресвитера, не стоило. Правда, он подчеркнул, что заголовок книги воспроизводил по памяти. «Мне говорили, — писал протопресвитер, — что книга эта составлена архиманд[ритом] Алексием (Кузнецовым), распутинцем, в оправдание Распутина. Может быть, в награду за эту услугу архимандрит Алексий, по рекомендации Распутина, в 1916 году был сделан викарием Московской епархии». В дальнейшем ученый монах представил свою книгу в столичную Духовную академию для получения степени магистра богословия, но совет академии ее отверг.

Очевидно, речь шла о религиозно-психологическом исследовании «Юродство и столпничество», изданном в Петербурге в 1913 году. Скорее всего, императрица могла обратить внимание на главу IX («Бесстрастие, как завершение подвига „юродства“. Проявление высшей степени святости в св. юродивых»). Автор (в то время иеромонах) подчеркивал, что бесстрастие есть стремление к богоподобию, при котором все страсти утихают. «Приобретению состояния бесстрастности, — указывалось в книге, — способствовала еще сильным образом та житейская обстановка, среди которой действовали св. юродивые, приучавшие себя к индифферентному бесстрастному обращению с людьми (напр[имер] с блудницами)».

Приходя к блуднице, такой святой не только не чувствовал движения страсти, но даже блудницу приводил к чистому и подвижническому житию. Далее иеромонах Алексий приводил историю со святым юродивым Серапионом Синдонитом, предложившим одной затворнице проверить, умерла ли она для этого мира, — снять одежды и пройтись вместе с ним обнаженной по городу. Таким образом, делал вывод автор, святые юродивые препобеждали естество, становились выше его. «И только божественной помощью, — писал отец Алексий, — при собственных напряженных усилиях ума и воли и можно объяснить то явление, что св. юродивые, вращаясь почти нагие в кругу женщин, оставались нечувствительными к женским прикосновениям».

Уже то, что Распутина могли сравнивать со святыми юродивыми, — достаточно показательно. Однако не менее показательно, что для большинства имевших с ним дело лиц (исключая конечно же поклонников) Распутин оставался человеком аморальным, «хлыстом», окруженным «мироносицами». Столь откровенная неприязнь к человеку, почитаемому в императорской семье, неминуемо должна была закончиться трагически: ведь даже крайне правые смотрели на «старца» как на проходимца и политического авантюриста. Говорящий на вдохновенно-мужицкий лад, «но в господском вкусе», Распутин, по мнению беседовавших с ним людей, никогда не высказывал то, что думал, скрывая собственные мысли.

«Видали вы на траве комки белой пены, точно слюны? — писал в дневнике (после разговора со «старцем») слывший черносотенцем Б. В. Никольский. — В этой пенистой слюне живет червячок. Так и у Распутина, слова — слюнная пена, точно кто плюнул; никто и не заподозрит в глубине этого плевка вредного червяка-паразита, жадную, хитрую, скрывающуюся мысль». Эта образная характеристика свидетельствует о том, что отношение к Распутину базировалось на понимании его неординарности. Разумеется, заурядный человек никогда не смог бы удержаться у трона более десяти лет, не сумел бы, несмотря ни на что, оставаться «на плаву». Некоторые современники полагали, что «старец» обладал гипнотическими способностями и умело манипулировал своими царственными «друзьями».

Однако подобные заявления нельзя воспринимать всерьез. Дело было не в гипнозе. Конечно, многое в отношениях сибирского странника и царской семьи можно объяснить неизлечимой болезнью наследника. По воспоминаниям ближайшей подруги Александры Федоровны А. А. Вырубовой, Распутин мог останавливать кровоизлияния, часто случавшиеся у Алексея Николаевича. «После революции я встречалась с профессором Федоровым, лечившим наследника, — расписывала она. — Мы говорили о случаях, в которых, по словам профессора, медицинская наука бессильна остановить внутреннее кровоизлияние. В таких случаях стоило Распутину осенить наследника крестным знамением, как кровоизлияние останавливалось. „Нельзя не понять родителей больного мальчика“, — сказал профессор Федоров». Болезнь единственного царского сына, безусловно, наложила отпечаток на взаимоотношения Николая II и особенно его супруги с Григорием Распутиным. Но считать, что все вращалось вокруг его способностей останавливать кровь, — нельзя.

Вспомним: в течение Первой мировой войны Александра Федоровна регулярно писала мужу, упомянув имя «старца» 228 раз. А Николай II вспоминал о Распутине в своих письмах к ней только 8 раз. Видимо, не вполне корректно связывать огромное влияние Распутина лишь с его умением «заговаривать кровь» страдавшего гемофилией наследника — в тех же письмах имя «старца» в контексте с болезнью цесаревича Алексея практически не упоминается. Протопресвитер Г. И. Шавельский, имевший возможность в 1914–1916 годах регулярно видеть царя, отмечал, что если для Александры Федоровны разного рода блаженные, юродивые и прозорливцы были необходимы, то для государя — только не были лишними. «Императрица не могла жить без них, он к ним скоро привыкал. Скоро он привык и к Распутину».

Царь действительно привык к Распутину, но, по словам А. А. Вырубовой, с началом Первой мировой войны заметно охладел к нему. Произошло это из-за телеграммы «старца», посланной в ответ на депешу его царственных «друзей» с просьбой молиться об успешном завершении войны. В ответ Распутин написал, что необходимо достичь мира любой ценой и что война будет гибелью для России. «Получив эту телеграмму, император вышел из себя и порвал ее», — сообщает А. А. Вырубова. Конечно, подобные заявления не поддаются проверке, но игнорировать их не представляется разумным. Думается, не будет большой ошибкой предположить, что император относился к Распутину (как, впрочем, и ко всему остальному), исходя из усвоенных с юности мировоззренческих установок — неизменно полагаясь на волю Провидения, часто повторяя слова Христа: «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. XXIV, 13).

Провидение послало ему «старца» Григория, который облегчал страдания его сына. К тому же Распутин был простым мужиком, нахождение которого у царского трона символизировало преодоление «средостения». Мужик мог быть и с достоинствами, и с недостатками, иначе говоря — мог быть разным. И хотя слухи о «старце» после 1914 года самым пагубным образом отражались на престиже императорской власти (о чем мы еще расскажем подробнее), выбросить его из жизни своей семьи Николай II не мог. В «обществе» это неизбежно восприняли бы как капитуляцию перед врагами «Друга». Чем громче звучали требования о необходимости удаления из дворца «грязного хлыста», тем сложнее Николаю II было выполнить эти требования, не изменив самому себе.