Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина

— Привет, — приобнял Юлю свободной рукой Глеб и мимолетно мазнул по её щеке горячими губами. В голосе сразу послышалась иная тональность. Это для Сашки он расточал нежности и демонстрировал радость, а с ней можно и погрубее.

Ох эти формальности. Было бы проще, останься они каждый при своих взглядах. Но находившийся рядом Сашка вынуждал играть свои роли, нацепив на лица лживые маски.

— Здравствуй, — обняла в ответ, спрятав на мужской груди пылающее лицо. Сейчас они были похожи на счастливую семейную пару, встретившуюся после длительной разлуки. Он перебрал губами её волосы, жестко сжимая тонкую талию, а она висела на его шее, не смея лишний раз пошевелиться. И подошедшим Военбургам не было слышно и видно, что она едва переводит дыхание, стараясь не отпрянуть и не стереть с лица следы чужих губ.

Хорошо, что впечатлений от отдыха было предостаточно. Особенно у Сашки. Рома тоже не отставал, то и дело, дополняя его сбивчивое повествование смешными историями или умело перефразированными под детские уши анекдотами.

Смеялись все. Но натянуто. Даже Марина растягивала губы в подобие улыбки, зыркая на всех исподлобья. По правде, у неё и выбора-то особо не было. Попробуй состроить кислую мину — батя сразу заприметит неладное. Если Рома шутил — нужно было заливаться смехом, даже если на душе всё выло от безысходности. И так спасибо, что пока ехали, отец ни разу не затронул наболевшую тему касательно Дударева, видимо решив отложить расспросы на потом, когда останется с Осинским наедине.

Юля тоже никак не реагировала на всеобщее оживление, испытывая моральное истощение. Отвернувшись к окну, она прижалась лбом к прохладному стеклу и, удерживая Сашку на коленях, нервно покусывала губы.

Не было чувства, что возвращается домой. Не испытывала ни волнения, ни должной радости. Вернее, все эти чувства были, но только к одному человеку. Стоило набраться сил, утихомирить зашкаливающую в груди тахикардию и, в конце концов, улыбнуться, но… ни черта не получалось. Только и могла, что ловя в зеркале заднего вида хищный прищур, отвечать с неменьшей «пылкостью», радуясь, что из-за Саши её практически не видно.

Когда спустя сорок минут они въехали во двор, Юля всё же отмерла, заметив, что ворота уже были открыты.

— Глеб, ты что, забыл закрыть ворота? — вышла из автомобиля, осматривая дом на наличие вторжения. Рома тоже выбрался из салона и изумленно присвистнув, увидев, что входная дверь двухэтажного дома тоже слегка приоткрыта. Да и окна на втором этаже зияли распахнутыми глазницами, впуская в комнаты свежий ветерок.

Все оторопело замерли, не зная, что и думать. Вот тебе и отметили приезд, называется.

— Не хочу вас расстраивать, — произнес заторможено Рома, оглядываясь по сторонам, — но по ходу вас обчистили.

— Ой, мамочки, — воскликнула Люда, вцепившись ему в плечо мертвой хваткой. — Мальчики, не стойте, сделайте хоть что-то. А вдруг они ещё там!

— Да успокойтесь вы, — гоготнул Глеб, извлекая из багажника чемоданы. — Нет там никаких воров.

— Да? А кто же там? — пришла в себя Марина, наблюдая за поднимающимся на крыльцо отцом.

— Сейчас увидите, — подмигнул Глеб, давая понять, что всё окей.

Люда ринулась за мужем, движимая скорее любопытством, нежели страхом за его жизнь, и не прошло и нескольких секунд, как из прихожей послышались радостные возгласы:

— Мама!

— Софья Ивановна! Вот так сюрприз!

— А мы уже думали — воры. Испугались не то слово.

Марина с Сашкой тоже поспешили в дом, побросав вещи возле машины. Что и говорить, а с бабушкой они не виделись больше месяца. Успели соскучиться. Зато Юля так и осталась стоять возле Ауди, выжидающе крестив на груди руки.

— Зачем ты её позвал? — спросила слегка резковатым тоном, имея на это полное право. Она и так с матерью не ладила в последнее время, а после её Дня рождения и вовсе не созванивались. Софья Ивановна обижалась, обвиняя дочь в неблагодарности, а Юля не хотела лишний раз трепать себе нервы, заведомо зная, чего от неё добиваются. Да, родная мать и всё такое, но не чувствовала Юля от матери той поддержки и отдачи, после которой можно с радостью встретить родительницу с распростертыми объятиями. Не было сего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А ты как думаешь? — Глеб прислонился спиной к кузову автомобиля, и как ни в чем не бывало, принялся изучать внешней вид супруги, прекрасно зная, насколько она сейчас взвинчена.

— Для начала стоило посоветоваться! — разозлилась, начав терять терпение. Хоть тут она могла не играть, искренне демонстрируя неприкрытый негатив.

— Ты была далеко, а у неё снова обострился остеохондроз. Уж не думаешь ли ты, что я должен был оставить её в вашем зажопье на произвол судьбы? Если ты так и не научилась ценить родных людей, то это сделаю я. У меня, в отличие от тебя, матери не было с шести лет, так что я умею быть благодарным за проявленную заботу.

Юля обреченно прикрыла глаза. Господи, за что ей всё это? Сколько можно? Мало того, что Военбурги решили остаться с ночевкой, так ещё и мама приехали на лечение. Знала Юля её остеохондроз. Не было его там и в помине. Просто когда пожилая женщина чувствовала между детьми разногласия, то всегда старалась вмешаться в их быт, раздавая направо и налево поучительные советы. И теперь Юля даже могла представить, как сложить её жизнь в ближайшие дни — это будет неустанный контроль, бесконечные нотации, придирчивое отношение к любой мелочи. И самое страшное — она не сможет спать в спальне сына, потому как мать сразу начнет приставать с расспросами и дойдет до того, что она будет вынуждена перебраться обратно в свою спальню, прямиком в объятия Глеба.

Да что б вас! Ни одних нервов не хватит!

— Так не делается, — осуждающе качнула головой, поднимая с земли небольшую сумку с личными вещами. — Зря ты её позвал.

— А мне как-то похер, Юляш. Зато ты некоторое время побудешь под присмотром и не наворотишь дел со своим хахалем.

— Я же сказала, что порвала с ним, — вскипела, покосившись с опасением на крыльцо. — Сколько можно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Сколько нужно, столько и можно, — прозвучало пускай и тихо, но достаточно резко. — Я не доверяю тебе, уж извини, имею на это все основания. А так и овцы целы и волки сыты.

Юля ответила ему горящим взглядом и нервно заправила за ухо выбившуюся из прически прядь.

— Только не надо на меня так смотреть! Не надо делать из меня чудовище. Если я им и стал, то только благодаря тебе. А теперь давай, без глупостей. Включай улыбку, прояви гостеприимство. Окружающим не обязательно знать, что у нас… проблемы, — произнес хрипловато, придвинувшись совсем близко, отчего у Юли перехватило дыхание. От страха. Его взгляд так потяжелел, что вся она невольно напряглась, вспомнив о близости в ванной. — А о том, как ты «порвала» с Дударевым мы с тобой потом поговорим, чуток позже, когда останемся наедине. Договорились?

Она коротко кивнула, осознавая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Себе только хуже сделает. Если Глеб решил вынести ей мозг — пускай это произойдет без свидетелей, когда можно будет бросить вызов, не боясь получить удар в спину.

— Правильно, — довольно улыбнулся муж, по-своему истолковав её молчание. — Будь послушной девочкой и будет тебе счастье — никто ничего не узнает и Сашка останется при тебе.

После этих слов тревога, отступившая на некоторое время, снова затопила сердце. Она-то знала, что Вал сейчас на свободе и что ему удалось избежать суда, но что будет дальше? Получится ли у него и впредь избегать проблем, если Глеб даже сейчас не собирался сдаваться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Каким-то чудом Юле удалось сдержаться, вовремя проглотив заготовленные обвинения и состроив непринужденную мину, войти в дом, как ни в чем не бывало.

Пока они разговаривали с Глебом, все уже вымыли руки и собрались в гостиной, ожидая их появления. Мать, будучи на правах временной хозяйки, накрыла шикарный стол, приготовив для каждого любимые блюда.