Горение (полностью) - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...Аскетизм, который выпал на мою долю, так мне чужд! Я хотел бы быть отцом, и в душу маленького существа влить все хорошее, что есть на свете, видеть, как под лучами моей любви к нему развился бы пышный цветок человеческой души. Иногда мечты мучают меня своими картинами, такими заманчивыми, живыми и ясными. Но, о чудо! Пути души человеческой толкнули меня на другую дорогу, по которой я и иду. Кто любит жизнь так сильно, как я, тот отдает ей свою жизнь...
Твой Феликс".
Тук-тук, здравствуй, друг!
- Это я, Юзеф.
- Здравствуй, "Смелый". Почему вчера не перестукивал?
- На допросах держат целый день.
- Что мотают?
- Собирают все о Дзержинском. Копают даже самую пустяшную малость. Ты не знаешь его?
- Не знаю.
"Что они задумали? Ищут путь к Розе? Хотят затащить сюда все Главное Правление?"
- Юзеф...
- Да.
- Ты слыхал - вчера ночью во дворе тюрьмы стреляли?
- Да. Не спишь? Бессонница?
- Я все время чего-то жду.
- Ты днем жди. Ночью спать надо. И зарядку делай. Каждый день.
- Это что такое?
- Первый раз сидишь?
- Да.
- Зарядка - это гимнастические упражнения, чтобы тело было в состоянии постоянной готовности.
- Готовности? К чему?
- К бою, потому что...
Дзержинский резко отвалился от стены - лязгнул замок, заглянул Провоторов, шепнул:
- Держите!
Провоторов уронил "папироску" на пол, дверь быстро закрыл. В "папироске" сообщение с воли. Дзержинский увидел подпись "Эдвард" - самые важные новости, передает Комитет.
"Юзеф, работа идет. Варшава, Лодзь и Ченстохов снова бастуют. Рядовые ППС с нами. Национал-демократия сбесилась - они предлагают себя в услужение царю. Если сможешь - напиши, мы тут же напечатаем. Крепись. Мы верим - скоро ты выйдешь. За это говорят события во всей России. Эдвард".
Ночью Дзержинский набросал прокламацию.
Перед пересменкой вызвал надсмотрщика, проследил, чтобы Провоторов спрятал листок понадежнее. Цепь: революция - тюрьма - революция работала четко; сложная и страшная цепь, чреватая виселицей Провоторову и расстрелом всем тем, кто был связан с ним, даже косвенно.
"КОНТР-РЕВОЛЮЦИЯ И ПОЛЬСКАЯ "ЧЕРНАЯ СОТНЯ".
Рабочие! Царь нашел у нас усердных защитников. Вся буржуазная пресса изрыгает желчь на революцию, на забастовки и демонстрации. Во главе этой травли ныне стала польская "национал-демократия".
Что сказала эта партия в ответ на убийства, совершенные царским правительством 1-го Мая на улицах Варшавы и Лодзи? Когда рабочие почтили память погибших всеобщей забастовкой, национал-демократия выпустила воззвание, обливая революционеров грязью. Правительству, которое убивает рабочих, национал-демократия засвидетельствовала уважение, сообщив, что она действует в духе "реформы".
Что сказала национал-демократия, когда правительство убивало лодзинских рабочих? На известие об этих злодеяниях царя Варшава отвечала забастовкой и демонстрациями, а национал-демократия снова выпустила воззвание, но не для того, чтобы призвать рабочих к борьбе против преступного царизма, а чтобы снова накинуться на революционеров, "изменников, прохвостов и жидков".
Рабочие! В России полиция организует "черные сотни" из самых отпетых людей, прощелыг, пьяниц и воров, - лишь бы они били революционеров и евреев.
В России каждый честный рабочий, даже каждый честный капиталист глубоко презирает организаторов "черных сотен", этих грязных наймитов. Национал-демократы хотят заменить в этом отвратительном деле темных холопов царя.
Отвлекать внимание рабочих от борьбы за свободу, отуманивать рабочих царскими "реформами", направлять рабочих к борьбе против революционной социал-демократии, вызвать антиеврейский погром, вот к этим-то средствам и прибегает буржуазная контрреволюция с национал-демократией во главе.
Организация рабочих - для блага царя и фабрикантов - в защиту кнута и эксплуатации, вот - патриотическая программа национал-демократии.
Рабочий народ Польши ежедневно приводит доказательства тому, что его не испугают преследования правительства, царские указы и винтовочные пули. Тем более не испугают его "черные сотни" национал-демократии...
Долой слуг деспотизма!
Да здравствует революция!
Главное Правление
Социал-демократии Королевства Польского и Литвы".
Вечером, во время раздачи ужина, в камеру зашел "граф", Анджей.
- Давай миску, чего вылупился! - крикнул он Дзержинскому и чуть подмигнул: за спиной его стоял стражник (не Провоторов - другой) и сладко зевал менялась погода, дело шло к холодам; видимо, ночью надо ждать снега.
Дзержинский миску протянул, Анджей плеснул ему баланды и незаметно подтолкнул половником. Миска со звоном упала на кафель, картофельная жижа растеклась лужей, формой, похожею на Черное море.
- Вытирай теперь! - сказал Анджей. - Я не нанимался.
- Плохо наливал! Вместе вытирать будем.
Надзиратель кончил зевать лающе, со стоном; откашлялся, прохрипел посаженным голосом:
- Бери тряпку, поможь...
- В других камерах арестанты галду подымут, еду надо разносить, ваш бродь.
Охранник выглянул в коридор, лениво крикнул:
- Майзус, помоги котел перенесть! - и отошел к соседней камере.
Анджей взял тряпку, опустился на колени - голова к голове - с Дзержинским:
- Сегодня можно бежать.
- Не надо. Скоро тюрьму откроют.
- Тебе откроют, мне - нет.
- За что сел?
- Тюк с вашими газетами волок.
- Тюрьмы откроют, Анджей. Потерпи. Мы вместе выйдем, потерпи, прошу тебя.
Анджей поднялся, отжал тряпку в ящик для мусора, посмотрел на Дзержинского сожалеюще и молча вышел из камеры.
Вечером, попросившись в уборную, Анджей потянул на себя подпиленную решетку в маленьком оконце, которое выходило на крышу административного флигеля. Решетка подалась легко, без скрипа. Анджей действовал быстро, опасаясь, что надзиратель, который по-прежнему лающе зевал около двери, начнет торопить его. Подтянувшись, Анджей пролез в окно. В это время, как и было уговорено, в камере, что находилась в дальнем углу коридора, закричал "Евсейка-дурак", отвлекая надзирателя. Услыхав, как протопали сапожищи, Анджей опустился на крышу флигелька, сорвал с себя бушлат, размотал тонкую шелковую сутану, которую ему передали сегодня утром; ксендзовскую черную атласную шапочку надел на себя, стремительно спустился по пожарной лестнице в неохраняемый дворик, пересек его, вошел в коридор, откуда вела дорога к свободе, - остался лишь один караульный, старикашка, придурочный, носом клюет, а на пенсию не хочет - поди проживи на пятнадцать рублей.
Когда осталось до старика пять шагов, Анджей услыхал крик: надзиратель, который пас его возле уборной, видно, обнаружил побег.
Анджей распахнул дверь, прошел мимо дремавшего караульного, который вскочил, увидав сутану (рассчитано все было точно - ксендз входил сегодня днем через эту дверь, а выводили его главным подъездом, придурочный караульный соображал туго, но то, что т у д а входил, - должен был помнить).
Когда дверь за Анджеем захлопнулась, заныли колокола тревоги. Анджей побежал по набережной Вислы. Бабахнул выстрел, второй, третий.
- Стой! - закричали сзади. - Стой, черный!
С третьего выстрела п р о ш и л и.
Анджей бежал по набережной, навстречу людям, чувствуя, как соленая кровь обжигает горло.
С пятого выстрела перебили руку.
- Ну что ж вы?! - закричал он тем, что шли навстречу. - Что ж вы, люди?! Что ж стоите?! Убивают ведь!
Терял он сознание легко, будто отлетал - в ушах колокольчики звенели, много маленьких медных колокольчиков, про которые мама певучие сказки сказывала, пока еще живой была, - царство небесное ей, святой, доброй, нежной великомученице.
Слабо помнил Анджей, как подняли его, понесли куда-то; слышал только крики и понял, что не отдадут его городовым - набережная запрудилась народом, жаться к стенам перестали, высыпали на мостовую...
"НЕ ПОДЛЕЖИТ ОГЛАШЕНИЮ.
ЕГО ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
ТОВАРИЩУ МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
ЗАВЕДЫВАЮЩЕМУ ПОЛИЦИЕЙ
Д.Ф.ТРЕПОВУ
ЗАПИСКА О ПРОИСШЕСТВИЯХ
Варшава, 10 октября 1905 года.
I. УБИЙСТВА И ПОРАНЕНИЯ.
1) Вчера, в 8 ч. вечера, во время побега контрабандиста Анджея Штопаньского из цитадели, охраною замка была начата стрельба, во время коей ранено два человека; беглеца захватить не удалось. Вспыхнула стихийная демонстрация, которую удалось разогнать лишь после того, как вызвано было полсотни казаков.
2) Вчера, в 1 час дня, на станцию "Варшава-Ковельская" прибыл с 5-часовым запозданием пассажирский поезд из Сосновиц. Поезд этот подвергся вооруженному нападению боевиков ППС между станциями "Целестинов" и "Отвоцк". В 6 верстах от Отвоцка один из пассажиров остановил поезд тормозом Вестингауза. Из поезда и из прилегающего к линии леса собралась шайка революционных разбойников, вооруженных браунингами, в числе около 40 человек. Часть разбойников, стреляя из револьверов, заставила пассажиров не выходить из вагонов, другая - кинулась на паровоз и, припугнув машиниста револьверами, завладела машиной, а остальные кинулись к багажному вагону, в котором под охраной жандарма Мищенко перевозилась значительная сумма выручки станций этой линии. Мищенко отстреливался, пока в ружье были патроны, а затем преступники убили его многочисленными выстрелами. Отцепив паровоз с тендером и багажным вагоном от остальной части поезда, разбой-вики уехала версты на три, разбили железные сундуки, в которых хранились денежные суммы, забрали, по слухам, 15 000 руб., выпустили пары из паровоза и скрылись в лесу.