Великодушные враги (Право на измену) - Элизабет Стюарт

— Боюсь, теперь они отзовут свое предложение.

Джонет вновь опустила глаза на простыню.

— Только говори правду. Больше я ни о чем не прошу, но уж на правду имею право рассчитывать. Ты разочарован?

Он высвободил свои пальцы, взял ее за подбородок и заставил поднять лицо. Его губы изогнулись в улыбке. В глазах появилось уже знакомое ей выражение: они потемнели и загорелись приглушенным, словно тлеющие под пеплом угли, огнем желания. Когда он вновь заговорил, его голос звучал тихо-тихо:

— Разве я похож на человека, страдающего от разочарования?

Джонет прильнула губами к его губам, таким горячим, страстным и голодным. Сразу обретя уверенность в себе, она обняла его, обхватила обеими руками, прижимаясь к нему изо всех сил, словно желая раствориться в нем без остатка.

— Я так мало могу предложить тебе взамен, — прошептала она. — Ни захватывающих душу тайн, ни графского титула, ни богатства. Но все, что у меня есть, я готова отдать тебе, если хочешь. Навсегда. Я никогда не буду принадлежать другому.

— Я не имею права этого требовать, Джонет. Я даже не имею права все это принять. И отныне, что бы я ни делал, сколько бы ни старался, мне никогда не заслужить этого права. — Он крепче привлек ее к себе. — Но все, что у меня есть, я готов отдать тебе, если хочешь. Навсегда. Я никогда не буду принадлежать другой.

Слезы выступили у нее на глазах.

— Я люблю тебя, Алекс. Я… — Джонет судорожно перевела дух и попыталась начать сначала. — Я… о Господи!

А потом слова оказались бессильны, они были просто не нужны. На несколько мгновений их заменило нечто, куда более убедительное.

В нескольких кварталах от гостиницы, в мрачном зале суда тюрьмы Толбут, высокий мужчина встал, чтобы стоя выслушать длинный список предъявляемых ему обвинений. Однако он не слушал. Все его мысли были заняты загадочным посланием, полученным несколько дней назад. В нем сообщалось, что некий ценный груз благополучно вывезен из страны.

Он закрыл глаза и стал молиться. Он обращался к Богу всех проклятых с мольбою о том, чтобы раз в жизни слова его злейшего врага оказались правдой.

А в замок Стептон, расположенный в нескольких милях от границы, наконец прибыл предназначенный для Джонет конвой из Лондона. Диана уже готовилась выразить свое смятение и недоумение по поводу необъяснимого исчезновения девушки. И вот дверь в ее гостиную распахнулась. Вошла женщина с серыми глазами, видевшими все насквозь. Даже Диану, которую — казалось бы — уже ничто на свете не могло смутить, взгляд посетительницы привел в трепет.

— Я приехала за девушкой, — сказала женщина. — А теперь рассказывайте, что именно вы с нею сделали.

27

Александр хмурился: письмо, которое он писал, давалось ему с трудом. Это было последнее письмо, адресованное матери; его предполагалось отправить только в случае провала дела, намеченного на следующую неделю. Он не мог ей ничего объяснить по существу, не мог намекнуть на свое участие в заговоре с целью похищения короля и не хотел даже называть Джонет по имени, опасаясь, что письмо, предназначенное только для Элизабет Хэпберн, может попасть в чужие руки.

Он хотел объяснить матери, как много она значила для него все эти годы, что, наконец, понял, какие чувства связывали ее с его отцом, что позволяло делить радость и веселье, страсть и страдание.

За время коротких встреч с Джонет он успел отведать того и другого с избытком. Особенно страданий.

Еще больше помрачнев, Александр вспомнил, какое лицо было у Джонет два дня назад, когда он собрал все свое мужество и рассказал ей об окончании суда над Мьюром.

— И каков приговор? «Виновен», не так ли?

— Да, милая.

— О Господи… — она отвернулась, подавив рыдание.

— Джонет, мне очень жаль.

— Да неужто?

— Мне жаль, что тебе больно.

— Но тебе не жаль, что на смерть отправят невиновного? — спросила она, взглянув на него широко раскрытыми, полными отчаяния глазами. — Он ведь обречен, правда? Мне почему-то не верится… — Джонет закусила губу, стараясь совладать с собой. — Когда?

Месяц назад он был бы готов кричать об этом во все горло прямо на улице, а потом завалился бы в ближайший кабак, чтобы отпраздновать. Теперь же ему едва хватило сил, чтобы ответить чуть слышно:

— Через три дня. Мне действительно жаль, милая.

— Но не настолько, чтобы что-нибудь сделать.

— Ничего уже сделать нельзя.

— Понятно.

И тогда она отвернулась от него и попросила оставить ее одну. Он ушел, долго бродил по улицам, но мысли о Джонет не шли у него из головы. С одной стороны, Джонет, с другой — его месть. Мысли метались по кругу, все время возвращаясь в одну и ту же точку.

Он вернулся с тяжестью на сердце, почти готовый к тому, что она вновь его прогонит и теперь уже навсегда. Вместо этого она потребовала, чтобы он ее обнял. Александр постарался ее утешить с такой нежностью и любовью, на какую только был способен, отдавая ей свою душу.

Только много позже девушка наконец заплакала. Александр проснулся и обнял ее, крепко прижимая к себе, пока рыдания не стихли. И он поклялся всем, что было для него священным, что когда-нибудь искупит свою вину перед нею. Поклялся, что, если ему все-таки удастся восстановить свое честное имя, он сделает Джонет своей женой, и ничто не сможет этому помешать.

А если ему удастся помочь Якову бежать, если он завоюет благодарность короля…

Усилием воли Александр заставил себя не думать об этом, остановил мечту прежде, чем она расправила крылья. Он по опыту знал, что большие надежды чреваты еще большими разочарованиями. А в том, что касалось любимой девушки, он не мог допустить ошибки.

— Алекс?

Он вздрогнул.

— О черт! Это ты, Грант? Ты что, не мог постучать?

— Я стучал. Ты не ответил, вот я и вошел.

Александр перевел дух.

— Я… задумался.

— Похоже, тебя посещают невеселые мысли.

— У меня хватает забот.

— Я пришел сказать, что больше часа назад Ангус и Мэрдок уехали из Эдинбурга по южной дороге.

Александр кивнул, следя за тем, как Грант рассеянно бродит по комнате. Его мрачное лицо было еще более угрюмо и озабочено, чем обычно.

— Ладно, выкладывай, что у тебя на уме!

Как ни странно, Грант не взглянул ему в лицо.

— Я завернул по дороге в дом Ангуса на Главной улице. Дай, думаю, проверю, нет ли у твоего человека новостей для тебя. — Он помолчал. — Оказывается, наш лорд-губернатор успел провернуть одно дельце перед самым отъездом.

Грант вытащил из-за пазухи свиток бумаги, держа его так, словно это была раскаленная головешка.