Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь разрешите сказать кое-что по поводу частностей, «деталей».
На 258 стр. Вы говорите: «руки мастера всегда неискуснее чудесного могущества мечты». Фраза эта, в том виде, как Вы ее даете, может быть переведена на язык идеалистов в такой форме: практическая деятельность всецело зависит от чисто теоретических соображений. Мечта без оборота на практику не имеет «могущества», мечта загорается на работе «неискусных» рук и, делая руки более искусными, зажигает новую мечту.
Лиза говорит у Вас: «проникновение в предмет состоит в усердном размножении деталей». Роман Ваш загроможден деталями до того, что обилие их способно довести читателя до бешенства. При этом Вы обладаете тягостной привычкой давать эти детали в форме вводных предложений. Вся рукопись испещрена скобками, в которые автор втискивает совершенно ненужное, свое, сугубо авторское. Я не знаю писателя, который так жестоко мешал бы жить и думать своим героям, как жестоко делаете это Вы. Вам как будто необходимо разгрузить себя от начитанности, мучительно отягощающей Вас, и Вы усердно засоряете рукопись, расклиниваете ее текст, нарушаете плавность изложения, создаете ненужные перебои. Формула Эйлера, Ирод Антипа, Сеннахериб, Вергилий, Кана Галилейская, Сенека, базилевс и т. д., и т. п. почти на каждой странице!
А рядом с этими премудростями: «пошарил спички», «инейный», «прихварывала ногами», «заглянцевело», «зааминил», «водопадные усы» и прочее многое неуклюжее.
Первая фраза романа: «Беседа с другом не возвращает молодости» — неудачная фраза, она заставляет читателя подумать: а что возвращает молодость? На мой взгляд: первая фраза должна быть не философствующей, а конкретной, должна ставить читателя пред картиной, фигурой, — возбуждать впечатление, а не рассудочность. Один из первых рассказов Вс. Иванова начат так: «В Сибири пальмы не растут». «Это я знаю», — сказал А. А. Блок и не стал читать рассказ.
На 24 стр. у Вас сказано: «…взволнованной искренности его не пожрали требования высокого искусства». «Неумелый» писатель сделает отсюда приятный для него вывод: «Ага, значит, высокое искусство пожирает искренность? Ну, так — чорт с ним, с высоким!»
На 195-й Зямка слишком умно говорит с Куриловым.
Главу «Мы проходим через войну» я советовал бы Вам изъять из романа и обработать в фантастическую новеллу из «третьей действительности». Так же следовало бы обработать рассказ садовника о жене, которая изменила мужу с ним же, своим мужем, отличная лирическая вещь может получиться.
Следует выбросить стр. 262–278, ибо это — статья, и прескучная. Если же Вы считаете ее необходимой в романе—попробуйте заменить «монтажей» из романа Забелло «Как земство строило железную дорогу»; роман печатался в «Русской мысли» начала 90-х гг. и был запрещен цензурой.
Очень хороши главы: «Сайфулла» и «Я возвращаюсь к Марьям».
278. «Медицина тем и хороша, что часто ошибается», — наш читатель может понять эту фразу как утверждение вульгарного, невежественного отношения к медицине. Мы живем во дни «революции наук», в том числе и медицины.
352. «Зажиточность без культуры — мещанство» — вполне правильно. Однако эта фраза может возбудить ошибочные мысли, если не упомянуть о зажиточности как необходимой ступени коллективного обогащения.
Кроме всего сказанного, Вы, Леонид Максимович!, найдете кое-какие отметки на рукописи. Разумеется, вполне возможно, что я чего-то не понял и суждения мои — ошибочны. Но рукопись так загромождена материалом и расположен он так — на мой взгляд — хаотично, что следовало бы прочитать рукопись еще раз. Для этого я, к сожалению, не имею времени.
Ну — что же? «Еже писах — писах». Не обижайтесь на меня. А «Проходим через войну» хорошо бы обработать и выпустить отдельной книжкой. Очень своевременно!
«Послесловие» я бы тоже выкинул. Вообще Вы слишком много даете читателю себя самого в качестве действующего лица романа, активного путаника событий его и сеятеля ненужной премудрости.
1170
ПЕНЗЕНСКИМ ПИОНЕРАМ
Октябрь, до 6, 1935, Тессели.
Ребята, я публикую ваше письмо в газетах, но не называю ваших имен потому, что не хочу, чтоб товарищи ваши жестоко осмеяли вас за вашу малограмотность. Стыдно ученикам 4-го класса писать так малограмотно, очень стыдно! И необходимо, чтоб вы, а также подобные вам бойкие неряхи и небрежники, постыдились своего неуменья ясно выражать свои мысли и своего незнания грамматики.
Вы уже не маленькие, и вам пора понять, что ваши отцы и матери героически работают не для того, чтоб дети росли невеждами. Вам пора понять, что вы являетесь наследниками великолепного труда, будущими хозяевами страны, самой богатой в мире, — страны, которая возбуждает великую любовь пролетариата всех стран и звериную ненависть буржуазии всей земли. Во всем мире нет страны, в которой пред детьми была бы так широко открыта дорога к самообразованию, самовоспитанию, нет страны, где государственная власть так заботилась [бы] о детях, как заботится она в Союзе Советов.
Пора, пора, ребята, понимать это.
Будет гораздо полезнее для вас, если вместо того, чтоб писать безграмотные письма, вы научитесь понимать смысл того, что происходит вокруг вас на ваших глазах, и смысл того, что вы читаете о прошлом. Плохо вы учитесь, ребята! Должно быть, и учат вас плохо.
Стыдно преподавателям русского языка в школе вашей, — как это они допускают, чтоб ученики четвертого класса могли писать столь безграмотно.
М. Горький
1171
А. С. МАКАРЕНКО
8 октября 1935, Тессели.
Дорогой Антон Семенович —
третья часть «Поэмы» кажется мне еще более ценной, чем первые две.
С большим волнением читал сцену встречи горьковцев с куряжцами, да и вообще очень многое дьявольски волновало. «Соцвосовцев» Вы изобразили так, как и следует, главы: «У подошвы Олимпа» и «Помогите мальчику» — нельзя исключать.
Хорошую Вы себе «душу» нажили, отлично, умело она любит и ненавидит. Я сделал в рукописи кое-какие мелкие поправки и отправил ее в Москву.
Вы спрашиваете, «как сохранить элементы стиля» и т. д. Очень просто: ведите аккуратно ежедневную запись наиболее ясных мыслей, характерных фактов, словесной игры: удачных фраз, афоризмов, «словечек». Пишите ежедневно хоть десяток строк, но так экономно и туго, что[бы] впоследствии их можно было развернуть на две, три страницы. Дайте свободу Вашему юмору. Делая все это, Вы не только сохраните приобретенное работой над «Поэмой», но расширите его.
Напоминаю Вам сказанное в «Поэме» о «чекистах». Так же, как Вы, я высоко ценю и уважаю товарищей этого ряда.
