Сон - Кейси Марс

Движущей силой этой религии была жажда власти. Подразумевалось, что колдун может завоевать Вселенную и переделать все на свете по своему разумению. Это требовало мастерского владения как белой, так и черной магией, глубокого понимания таких категорий, как добро и зло, жестокость и доброта, боль и наслаждение.

Возможно, Энни стремилась к власти, чтобы возместить удары судьбы, которым она подверглась, и избавиться от одиночества, от которого она так страдала в юности. Она стремилась к мастерскому овладению черной и белой магией и одновременно испытывала перед ней немалый страх.

Дженни чувствовала страх Энни, перемешанный с горем.

Она понимала, что в душе Энни царили безнадежность и отчаяние, которые в конце концов привели ее к гибели. Ко времени появления в Роуз-Холле она испытывала приступы глубочайшей тоски, часто сменявшиеся припадками ярости и провалами памяти. О ее жестокости ходили самые невероятные слухи. Она убивала и мучила своих рабов, трудившихся на огромной плантации, единоличной владелицей которой Энни Палмер стала в двадцать с небольшим лет. Она была столь блестящей, сколь и беспощадной, прекрасной и в то же время порочной. Жизнь Энни закончилась гибелью от рук людей, которых она мучила, и в этом была доля справедливости.

Дженни догадывалась, что ее поиски подошли к завершению. Она знала больше, чем хотела знать, и, как предсказывал доктор Бейли, воспоминания о той жизни ослабевали.

Теперь она жила настоящим. Продолжать исследования значило только бередить раны. Но и возобновить связь с Джеком тоже не представлялось возможным. Жизнь Энни загубил Джейсон. А ее, Дженни, мог загубить Джек. Она не могла позволить этому повториться на новом витке спирали времени.

Дженни отложила роман, тщетно пытаясь вспомнить, что случилось с героями на последних трех страницах. Вторую попытку прервал звонок в дверь. Дженни сняла с колен Скитера, поднялась с дивана и вышла в прихожую. Открыв дверь, она увидела на крыльце Пита Уильямса.

— Хэлло, Дженни!

— Пит! Господи, какими судьбами?

Он явно тушевался и переминался с одной долговязой ноги на другую.

— Я пришел поговорить с вами о Джеке.

У нее сжалось сердце.

— Что с ним? Что-то случилось? Плечо, да? Я так и знала, он растревожил рану на Ямайке! Я боялась, что…

— Дело не в этом, — прервал ее Пит. — Можно войти?

— Ну конечно! — Что же это она? Оставила человека стоять на холоде… Смутившись, Дженни впустила Уильямса в прихожую.

— Я боялся, что мне здесь не слишком обрадуются.

— Глупости! Я рада, что вы пришли.

Пит сел на диван в гостиной, а Дженни пошла на кухню и налила две чашки кофе.

— Ничего, что кофе растворимый? — спросила она.

— Не беда, лишь бы погорячее. — Он сделал глоток и посмотрел на Дженни поверх ободка чашки. — Как вы поживаете?

— Кажется, неплохо. А вы как?

Широкая рыжая бровь поползла вверх.

— Со мной-то все в порядке, чего не скажешь о Джеке.

— Но ведь вы только что сказали…

— Я сказал, что дело не в плече. Дело в вас, Дженни. Именно из-за вас ему плохо.

Она судорожно сглотнула:

— Это он прислал вас сюда?

— Вы шутите? Он пообещал расквасить мне нос, если я потревожу вас. Но я решил, что оно того стоит.

Дженни отвернулась, забыв про кофе.

— Странно, что он все еще переживает. Я думала, что… после нашего возвращения домой… он будет рад, что у нас ничего не вышло. Он всегда так ценил свободу…

— Знаете, как говорят? Свободу ценишь тогда, когда у тебя нет ничего другого. — Его усмешка тут же исчезла. — Я был не прав, Дженни. Я не понимал, как Джек заботится о вас. А теперь он не ест, не может спать. Чарли так волнуется за него! Олли говорит, что Джек забился в свою каюту, как в нору, и сидит там отшельником. За это время я ни разу не видел его.

— Я не хотела обидеть его.

— Я считал, вы любите Джека. В тот день на корабле вы сами так сказали.

— Да, я люблю его, — тихо ответила она, — и всегда буду любить.

— Тогда простите его, Дженни. Он не подведет вас. Джек не такой. Особенно если он заботится о ком-то. Вы можете доверить ему свою жизнь.

Дженни вздохнула:

— Мне не за что прощать его, Пит. Тут дело в другом.

— Вот и Чарли так сказал. Он говорит, что вы думаете, будто знали Джека раньше… может быть, в какой-то другой жизни.

— Я знаю, это похоже на сумасшествие, но…

— Но даже если и так, прошлое — это одно, а настоящее — совсем другое. Дайте ему последнюю возможность, Дженни. Я думаю, вы не пожалеете.

Дженни печально улыбнулась:

— Вы хороший друг, Пит. Джеку здорово повезло!

— Я бы хотел быть и вашим другом. Конечно, если вы не против.

У нее приподнялись уголки рта:

— С радостью…

— Вы подумаете о том, что я сказал?

Она кивнула, но осталась при своем мнении. Никогда им не быть вместе…

— Как продвигаются спасательные работы? — спросила она, чтобы уйти от разговора, который становился слишком щекотливым.

— Мы готовы выйти в море, но пока не распогодится, риск слишком велик. Во время шторма на глубине образуется чересчур быстрое течение. — Пит поставил пустую чашку на серебряный поднос. — Пожалуй, мне пора. — Он встал и протянул ей руку, такую же веснушчатую, как и лицо. В свете лампы его волосы казались еще более рыжими, чем на «Мародере». — Я только хотел, чтобы вы все знали про Джека.

Не обращая внимания на протянутую руку, Дженни потянулась и обняла его.

— Спасибо вам, Пит! Вы хорошо сделали, что пришли.

Она проводила его до дверей.

У выхода Уильямс обернулся:

— Берегите себя, Дженни.

— Да, Пит. Вы окажете мне одну услугу?

— Конечно.

— Позаботьтесь о Джеке.

Пит с грустью улыбнулся и кивнул. Закрыв за ним дверь, Дженни прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Так она стояла, вытирая ладонью мокрые щеки, а слезы все текли и текли.

Едва Дженни вернулась в гостиную, как зазвонил телефон. Она сняла трубку и прижала ее к уху.

— Дженни? — прозвучал до боли родной голос, и у нее защемило сердце. Мы с отцом волнуемся. Ты не звонила целую вечность.

— Извини, мама. Я совсем закрутилась. — М-да… Слишком мягко сказано. — Как папа?

— В порядке, милая. Может, приедешь на уик-энд? Мы соскучились по тебе.

— Едва ли, мама. В библиотеке полно работы. — Она не была готова к встрече с родителями, которым хватило бы одного взгляда на ее бледное, расстроенное лицо, чтобы понять, как тяжело ей приходится. — Скоро День благодарения.[16] Вот тогда я и приеду.

— Послушай, детка, у тебя, случайно, не роман? Твой отец убежден в этом. Он думает, что ты с кем-то встречаешься и боишься, что мы не одобрим этого человека. Верно, милая?