Ты самая любимая (сборник) - Эдуард Тополь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаете, мы согласны и без зарплаты, — ответила Лара. — Нам справки нужны о практике. Мы в пединститут поступаем. У нас стажа не хватает…
Ванечка, сидевший в загоне с остальными малышами, увидел Надю и уставился на нее, Надя на ходу дернулась было к нему, но Лара резко одернула ее, и все трое, пройдя через палату, вышли из нее.
Следом раздался Ванечкин рев.
— Это новенький, — сказала директриса, идя по коридору. — Остальные, когда видят взрослых, уже и не плачут. Я прошу нянек хоть десять минут в день каждого подержать на руках. Конечно, ужасно, что у меня нет для них ни витаминов, ни даже памперсов. Но куда хуже, что они растут без любви. Кем они вырастут без любви? — Она зашла в свой кабинет и взяла трубку звонившего телефона: — Да! Слушаю!.. Кого? Недоношенного?.. Ну, Сергей Ильич, ну, вы же знаете, как я к вам отношусь! Я б сама от вас родила! А вы мне… Ну, я вас очень прошу: пусть его в роддоме хоть до месяца доведут!.. — И бросила трубку, сказала в сердцах: — Блин! Детей бросают! Зарплату не платят! Какая-то страна вся брошенная… — Наде и Ларе: — Так что мне с вами делать? Ведь через два дня сбежите!
— Нет, нет! Что вы! — разом возразили они.
— Ладно! — Директриса закурила. — Значит, так. Беру с испытательным сроком. Работа — неделю в ночь, неделю — днем. Поселю наверху, в медчасти, там есть раскладушки. На экзамены можете ездить. Если месяц продержитесь, дам справку, что работали полгода. И рекомендацию в пединститут. Годится?
— Спасибо! Конечно!..
Толкнув Надю локтем, Лара посмотрела на свои ручные часики:
— Тогда я смотаюсь в Москву за вещами.
— Ну вот, одна уже слиняла! — сказала директриса.
— Нет, что вы! — возразила Лара. — Я туда и обратно!
«Германова» устало отмахнулась:
— Езжай! — И Наде: — Ты-то остаешься?
Но Надя не успела ответить — на столе зазвенел телефон, «Германова» взяла трубку.
— Алло! Ой, Пал Антоныч! Рада вас слышать! Мы? Скучаем без вас… — И махнула Наде и Ларе на дверь.
Надя и Лара вышли, Лара сказала:
— Все, с тебя бутылка.
В конце июля жара по ночам спадала, за окнами Дома малютки стрекотали цикады, и невесомый ночной туман плыл над лугами…
Как написал бы Довженко, «среди этих росистых туманов и хрупкого запаха яблок», в полутемных палатах Дома малютки, на своих клеенчатых матрацах копошились во сне грудные дети и годовалые малыши. Их много, их очень много — кто спит, кто плачет, кто соску сосет, кто — палец.
Над ними жужжали комары, кусались.
Малыши просыпались, садились, обиженно плакали и кулачком вытирали слезы.
Вслед за ревом одного пускались в рев соседи в соседних кроватках.
Кто-то из малышей просто сидел и молча раскачивался взад-вперед, как истукан или старый еврей на молитве. Кто-то лежал с открытыми глазами, философски созерцая не то потолок, не то весь этот безжалостный мир.
А кто-то дрался во сне, отбиваясь от приснившегося кошмара…
Надя в одной палате, вторая нянька в соседней всю ночь переходили от кроватки к кроватке — меняли пеленки, давали соски, укладывали на правый бок или брали на руки и укачивали, расхаживая меж кроваток…
Так на фронте, в тумане ходили санитарки по полю боя, спасали раненых…
Но даже когда няньки брали этих детей на руки, у малышей были какие-то странные, словно потусторонние или замороженные глаза. Только Ванечка, едва Надя брала его на руки, тут же обнимал ее своими ручонками. А Надя, став с Ванечкой у окна, молилась вслух:
— Боженька! Дева Мария! Дорогие! Родненькие! Помогите нам, грешным! Ну пожалуйста!..
Эта молитва поднималась над Домом малютки, над ночными лугами, лесами и туманами и еще выше, над всей Россией, брошенной в тот 1998 год Господом Богом. Или забытой…
Кто слышал ее?
А днем в двух больших баках кипели и варились детские подгузники и пеленки. Надя и другие няньки, стоя в пару над баками, какими-то черпаками вычерпывали отстиранное и шлепали в жестяное корыто. Еще одна нянька заглянула в открытое окно прачечной:
— Девки! Идите помогите!
Надя выглянула в окно.
Во дворе дома, у несуществующих ворот, стоял «кадиллак» с открытыми дверьми и распахнутым багажником. Из багажника и салона машины шофер выгружал ящики с детским питанием «Хипп», «Baby», сухой молочной смесью «Бона» и фруктовыми консервами фирмы «Гербер».
Надя и еще три няньки перетащили эти продукты в дом, шофер закрыл багажник, щеткой и бархатной тряпицей вытер кожаные сиденья «кадиллака».
А из дома, из кабинета директрисы вышел Павел Кибицкий, направился к «кадиллаку». Надя с последним ящиком «Хипп» шла ему навстречу. Их глаза встретились, но он прошел мимо, не узнав ее.
Надя взошла на крыльцо, Кибицкий уже от машины все-таки оглянулся, поморщил свой лоб, но так и не вспомнил, сел в машину, и «кадиллак» уехал — с крыльца была видна его крыша, проплывшая за забором.
Тут на крыльцо выбежала директриса с кожаной борсеткой в поднятой руке:
— Пал Антоныч! Павел!.. — И огорченно: — Блин, борсетку забыл…
— А кто это, Дина Алексеевна? — спросила Надя.
— Наш спонсор, Кибицкий. Эти банкиры хоть и жулики, но у некоторых все-таки есть совесть.
Длинный автомобильный гудок прервал их беседу, обе посмотрели в сторону этого гудка.
За забором возникала крыша «кадиллака» — машина задним ходом шла назад к несуществующим воротам.
— О, вспомнил! — сказала Германова и побежала с борсеткой к воротам.
Надя, поглядев ей вслед, заторможенной походкой поднялась на второй этаж, зашла в медпункт. Здесь на стенах висели стандартные врачебные плакаты «БЕРЕГИ МАТЕРИНСТВО!», диаграммы роста и веса детей и призыв «СРОЧНО СДЕЛАЙ ПРИВИВКУ ОТ ОСПЫ!». А из мебели, помимо высокого столика для осмотра ребенка и стеклянных медицинских шкафчиков, здесь стояла Надина раскладушка.
Подойдя к настенному зеркалу, Надя посмотрела себе в глаза и перевела взгляд за окно.
Там, у несуществующих ворот Дома малютки, стоял «кадиллак» Кибицкого. Нагнувшись в открытую дверь машины, директриса, переминаясь с ноги на ногу, кокетливо крутила задом. Потом закрыла эту дверь, помахала рукой вслед укатившей машине, повернулась и медленно, эдак задумчиво и по кривой пошла к дому, на ходу поддев ногой какую-то гальку…
Две няньки приносили раздетых малышей купаться — по одному на каждой руке. Надя и еще одна нянька, пожилая, — распаренные и голые по пояс — купали малышей в двух больших пластиковых корытах. Дети радостно барахтались в воде и играли с надувными крокодильчиками и утятами…
Подняв голову, Надя — вся мокрая и простоволосая — вдруг увидела перед собой Кибицкого с двумя голыми малышами на руках — по одному на каждой.
— Ой! — испугалась она и закрыла руками голую грудь. — А вы тут как…
— Я вакцину привез, от коклюша, — улыбнулся Кибицкий, глядя на ее руки, прикрывающие грудь.
— А Дины Алексеевны нет, она в министерстве…
— Я знаю, но в министерстве нет вакцины. А мне из Парижа прислали, Ростропович. Вот, — он показал на малышей, — решил вам помочь. Можно?
— Я уже закончила, мне на электричку…
Один из малышей на его руках заплакал и засучил ногами, Кибицкий чуть не выронил его.
— Ой, держите, а то уроню!
Надя рефлекторно подставила руки, подхватила ребенка.
Держа на руках второго малыша, Кибицкий залюбовался полуголой Надей с ребенком в руках.
— Мадонна! Усыновите меня, — сказал он, не отводя глаз от ее груди.
Держа ребенка одной рукой, Надя второй влепила Кибицкому пощечину.
Да так, что он покачнулся.
Кибицкий оторопел:
— Ты что? Сдурела?
— Скажите спасибо, что у вас ребенок в руках…
Кибицкий, смутившись, уже не знал, куда деть второго ребенка.
— Давайте уж… — сказала Надя. — И идите отсюда! Нахал!
— Я хотел помочь…
— Идите!
Кибицкий ушел, а пожилая няня, купая ребенка, заметила:
— Банкир, бля! Они думают, что за деньги все могут!
— Я этих двух докупаю, и все, ладно? — сказала Надя. — У меня завтра экзамен.
Но как она ни спешила, а выбежала из Дома малютки только затемно. И бегом припустила, чтоб успеть к электричке. Свернула со двора на улицу и увидела — у тротуара стоит «лексус» Кибицкого. Она прошла мимо, «лексус» тронулся, окно в машине опустилось.
— Садись, я подвезу, — сказал Кибицкий, ведя машину рядом с ней.
Надя с независимым видом молча шла вперед.
Где-то вдали прогудела и проклацала проходящая электричка.
— Электричка ушла, ты опоздала, — сказал он.
— Будет другая, — бросила она на ходу.
— Следующая через час.
— А вы откуда знаете?
Он кивнул на свой мобильный:
— Я звонил, узнал расписание. Следующая в 21.20.
