Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— В то время ваши волосы были темнее.

— Я кокетка, Тошан… И, начав седеть, я решила покрасить волосы. Как глупо, что я рассказываю вам об этом сейчас, когда время не ждет! Не хочу портить вам радость. Скажите мне одно: знаете ли вы, что случилось с моим мужем? Я безрезультатно искала его два года, с тех пор, как ко мне вернулась память.

Юноша молчал. Потом украдкой посмотрел на Эрмин. Девушка ждала ответа, выражение ее лица было серьезным.

— Искренне сочувствую вам, мадам. Он умер много лет назад, когда вы жили у нас. Отец похоронил его и поставил на его могиле крест. Я тогда был маленьким, и родители не сказали, что с ним случилось.

Эрмин лелеяла надежду когда-нибудь встретиться с отцом. Глотая слезы, она торопливо погладила Лору по плечу.

— Мама, какое горе! Как я могу оставить тебя сейчас, когда тебе так плохо?

Однако Лора деликатно отвела ее руку.

— Я подозревала, что так и будет, дорогая! Шестнадцать лет он не давал о себе знать — это говорит само за себя. Что ж, мой удел — носить траур и по Жослину. А теперь уезжайте, и поскорее! Моя любимая доченька, ты станешь женщиной, и у тебя начнется новая жизнь. Я же буду довольствоваться воспоминаниями о моем Жослине и все время думать о тебе.

Лора поцеловала дочь. После секундного колебания она коснулась губами и щеки Тошана.

— Я доверяю вам единственное сокровище, которое у меня есть на этой земле. До встречи, дети мои! Будьте осторожны!

— Мама, будь сильной!

— Если ты счастлива, у меня на все хватит сил, — ответила Лора. — Прошу, уезжайте!

Тошана не надо было просить дважды. Он погрузил на сани обе сумки, Эрмин села, а он устроился позади нее, поставив ноги на полозья. Собаки пустились шагом, натягивая грудью постромки.

Лора стояла и смотрела, как упряжка уносится по сияющему снежному полю. На фоне ярко-голубого неба вырисовывались близлежащие холмы, поросшие заснеженными соснами. Солнце походило на диск из чистого золота.

Эрмин обернулась, чтобы в последний раз помахать матери. Тошан испустил громкий радостный клич. Сегодня Рождество, и они любят друг друга!

Вокруг все было залито солнечным светом. Эрмин улыбалась, ослепленная, опьяненная свежим воздухом. Сперва в ее голове теснилось множество мыслей, но теперь на душе стало легко, и она погрузилась в созерцание волшебного мира, который, казалось, был создан для них с Тошаном, для них одних.

Мех на собачьих спинах колыхался в ритме их шагов, а закрученные хвосты, казалось, отбивали такт.

— Мне пришлось сделать большой крюк, чтобы добраться к озеру Сен-Жан, — сказал юноша. — Я знаю место, где мы можем переправиться, если, конечно, лед достаточно толстый. Так мы выиграем много времени.

Эрмин повернулась, опершись коленями о сиденье. Они оказались практически нос к носу.

— Остановись ненадолго, — попросила она.

— Уже? — удивился он. — Мы проехали еще очень мало.

— Прошу тебя, — взмолилась Эрмин с улыбкой, которая лучше слов говорила о ее намерениях.

Он приказал собакам остановиться. Девушка встала и обняла его.

— Мне нужен поцелуй! Десять поцелуев! — сказала она. — Скажи, ты бы обрадовался глотку кофе и теплой булочке?

— Утром я ничего не ел. Конечно, обрадовался бы!

Она поспешила к сумке с продуктами. Испытывая удовольствие от каждого жеста, Эрмин подала ему термос и булочку.

— Ты будешь хорошей маленькой женушкой, — заявил Тошан при виде аппетитно пахнущей булочки с золотистой корочкой. — Я никогда не пил такого вкусного кофе!

Эрмин смотрела, как он ест, не смея поверить своим глазам: он сидит на санях рядом с ней, живой, с улыбкой на губах, и такой красивый, что у нее по всему телу разливается приятная истома!

— Сядь поближе, — прошептал он.

Она послушно прижалась к нему. Ей хотелось поцеловать медного оттенка щеку Тошана и его бледно-розовые губы.

— Я люблю тебя, — пробормотала она. — Люблю так сильно, что мне страшно.

— Страшно? — с улыбкой повторил он.

— Да, мне страшно, что ты снова исчезнешь. На этот раз я умру.

Он нежно расцеловал ее лицо, потом губы. И встал на ноги.

— Нам пора ехать, Эрмин, пока солнце высоко в небе. Не бойся, я ни на секунду не расстанусь с тобой.

— Тошан, — начала она, глядя ему в глаза, — я хочу, чтобы мы до ночи попали в Лак-Бушетт. Это не очень далеко, в пятнадцати милях к югу.

— Но мы едем в другую сторону. Я рассчитывал сделать остановку возле Пуант-Бле и там же пересечь озеро. Потом вдоль Перибонки мы поедем на север. У меня есть карта, я могу показать маршрут. Пока стоит ясная погода, нужно этим воспользоваться. Если начнется снегопад, а то и метель, тебе придется несладко.

Он казался расстроенным. Эрмин сунула в сумку термос и закрыла ее. Потом встала и взяла руки Тошана в свои.

— Я так счастлива, что лучше будет сказать тебе правду. Я была помолвлена с другом — пианистом, который давал мне уроки пения.

Я думала, что ты умер, и решила выйти за него замуж, потому что тогда Жозеф Маруа перестал бы быть моим опекуном. Вчера вечером ты наверняка видел Ханса на выходе из церкви. Он знал, что я все еще люблю тебя, поэтому сразу понял, что я уеду с тобой.

Дыхание Тошана участилось, лицо стало серьезным. Было очевидно, что эта история с женихом ему не по нраву.

— Не сердись, — сказала Эрмин. — Я не хочу никого, кроме тебя. И я не смогу спать целую ночь с тобой рядом, оставаясь благоразумной. Но я верю в Бога и уважаю таинство брака. Тошан, мама считает, что в пустыни Святого Антония, на озере Лак-Бушетт, круглый год отправляет службы священник. Он благословит наш союз, и я стану твоей женой перед Богом. И тогда никто не сможет мне указывать, что делать, а что — нет. И… Понимаешь… Этой ночью… Наконец… Этой ночью… Я… ты… мы с тобой… Я смогу стать твоей женой.

Щеки Эрмин горели огнем. Тошан понял, что она хочет ему сказать, преодолев целомудрие и девичий стыд. Он поцеловал ее в лоб, глубоко тронутый приносимым ею даром.

— Я тебя понимаю. Я приготовился ждать столько, сколько потребуется. Но если ты сгораешь от нетерпения, что тогда говорить обо мне! Ты уверена, что кюре согласится нас обвенчать без согласия родителей?

— Если это спасет нас от плотского греха, да, без сомнения, — сказала она, прижимаясь к нему, чтобы он не увидел краски стыда у нее на лице.

— Что ж, ради этого я охотно сверну в сторону. Прямиком к озеру Лак-Бушетт, моя певчая птичка!

Эрмин, испытав огромное облегчение, засмеялась, и, закутавшись в одеяла, устроилась поудобнее в санях. Тошан же, взявшись за поручни, впервые заметил вырезанные на них буквы.

«Я никогда не обращал на них внимания, — подумал он. — „Л“ и „Ж“. Лора и Жослин!»

— Эрмин, твою мать ведь зовут Лора? — спросил он.

— Да! Откуда ты знаешь? По-моему, я не успела тебе сказать.

— Я вспомнил. Когда твоя мать жила у нас, мама звала ее Лора.

Собаки лаяли как сумасшедшие. Тошан подзадоривал их, щелкая языком. Упряжка неслась на юг. Им предстояло пересечь замерзшую речушку, объехать скалистый участок, проехать через сосновый лес. Рельеф поднимался и опускался, и, объезжая сугробы, сани часто накренялись на поворотах.

Эрмин радовалась, как ребенок, которого привели в магазин игрушек. Путешествие на лоно пустынной природы приводило ее в восторг. Она негромко запела, постепенно переходя ко все более высоким нотам.

— У тебя прекрасный голос! — заявил юноша, когда она спела «Золотые хлеба» и «Ангелы в нашем краю». — Вчера я как раз вошел в церковь, когда ты пела «Ave Maria». Это было чудо, меня проняла дрожь и захотелось плакать! Я ведь не знал, что ты певица.

— Тошан, наша встреча на лугу у мельницы была слишком короткой в то прекрасное лето, когда ты поклялся вернуться! — отозвалась девушка лукаво.

— А песню про жаворонка, — перебил он ее, — ты знаешь?

Она запела:

Жаворонок, милый жаворонок!Твои перышки я ощиплю.Изловлю тебя я, жаворонок…

Своим густым голосом Тошан принялся ей подпевать. Эрмин оглянулась и посмотрела на него. Они проезжали в тени деревьев, и стоящий за ее спиной Тошан показался ей очень высоким, черноволосым, темнолицым. Сердце девушки забилось. У нее появилось ощущение, что все это когда-то с ней уже было.

«Это было во сне — сани, мужчина и собаки с глазами волков! Может, мне снился не отец, а Тошан? Это был момент предвидения, мама часто говорила об этом явлении…»

Странно, но Эрмин до сумасшествия любила своего молодого метиса, и ее это ничуть не пугало. Она как раз думала о том, что ее судьба и будущее в руках Господа, когда Тошан шепнул ей на ухо:

— Смотри, там, на камне, рысь! Она охотится!

Девушка залюбовалась прекрасным хищником с пятнистым окрасом и изумрудно-зелеными глазами, который при их приближении спрыгнул с камня и унесся прочь.