Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина

Они так и остались в ванной. Марина разместилась на крышке унитаза, скрестив на груди руки, а Юля продолжила сидеть на бортике ванной, мечтая провалиться сквозь землю.

— Я не жду от тебя понимания, — старательно изобразила спокойствие, поглаживая подушечками пальцев гладкий корпус мобильного. От этой театральной постановки сводило скулы, но раз попалась, стоило играть до конца. Правда, именно сейчас она была искренней и ни капли не лукавила, открывая перед племянницей душу. Раз суждено — пускай это будет началом. Некой репетицией перед значительно большим, неминуемым в будущем потрясением. Возможно, со временем её смогут понять и отнестись с меньшим осуждением. Но именно сейчас стоило начать издали, практически с истоков, потому что потом никто её слушать не станет. — Я, как и все девочки, ещё сидя на горшке мечтала встретить принца, выйти за него замуж, нарожать детишек и жить с ним долго и счастливо. Так и вышло. Встретила. Влюбилась. Поженились. Родила сына.

Марина зыркала на неё исподлобья и этот взгляд вынуждал Юлю зябко ежиться, словно под порывами промозглого ветра.

— Но потом… — повела подбородком, отводя мечущийся взгляд, — не знаю… об этом можно говорить вечно, и у каждого при этом будет своя правда.

— Что потом? Прошла любовь завяли помидоры? — насмешливо подсказала племянница, рассматривая тётку. Юля не видела её лицо, но чувствовала, как всё внутри стынет от её холода.

— Можно и так сказать, — улыбнулась вяло, спрятав за этим жестом разочарование. Жаль. Оказывается время, когда она действительно могла рассчитывать на понимание со стороны племянницы, осталось в далеком прошлом. То ли ещё будет.

— Поэтому Глеб сам не свой в последние дни? — прозвучало предположение.

Юля впилась пальцами в пластиковый корпус.

— Он подозревает, — прошелестела едва слышно. И если соврала, то частично. Глеб ни в коем случае не должен догадаться, что она поддерживает связь с Валом. — Марин, ты ведь понимаешь, что об этом пока никто не должен знать.

«А если быть точнее, пока я не решила вопрос с опекой», — поправила себя мысленно, чувствуя во всем теле мелкую дрожь.

Где гарантия, что после её рассказа, та не упустит возможности поделиться услышанным с Людой, а та, в свою очередь, не перескажет всё матери? Они же женщины. Лишь единицы умеют держать язык за зубами. На Маринку не было никаких надежд. По-любому выдаст, тут и к гадалке не ходи. Единственное, на что уповала, так это на суету в связи с отъездом. Не до сплетен, когда с утра нужно успеть и по местным базарчикам прошвырнуться, и на пляж успеть заглянуть. А в обед уже всё, тю-тю, güle güle [1] Бодрум, привет родные края. Вот тогда может начаться такой треш, что можно сразу собирать вещи. Уже сейчас видела по Маринкиному лицу, что именно так и будет. Не собиралась она держать язык за зубами. Не-а. Вопрос был лишь в одном: почему? Почему на её завуалированный намёк никому ничего не говорить, племянница лишь загадочно улыбалась, не желая облегчать и без того непростое положение.

Выразительный взгляд, которым она одарила Марину, был наполнен немой мольбой. И даже был момент, по крайней мере, Юле так показалось, что её поймут. Чисто по-женски, по-родственному. Ведь раньше они всем делились, о многом говорили и она всегда держала язык за зубами.

— Да ладно, — рассмеялась натянуто девушка. — Что я, не понимаю, что ли. Ты так говоришь, будто я не знаю о диктаторских замашках Глеба. Вечно всё под контролем. Туда не смотри, того не слушай. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Всё нормально, Юль, не нужно оправдываться. Я бы тоже так поступила. Честно. Просто и ты меня пойми. Это, как бы, не такая уж и мелочь. Ты буквально заново начинаешь строить отношения, а я ни хрена не знаю. А как же дружба, доверие? А поделиться грязными секретами? Не порядочек, ты так не считаешь?

— Я считаю, что есть вещи, о которых не кричат на каждом шагу, — не выдержала Юля, чувствуя, как на шее начала затягиваться удавка. Чёрт! Вряд ли ей удастся переключить внимание племянницы на что-то другое, но и внедряться в подробности, называя явки, пароли и всё в этом роде, тоже не собиралась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марина капризно оттопырила нижнюю губу, не собираясь сдаваться.

— Так не честно. О! Придумала! — оживилась, вскочив на ноги. — У меня предложение: я храню твой секрет, а ты говоришь, как его зовут. Ну, пожалуйста-а-а, — заканючила, чуть не хватая Юлю за руки. — Тебе влом, что ли? Смотри, у меня нет от тебя тайн. Я всё всегда рассказываю и…

Угу. Всё. А главное, всегда.

— Кстати о секретах, — перебила её Юля, поняв, что ещё чуть-чуть, и её выдержке придет капец. Врать, как Марина, она не умела, управлять эмоциями — тоже. Одно неверное слово, секундная заминка, покраснение, нервное покусывание губ — и всё, её ложь сразу раскусят. — Мы не на рынке, так что давай не будем торговаться. Какая разница, как его зовут и где мы познакомились. — Господи, что она несет? Это то же самое, что поднести к волосам горящий факел или засунуть голову прямиком в львиную глотку. Но рискнуть стоило. — Ты спросила, почему — я ответила. Потому что это именно то, что ты должна знать. Остальное не имеет значения.

Марина гордо вскинула голову, не особо радуясь такому повороту. Её право. Чем больше Юля смотрела на неё, тем отчетливей понимала, что перед ней не прежняя Марина, а самая настоящая соперница, упрямо шествующая к своему «счастью». Не будет она трястись перед ней от страха и ползать на коленях, умоляя сохранить всё в тайне. Ещё чего!

Теперь, когда пережитый шок остался позади, она могла четко оценить ситуацию и вовремя вспомнить один весьма важный момент. Она тоже владела ценной информацией. Так что пришлось многозначительно выгнуть бровь, поставив тем самым племянницу на место.

От этого на душе стало мерзко и слякотно, словно там разлилось топкое болото.

Не только Марину не узнавала. Себя ощущала иначе. Чуждо как-то. Непривычно. Как же низко с её стороны. Так не поступают с родными, близкими сердцу людьми. Юля не имела права обвинять Марину в корыстолюбии, когда у самой совесть не отличалась белизной.

Разве она не распиналась перед сестрой, рассказывая о своих идеальных отношениях с Глебом? Не изображала на лице фальшивую тревогу, когда кто-то из близких беспокоился о муже, задаваясь вопросами: как он там сейчас, смог ли решить возникший конфликт?

Ей только и оставалось, что незаметно прикусывать щеку и сжимать нервно пальцы. Стыдно признаться, но её сердце совершало кульбиты, ударялось о рёбра лишь при упоминании одного имени. И именно при этом имени оно тревожно замирало, сжимаясь до колких спазмов. Всё. В остальных случаях — приходилось играть, испытывая полную апатию и пофигизм.

— Мах на мах говоришь? — вынесла вердикт Марина, возвышаясь над Юлей. — Ну что же, справедливо — я молчу о твоем предательстве, ты и дальше помалкиваешь насчёт Вала.

Юля сокрушительно качнула головой. Что и требовалось доказать. Две минуты назад её всячески поддержали, а теперь снова переквалифицировался в разряд «предательниц». С одной стороны — всё верно, не прикопаешься. А с другой — и правильно сделала, что не повелась на уговоры.

— Поступай, как знаешь, — устало поднялась на ноги. Хватит с неё на сегодня стресса. — Если уж так не терпится — валяй. Можешь хоть сейчас пойти к матери и всё рассказать.

— Ну да, — язвительно подхватила Марина, став у неё на пути, — а ты потом расскажешь про конфликт с Валом, да?

Юля горько улыбнулась.

— Я бы никогда так не поступила и ты прекрасно об этом знаешь. Если бы я желала тебе зла — давно бы рассказала всё Людке, и не только о вашем разрыве.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Спрятав телефон в кармане халата, обошла племянницу, давая тем самым понять, что разговор окончен. И правильно, потому как сдерживаемые до этого эмоции принялись проситься на волю, требуя поставить завравшуюся деваху на место.

Однако Марина считала иначе. Когда Юля взялась за дверную ручку, собираясь покинуть ванную, она бросила ей в спину едкое замечание: