Ястреб халифа - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со двора доносился безутешный детский плач:
– Мама-ааа…
Очень медленно Тарик повернулся на голос.
У серой стены сидела перепуганная простоволосая женщина, прижимающая к себе рыдающего ребенка. Мальчик заходился от всхлипов, дрожа подбородком, и прижимал к груди рыжее тельце хомяка.
Дом Исхака ибн Худайра в квартале Нахийа Шафи
Утреннее солнышко играло бликами на мелкой ряби разгоняемого ветром пруда. Махтуба прищурилась, приглядываясь к тому, что стояло на бело-синих изразцах бортика, – и засопела еще сильнее. Так и есть, не съел. Опять ничего не съел: ни рагу из баклажанов – вах, какое рагу, с чесночком, с красным перчиком, халифу такое рагу дать, да он пальчики оближет, – ни ребрышек, ни риса, ни моченого кизила с райскими яблочками. Все стояло нетронутым.
Осторожно, подобно пробирающемуся к озеру носорогу, Махтуба выдвинулась за распахнутую решетчатую дверь – ну и где он? Кравшийся следом Зариф жался на пороге, боясь выходить на террасу.
В саду успокоительно журчал фонтан и исходили знойным треском цикады. Ветер прогладил и перебрал длинную бахрому пальмовых листьев, колыхнул осколки разбитого зеркала пруда.
– Вон он, – осторожно прошептал Зариф.
И показал на белую сидящую фигурку, прислонившуюся к выложенной изразцами лежанке на дальнем берегу водоема.
– А ножичек? – пожевав губами, спросила наконец огромная женщина.
– Ножичек при нем, – тихо-тихо проговорил Зариф, прищуриваясь.
Изогнутое лезвие джамбии ярко горело на солнце – кинжал лежал поперек большой пиалы, стоявшей у бока нерегиля.
– Как полезет в пруд с ножичком – кричи что есть мочи, прибежим все, сколько нас ни есть, – сурово складывая на колышущейся гигантской груди руки, распорядилась Махтуба. – Смотри мне в оба, о сын греха!
И на всякий случай поднесла к носу юноши огромный черный кулак. Зариф, отклоняясь от грозной ручищи, лишь согласно покивал.
– А я пошла к воротам – госпожу стеречь. Говоришь, сразу до Сальмы допустили? Быстро записку передал?
Махтуба спрашивала в который раз. И в который раз Зариф покорно ответил:
– Да я ж побежал во дворец сразу после утреннего намаза, и вот, как добежал, так и отдал записку-то…
– И что?
Зариф лишь обреченно отмахнулся: и впрямь, что он мог ответить Махтубе? Госпожа смертельно рисковала, покидая харим, – ее могли хватиться всякий миг. Да и сцапать по дороге тоже могли – и о том, что бы случилось тогда, никому не хотелось даже думать…
Белая фигурка на той стороне пруда – лицо уткнуто в обхваченные руками колени – не шевелилась.
Тут за их спиной раздалось быстрое шлепанье босых ног – и придушенный возглас Самухи:
– Ой, матка, давай к дверям, идет, идет госпожа!..
И следом – дробный перестук каблучков по деревянному полу.
Шлепнувшись носом в землю, Махтуба и Зариф увидели, как между ними остановились, заколыхавшись, яркие складки кораллового шелка. Из-под них выглядывала присобранная оторочка зеленых шальвар и красные сафьяновые туфельки без задников, но на золотых каблучках.
– Поднимитесь, – ласково приказала Айша.
И, снова посмотрев на ту сторону пруда, с горечью добавила:
– Что ж раньше-то не позвали…
И тут Махтуба расплакалась. Размазывая ручищей слезы по круглому большому лицу, она застонала:
– Вай, госпожа, горе нам, горе!.. Сейид, да помилует его Всевышний, да смилуется над ним, хоть он и неверный, наш господин, но Всевышний – Он милостивый, прощающий, так вот господин вернулся четыре дня тому из дворца туча тучей и с тех пор не выходит из саду! И ничего не ест, вовсе ничего не ест, и даже вина не пьет, просто сидит и сидит, только пересаживается с места на место – вчера вот тут на террасе сидел, а сегодня к пруду пошел, а ведь там самое солнце, и непонятно, ведь камень добела раскаляется, а он все сидит и не двигается! А самое главное, – тут Махтуба округлила глаза и понизила голос, – я же вижу, хоть и старые у меня глаза, что нашего господина, да простит его Всевышний, посещают шайтанские, шайтанские мысли…
– Ты о чем? – быстро обернулась к ней Айша.
– У него на чашке лежит джамбия – вот уже второй день, – Махтуба перешла на страшный шепот и посерела лицом: – И он поглядывает на нее, госпожа, как поглядывают на понравившуюся девушку – искоса и с улыбкой…
– Я поняла.
Айша поправила на лице прозрачную жесткую ткань платка, тряхнула головой и пошла по ступенькам в сад.
Ее тень упала Тарегу на голову.
Никакого движения. Черные волосы почти скрывали сцепленные под коленями ладони.
– Тарег?.. Тай?..
И тут она села на корточки и принялась трясти его за плечи:
– Ну же, посмотри на меня, ну посмотри на меня, давай, давай, подними голову, я знаю, ты меня слышишь!..
Сначала он походил на безвольную куклу. Но вдруг плечи под ее пальцами напряглись – и нерегиль резко вскинулся. От неожиданности Айша отшатнулась. А он понял это по-своему и горько прошептал:
– Я становлюсь чудовищем, Айша. Настоящим чудовищем, смотри…
И поднял руку к ее глазам. Рукав съехал, Айша с усилием оторвала взгляд от белесых ниток шрамов на внутренней стороне его запястья. Зажав его ладонь между своими, она улыбнулась:
– Что ты такое говоришь? Ну какое чудовище? Я тебя не понимаю, рука как рука…
А он лишь помотал головой:
– Не-ет, ты смотри внимательно: скоро я покроюсь чешуей, у меня вырастут перепончатые крылья, зубы и я буду летать над вашей землей – как настоящий страж престола, всем на загляденье…
Наплевав на маячивших на террасе слуг, Айша откинула с лица царапающий золотой вышивкой платок. И обняла Тарега за шею, привлекая к себе, гладя волосы и спину:
– Нет-нет, ничего подобного не случится… Потерпи, потерпи еще чуть-чуть, все будет хорошо, ты выдержал девять лет, а теперь у тебя есть я, и осталось совсем чуть-чуть, не надо отчаиваться, нужно всегда надеяться на лучшее…
Не переставая гладить мягкие черные пряди, Айша скосила глаза – расписанная сине-зелеными узорами пиала стояла справа от нее. Джамбия сверкала хищным полумесяцем лезвия. В пруд выкину, решила женщина и, целуя горячую от солнца макушку на уткнувшейся в плечо голове, потянулась к кинжалу.
Тарег перехватил ее запястье мгновенным невидимым движением:
– Ай!
Легонько отстраняясь, нерегиль отвел ее руки.
– Прошу тебя, убери оружие, – твердо глядя ему в глаза, сказала Айша.
Криво усмехнувшись, он взялся за рукоять кинжала:
– Боишься, да?..
Айша завороженно глядела на поднимающееся в его руке полированное до зеркального блеска лезвие.
– Вот этого боишься?!
Она дико крикнула и схватила его за руку – но не успела:
он злобно, глубоко полоснул себя по вывернутому запястью. И сунул ей под нос:
– Смотри!
Оцепенев от ужаса, Айша увидела: вместо крови из ровных краев раны выступило лучистое золотистое сияние – и порез сомкнулся. На белой коже не прибавилось шрамов.
– Я даже умереть не могу! – крикнул он. И прошептал: – Я осквернен, Айша, осквернен этой Клятвой…
Возмущение придало ей сил, чтобы овладеть собой:
– Да что ты такое говоришь! Если бы не ты, аш-Шарийа уже давно бы превратилась в пустоши и выпасы! А я была бы в лучшем случае рабыней кочевника: днем чистила шкуры, а ночью лежала с раздвинутыми ногами – под ним, его отцом, его братьями и сыновьями, а еще гостями, если бы выпадал такой случай! А то ты не знаешь, как это все устроено у джунгар!
– Именно что знаю, – горько усмехнулся он.
– И что? – вскинула Айша подбородок. – Ты что, не справишься с ними? Справишься! Ты не позволишь им бесчинствовать и наведешь в Хорасане порядок!
Он непонимающе нахмурился. И Айша пояснила:
– По здравом размышлении мы сочли твое предложение верным обещанием успеха. Аль-Фадл…
– Он жив?.. – встрепенулся Тарег.
– У него дергается щека, но это пройдет, – усмехнулась Айша и продолжила: – Так вот, аль-Фадль считает, что старшим сыновьям этого Арагана так или иначе пора возвращаться на родину, так что тебе будет легче просить у джунгар помощи…
– Я ничего не собираюсь у них просить, – тихо сказал Тарег.
Айша осеклась и смешалась:
– Прости, я не то сказала.
Нерегиль кивнул с кривоватой усмешкой.
«Конечно, не то. Боги ни о чем не просят», – подумала она и вспомнила вчерашний разговор.
Начальник тайной стражи привел с собой молодого человека приятной наружности – несколько простоватого на вид, но кто их, людей барида, разберет. Ибн Худайр тоже на первый взгляд казался безобидным любителем пахлавы и бараньих ребрышек. Юноша степенно отдал поклон: одет он был просто: в коричневый кафтан из тонкого хлопка и скромную белую чалму. Айша обратила внимание, что молодой человек явно недоспал – то ли бессонная ночь в хариме, то ли попойка, усмехнулась про себя она.
Оказалось, Айша была права.
– О высочайшая! Вот Ханид аль-Хатиби, знаток джунгарского наречия и обычаев! Последние два дня он верно служил престолу, срывая флажок за флажком[77] в винных лавках Мадинат-аль-Заура, не щадя молодого здоровья и самой жизни!
