Муравечество - Кауфман Чарли

Затем у обратного автобуса спускает шина, и водитель просит нас обратной речью выйти. Так что я на улице, в мире как он был. На меня срет голубь (как было бы чудесно, сохранись еще обратное время, соберись и всосись обратно в голубиный анус голубиный помет; тогда бы он получил), а я разворачиваюсь и бреду на север, в свою квартиру, чиститься.

Входная дверь пробита, в ней дыра, приблизительно формы Доминика. Через дыру я замечаю его: он злобно мечется, изображает жестокие колющие движения ножом и ругается. Я прислушиваюсь, кого он ругает. Подозреваю, что меня.

Да, меня.

Возвращаюсь в ящик для носков Барассини.

Глава 56

— Давай.

Компьютер метеоролога теперь еще больше.

— Мета-уролог, — хихикает Барассини. — Все никак не отойду. Просто отлично.

Тот сидит перед маленьким киноэкраном, смотрит анимацию того, как смотрит на анимированного себя перед киноэкраном. Чешет нос. Спустя миг чешет нос его анимированное изображение. Он ерзает в кресле, и в тот же самый миг то же самое делает его анимированная версия. Расчеты нагоняют настоящий момент.

И вот: анимация реагирует первой, ее глаза расширяются в изумлении. Сразу после этого глаза метеоролога тоже расширяются в изумлении.

— Мои глаза расширились в ответ на то, как расширились глаза изображения на экране? — спрашивает его закадровый голос.

Метеоролог не знает.

Теперь у анимированного метеоролога тревожный вид. Он встает. Уходит. Нарисованный человечек идет через нарисованный лес снаружи пещеры. Начинается дождь — сперва несколько капель, потом небо разверзается и обрушивается ливень. Электронный голос компьютера:

— Прямо как в анимации!

Анимированный метеоролог натягивает куртку на голову и забегает обратно в нарисованную пещеру.

Теперь у настоящего метеоролога тревожный вид. Он встает, ходит взад-вперед, выходит. Идет через лес. Начинается дождь — сперва несколько капель, потом небо разверзается и обрушивается ливень. Он думает (и ничего не может с этим поделать): «Прямо как в анимации!»

Бежит обратно в пещеру, прикрываясь курткой.

Каждую ночь — очередной сон Аббиты без Аббиты. Я продолжаю блуждать по улицам странного, пустого города сна. Продолжаю искать заказ на новеллизацию, но, похоже, я в черном списке. Это столь же удручающе, сколь и тревожно, поскольку скоро пора платить сновидческую квартплату. Сам не знаю, что случится, если я останусь во сне без квартиры. Замерзну насмерть? Можно ли замерзнуть насмерть у себя во сне? Может, меня выселят из сна, это было бы неплохо. Подозреваю, что в черный список меня каким-то образом внесла Аббита. Узнать наверняка невозможно, потому что спросить некого.

Я прочесываю объявления о поиске новеллизаторов в газете. Выбор, как обычно, невелик. Повестизация короткометражки — что-то студенческое из Нью-Йоркского университета, новеллизаторы новеллизируют подобное только ради пополнения резюме. Денег там не водится. И низкооплачиваемая работа по ужастику для кабельного телевидения «Закричи меня до сна» — о монстре, который своим криком вгоняет людей в сон и после убивает. Допущение увлекательное и контринтуитивное, а режиссер, Эгг Фридландер, — в моем сне главный визионер из новой волны хоррор-режиссеров, но фильм трудно перевести в книжную форму, поскольку его костяк — крики и сон, плюс платят маловато. Но, когда дарят коня, ты не выбираешь его зубы, если можно так выразиться. Так что я звоню по поводу собеседования в «Тусклую лампочку», студию Эгга. Стоит мне представиться, как следует долгая пауза.

— Алло? — говорю я наконец.

— Да? — в итоге раздается ответ.

— Я думал, нас разъединили.

— Нет-нет, — говорит она.

— Ну и?..

— Да?

— Мне можно прийти?

— О. Эм-м, да, конечно, если хотите.

— Да. Хочу. Потому и позвонил.

— А. Ну ладно. С этим разобрались, так что…

— Когда будет лучше?

— Что?

— Прийти.

— А. Так. Посмотрим. Боюсь, единственное еще доступное время — вчера.

— Вчера?

— Вчера в четыре у нас было свободное окно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Где вы находитесь?

— А, на другом конце города, так что…

— Откуда вы знаете, на каком конце города я?

— А. Точно. Ну, где вы сейчас?

Я смотрю на уличный указатель.

— На углу Милтон и Уилтон.

— Как я и подозревала, мы на другом конце города. Мы в здании 3593 по Йети, на углу Каши.

Я слышал о Йети, но подозреваю, что Кашу она выдумала. Впрочем, раз это сон, я решаю, что все равно смогу найти их перекресток и быть там вчера в четыре, если выйду прямо сейчас.

— Тогда я буду… — я смотрю на свои часы, — четырнадцать часов назад.

Так и выходит.

«Тусклая лампочка» находится в маленьком офисе на сороковом этаже «Йети-Каша-билдинг». И, прямо скажем, секретаршу — чей голос, полагаю, я и услышал завтра по телефону — наняли не за навыки машинописи, поскольку у нее нет рук. А еще она красива. Ее красота меня пугает, но благодаря отсутствию рук я чувствую превосходство хотя бы в том отношении, что уж их-то у меня целых две.

— Эгг вас примет, — говорит она, встает и ведет к двери офиса, которую открывает силой разума — видимо, с помощью какого-то телекинеза. Может, она все-таки хорошо печатает.

На диване в переговорной зоне помещения сидит, полагаю, Эгг Фридландер. Это человек странной формы, почти как скала, хотя и не в очевидном смысле.

— Я Эгг, — говорит Эгг.

— Я Б., — говорю я.

Он, не вставая, протягивает руку. Я ее пожимаю.

— Рад с вами познакомиться, — говорю я. — Не считая вас и вашей секретарши, я за очень долгое время не видел ни живой души.

— Это Дивно, — говорит он.

— Ну, не особенно, ведь это город, совершенно лишенный людей, так что…

— Нет. Дивно — так зовут секретаршу.

— Это дивно, — говорю я.

— Секретарша, да.

— Нет, я говорю, дивно, что ее зовут Дивно.

— Ну, у нее были родители-хиппи.

— Она выглядит слишком молодой для того, чтобы ее родители были хиппи. А еще Дивно непохоже на типичное имя хиппи. Куда типичнее что-нибудь вроде Свобода или там Хрустальная Ночь.

— Хрустальная Ночь?

— Лучше Хрустальный Свет.

— Короче, мы тратим драгоценное время. У меня встреча две минуты назад. Так что быстро расскажите, как бы вы новеллизировали фильм о криках и сне.

— «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!» и «z-z-z-z-z-z-z-z-z-z-z-z!!!!!!», — говорю я.

Кажется, он впечатлен.

— Не впечатлен, — говорит он.

— Позвольте договорить.

— Ладно.

Я сбиваюсь. Ономатопоический перевод криков и сна — все, что я пока придумал.

— Конечно, будут и дополнительные междометия. Для разнообразия, — пробую я.

— Да. И?

— Эм-м… Будет страшно. К тому же.

— Простите, что потратил ваше время, м-р Розенбергер…

— Микс.

— …М-р Микс, но нам это не подходит.

— Розенберг.

— Розенберг. Мне сказали, что вы не подойдете, но я вырос на ваших новеллизациях, так что хотел дать вам…

— Погодите. Кто это сказал, что я не подойду?

— Слушайте, неважно. Просто ходят слухи.

— Пожалуйста. Мне нужна работа. Я писал новеллизацию фильма «Я проснулся в криках», и вы же видите, что там были и сон, и крики, или, по крайней мере, крики сразу после сна, так что у меня есть опыт в этом жанре.

— Простите.

— Не говоря уже о других работах по крикам/сну. В основном в сфере театральной самодеятельности.

— Простите. У меня была встреча. Дивно вас проводит.

— Можно хотя бы оставаться на связи? Мне очень одиноко.

Словно телекинезом, открывается дверь офиса, входит Дивно.

— Сюда, — говорит она.

И я иду туда и снова блуждаю по пустому городу.

Теперь метеоролог старше — может, шестьдесят, — компьютер еще больше, современный, с кнопками вместо датчиков, транзисторами вместо электронных ламп. Киноэкран сменился на большой монитор. Звучит его закадровый голос:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})