Сон - Кейси Марс

— Ах, Боже мой! — Портье прижал ладони к своим пухлым щечкам.

— Вызовите доктора, — сказал Джек, опуская Дженни на ближайший диван. Он подложил подушку ей под щиколотки, приподняв ноги, опустился на колени и стал растирать безжизненно повисшие, ледяные руки. Она тихонько застонала и зашевелилась. Когда Дженни попыталась сесть, он бережно уложил ее обратно.

— Подожди минутку, малышка. Сейчас придет доктор.

— Доктор? М-мне не нужен доктор, — она все же села, — э-это был простой обморок, вот и все.

Джек снова уложил ее.

— Осмотр тебе не повредит.

Но Дженни упрямо покачала головой.

— Теперь все в порядке. Честное слово! — Она спустила ноги на пол, осторожно села, но вставать не пыталась. — Через минуту я приду в себя.

Тут портье заволновался:

— Доктор Мило уже идет. Он будет здесь через несколько минут.

— Думаю, теперь мы в нем не нуждаемся, — неохотно сказал Джек, извините за беспокойство.

— Вы уверены? — Толстяк озабоченно посмотрел на Дженни. — Она ужасно бледная! Надеюсь, причиной тому не страшные истории, которые я рассказал. Мне было бы очень неприятно думать, что я стал причиной ее обморока.

— Вы ни в чем не виноваты, — заверила его Дженни, — я уже чувствую себя намного лучше. Не могу представить, как это случилось. — Она покосилась на Джека и увидела, что эта ложь заставила его нахмуриться. Он помог ей подняться на ноги. — Извините, что доставила вам столько хлопот. Возможно, в этом виновата перемена погоды.

— Вы твердо уверены, что все в порядке? Знаете, отель несет ответственность за здоровье гостей.

— Все в порядке! — Она посмотрела сначала на Джека, а потом на портье. — Если вы не возражаете, я хотела бы взять кое-какие брошюры. Наверное, в них указано, как добраться до Роуз-Холла?

— Я уже сказал, это всего в нескольких милях отсюда.

— Дженни… — Но предупреждающий взгляд Джека остался без внимания.

— Я поеду, Джек. Ради это я сюда и прилетела. Я должна все разузнать. Но правда заключалась в том, что она никогда не поймет, как прекрасная молодая девушка вроде Энни Патерсон могла превратиться в злобное, порочное создание, которым была Энни Палмер.

Возможно, в Роуз-Холле найдутся ответы на все эти вопросы. Конечно, если у нее хватит смелости их задать.

Глава 25

— Дженни, эта поездка мне не по душе…

— Как ты можешь говорить такое, Джек? Ты ведь знаешь, через что я прошла. Эта женщина снилась мне два года! У меня нет другого выбора…

Они миновали стадион для гольфа, выбрали маршрут А-1 и по левой стороне шоссе поехали в Роуз-Холл.

— А я по-прежнему считаю, что все это чушь. Не верю, что твои сны имеют какое-нибудь отношение к реинкарнации. Просто ты где-нибудь вычитала это. Портье сказал, что это — место паломничества туристов. Может быть, тебе попадалась на глаза какая-нибудь рекламная брошюра или ты читала про эту Палмер в библиотеке. Вот и все объяснение.

— Если бы… О Господи, я сама хотела бы так думать, но в глубине души знаю, что это неправда.

Едва они подъехали к дому, как это стало окончательно ясно. Именно таким он ей и запомнился — огромный трехэтажный георгианский особняк с высокими стрельчатыми окнами и тяжелой резной дверью. И сразу же в ее мозгу зароились картины, образы и фрагменты таинственного прошлого.

Но все же многое изменилось — доктор Бейли оказался прав. Сейчас, когда Дженни знала причину появления этих образов, ей было легче держать себя в руках. Теперь это больше напоминало взгляд на прошлое через окошко, а не непосредственное участие в событиях, как было раньше.

Не последнюю роль сыграло и то, что дом, во многом оставшийся прежним, тоже стал другим. По словам сопровождавшего их коротышки-гида с кожей шоколадного цвета, первоначальный особняк Палмеров был сожжен много лет назад. Уцелели лишь толстые внешние стены. Прежний интерьер был до мельчайших деталей восстановлен нынешними владельцами дома, не пожалевшими времени и средств на реставрацию.

Но, слава Богу, разница все же оставалась и создавала что-то вроде защитного барьера, который позволял ей смотреть на вещи, переживать ужасные воспоминания и сводить концы с концами без угрозы стать частью происходившего.

Знание того, что она сделала, причиняло Дженни новые мучения. С каждым новым разоблачением ее лицо становилось чуточку бледнее. Внутри все свело, пульсирующая головная боль доводила ее до умопомрачения. Но чувствовала она только одно — неизъяснимое отчаяние. То самое отчаяние, которым заканчивались все ее сны.

— Что-то ты мне сегодня не нравишься, малышка!.. — тревожно сказал Джек. — Не лучше ли нам убраться отсюда подобру-поздорову?

— Нет, — она покачала головой, — пока ты со мной, мне ничего не страшно.

Лицо Джека оставалось мрачным, но он сжал ее руку.

— Я не отойду от тебя ни на миг!..

Они прошли вестибюль с витой лестницей красного дерева, заглянули в туалетную, а затем перед ними предстал великолепный салон. Элегантная мебель выглядела именно так, как ей запомнилось: роскошные столы времен королевы Анны,[13] кресла эпохи короля Вильгельма,[14] хрустальные люстры и пушистые восточные ковры. А в столовой они обнаружили эпплуайтовский столик — почти такой же, как тот, который остался в ее памяти.

Они поднялись наверх. Дженни опиралась на руку Джека, благодарная ему за поддержку. У спальни, где был убит один из мужей, которую Энни всегда держала под семью печатями, Дженни не выдержала. Сердце бешено заколотилось и вынудило ее прислониться к стене. Она закрыла глаза и прерывисто задышала.

Джек не сдержался:

— Черт побери, Дженни…

— Подожди минутку. Сейчас все пройдет.

Отогнав от себя страшные воспоминания о смерти и отчаянии, она двинулась по коридору. Вслед за группой туристов они вошли в спальню Энни Палмер. Туда, где она провела последние часы своей жизни.

Стоя за спинами туристов и ощущая на талии теплую, сильную руку Джека, она прислушалась к гиду, излагавшему кровавые подробности восстания рабов, которое привело Энни к гибели.

— Комната была… другой, — с трудом пролепетала Дженни. Во рту пересохло, ноги у нее подкашивались. — На туалетном столике всегда стояла ваза со свежими цветами, но он находился не здесь, а там… — указала она дрожащей рукой на противоположную стену, — рядом с чудесным напольным расписным кувшином из фарфора, привезенным ее матерью из Англии. А у кровати на четырех столбах под пологом лежал пушистый темно-красный персидский ковер, в котором по щиколотку утопали ноги. Она ненавидела вставать босиком на холодный паркет…