Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

До самой последней встречи, до последнего разговора.

Обсуждали они, естественно, и тему лидера в обществе. Подсчитано: для того, чтобы человек сделался известным, нужно немного. Нужно, чтобы он семнадцать раз в месяц появлялся на экране телевизора. Больше не надо — ровно семнадцать раз.

Так стали известными Зюганов и Жириновский, Починок и Козырев, Рыбкин и Митрофанов, десятки других, самых разных людей. Как только они исчезают с экрана «ящика», так люди начинают забывать их. Причем до обидного быстро и настолько глубоко, что даже фамилии их потом не могут вспомнить, вот ведь как. Кроме, может быть, отдельных особ, например, Чубайса с его ваучеризацией: этот человек умудрился задеть, обвести вокруг пальца едва ли не каждого первого жителя России. Чубайса забудут не скоро.

Полеванов говорил Шебаршину:

— Не будем ставить знака равенства, как и знаков «минус» или «плюс», но двадцатый век прошел под знаком трех людей — Ленина, Сталина и Гитлера.

Шебаршин частично соглашался с ним, частично нет. Особенно много споров было вокруг Сталина. Леонид Владимирович называл его «варваром двадцатого века», потом позицию начал потихоньку менять.

— В Израиле живут не самые глупые люди, согласитесь, — говорил ему Полеванов, — там, например, о Сталине вышел двухтомник, и совсем не ругательный, как можно предположить…

— Понимаю, ведь не будь Сталина, не было бы, наверное, и Израиля, — согласился с ним Шебаршин, — все правильно.

— В Израиле Сталину собираются открыть памятник…

— Показательная штука, хотя уже и слишком.

Пришло время, и Леонид Владимирович начал производить переоценку этой личности: чего в «варваре двадцатого века» больше — хорошего или плохого? Делал эту переоценку для себя. И, видать, то, что он перестал называть Сталина «варваром», было результатом этой сложной переоценки, хотя результатом и промежуточным, неокончательным.

К разговору о Сталине Шебаршин с Полевановым возвращались много раз, часто тему Сталина перебивала тема другая, но это вовсе не означало, что на этом поставлена точка.

Хотя и говорят, что незаменимых людей нет, Шебаршин был незаменим — в обществе после его ухода словно бы пустота какая образовалась, дыра, и ничем пока эта пустота не заполнена. Шебаршин — это Шебаршин, второго такого человека на горизонте Полеванова не видно. Вполне возможно, что вряд ли он появится в ближайшее время.

А может быть, не появится и вообще. И от этого делается печально.

Предательство как политическая профессия

Как-то, сидя на даче, совершенно одинокий — Нина Васильевна была похоронена, сын находился за границей, у внука Сережи были свои дела, — понимая, что жизнь идет к закату, Шебаршин составил список людей, которых предала Москва… В самое разное время. А ведь эти люди были верны Советскому Союзу, а значит, были верны России. И из-за своей верности погибли.

Предательство было, конечно, грандиозным.

«Бела Кун, М. Н. Рой, австрийская компартия, Ван Минь в Китае, коммунисты в Курдистане, Азербайджане (они были повешены шахскими войсками), Ракоши, Хонеккер, Живков, Наджибулла, брошенный на растерзание Ярузельский».

Если Белу Куна и Ван Миня Шебаршин не знал, то Наджибуллу и Хонеккера знал хорошо, и не только их, потому ему делалось больно, когда он думал об этих людях.

«Опасно связывать свою судьбу с Москвой, — написал он. — Она не предает, она просто забывает своих друзей и союзников».

А разве это не одно и то же?

Показательна в этом смысле судьба Наджибуллы. Шебаршин познакомился с ним, когда Наджибулла был еще Наджибом, командовал в Афганистане госбезопасностью, и его знали под этим именем — Наджиб. Наджибуллой он стал позже, когда наши войска ушли из этой страны, под давлением «друзей» Наджиб был вынужден объявить Афганистан мусульманской страной и стать Наджибуллой.

Помню, где-то году в девяносто восьмом (в прошлом веке, в общем) мы выступали с Леонидом Владимировичем в Центральном доме работников искусств, в пресс-клубе, и разговор зашел об Афганистане.

Когда мы уходили из из этой страны, то оставили восемь десятков военных городков (примерно) — ухоженных, подлатанных, с аллеями, присыпанными песочком, в домах-модулях стояли ровнехонькие ряды кроватей, заправленных новеньким, только что со складов, постельным бельем.

Любо-дорого было посмотреть на эту картину.

В ту же пору было хорошо известно, что в Пакистане находится примерно столько же лагерей по подготовке душманов (душманов уже тогда либералы начали гордо называть моджахедами — «борцами за веру», хотя такие оголтелые борцы, способные только на зверства, подпитываемые хорошими американскими деньгами, могли лишь присниться в страшном сне, их и людьми-то нельзя было назвать)… В общем, лагеря душманов — это были те же самые военные городки.

Почему бы не провести операцию по ликвидации этих городков и превращении их в мирные жилые кварталы и в Пакистане, а? Как и в Афганистане? На паритетных началах.

Мы убираем военные городки, пакистанские власти — лагеря моджахедов. Варенников, который был в ту пору заместителем министра обороны и отвечал «за процесс», позвонил министру иностранных дел Шеварднадзе, рассказал об идее, которая возникла.

Шеварднадзе эта идея тоже понравилась, он выразил громкий «Одобрям-с» и сказал, что сейчас же будет звонить в Вашингтон государственному секретарю Бейкеру и внедрять эту идею в умы политического руководства Штатов.

Но на практике Шеварднадзе действовал по принципу «чем хуже — тем лучше», он даже к телефону не прикоснулся, чтобы позвонить в Вашингтон.

В результате мы ушли, сдав военные городки афганским властям, а лагеря душманов в Пакистане остались, в них не только продолжали резвиться и осваивать науки убийства талибы, эти лагеря стали основой «Аль-Каиды». Кстати, в переводе «Аль-Каида» — база, основа.

Плюс ко всему, американцы были против прекращения войны в Афганистане. На полную катушку в Штатах было раскручено военное производство, в Афганистан через Пакистан широким потоком шли «стингеры» — ракеты, от которых невозможно было увернуться ни самолету, ни вертолету, какие бы уловки пилоты ни применяли, шли ракеты «ред ай» — «красный глаз», шли медикаменты, оружие, амуниция, а это сотни тысяч рабочих мест, спокойствие внутри Америки.

Когда мы покинули Афганистан и Наджиб остался наедине с горящей страной, с врагами, то многие говорили: «Долго Наджиб не протянет, талибы его очень скоро сковырнут».

Не сковырнули. Более того, он начал объединять страну, уговаривать несговорчивые племена, обращать их в своих сторонников, и как талибы с членами новорожденной «Аль-Каиды» ни старались, ничего поделать с Наджибуллой не смогли.