Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

После разговора с Берией Гачиев поуспокоился. Позвонил в Грозный к Колесникову про налет на Тушаби.

Старшего лейтенанта запалил азарт, задание уточнял деликатно, эзоповым языком. Все понял, ринулся в работу. Исполнительность, замешанная на предвкушении, распирала грудь.

Валиев увивался, изнывал вокруг Гачиева, спрашивал шепотом: о чем говорил с Папой? Почему слежка? Может, что-то пронюхали про связь с немцами? Если бы пронюхали, не в гостиницу поселили бы — в подвал.

Нарком на все вопросы многозначительно усмехался, когда Валиев наседал особенно, сворачивал внушительный кукиш.

… С утра жевало Валиева пакостное настроение. Не выдержал, взвился:

— Сколько здесь торчать? Монахи, что ли? Тут одна по коридору все время ходит, задом виляет, а ты…

— Не для тебя виляет, — отшиб наскок Гачиев и вдруг понес совсем несусветное: — Что за разговоры? Ты чекист, коммунист или жеребец племенной? Как себя ведешь?

Валиев остолбенел, хлопал глазами: от кого слова, от наркома или от муллы-старика, совершившего хадж в Мекку? Взмолился:

— Салман, ты у Папы был, какой-то непонятный вернулся. Мне одному можешь сказать, зачем привезли, почему слежка?

— Надоел ты мне, понимаешь? — вздыбил усы нарком. — Заповедь знаешь? Делай, как я! И заткнись!

Стукнули в дверь — будто в позвоночник игла вошла. На пороге возникли серый, пыльного окраса костюм, шляпа:

— Здравствуйте.

— Вам того же, — учтиво отозвался нарком.

— Салман Гачиев и Идрис Валиев? — спросил гость.

— Клянусь, это мы, — веселея, подтвердил нарком.

Гость сел, вынул коробку «Казбека», закурил.

— Э-э, здесь не курят. Что надо? — раздраженно подал голос Валиев.

— Потерпишь, — уронил гость. Тихо, бесцветно добавил: — Вам привет от Хасана.

— Какого Хасана? — У Гачиева мурашки пошли по коже.

— Терлоева, из Чечни.

— Не знаю такого, — расстегнул воротник гимнастерки Гачиев.

— Знаешь, Терлоев-Исраилов. Одна фамилия. Он просил напомнить: в Химой прибыл отряд красных в двести человек. Они шли к Агиштинской горе. На следующий день вы своим приказом переправили его в Хистир-Юрт. Семнадцатого Шерипов напал на Химой, захватил его, а отряд Криволапова выбила наполовину немецкая засада. Рассказывать дальше?

— Ты… задушу! Ты кто такой?! — рванулся к гостю Валиев.

Нарком поймал дружка за рукав:

— Сиди!

— И последнее, — истуканом, не шевелясь, сидел гость. — Господин Гачиев, вам просил напомнить о себе полковник Осман-Губе.

— Какой такой Губе? — вскочил и тут же опустился на стул нарком, не держали ноги.

— Тот, с кем вы встречались в ауле, в сакле Атаева. Пора выполнять ваши обязательства перед гестапо.

— Что тебе… вам надо? — обессиленно хрипнул нарком.

— Пока немного. Вы дожидаетесь здесь нового назначения? Очень хорошо. Как только оно состоится, оповестите нас запиской. Ее просуньте в щель между почтовым ящиком и стеной на Тверском бульваре, дом пятнадцать. Вот чертеж. Отсюда же возьмете наше следующее задание. Оплата — тысяча берлинских марок за каждое выполнение. Будем перечислять на счет в Берлинском банке.

«Этот все знает… Застрелить и бежать. Из Москвы, от Папы? От назначения кто бегает? Ишак! Отказать этому… нельзя. Расписка у Осман-Губе, письма у Исраилова, фотография, где мы вместе. Значит, соглашаться работать на них и… на Папу? Накроют — ремней из спины нарежут».

Чувствуя, как вспухает и потрескивает от нагрузки череп, он кашлянул, выудил из загустевшего молчания отсрочку:

— Такие вещи сразу не решают. Надо подумать. Сейчас принесу коньяк.

«А если провокация? Папа сказал… Что он сказал? «Веди себя как настоящий коммунист, поступай как образцовый чекист». Как это? Что делать? Этот знает про встречу с Османом у Атаева… Откуда знает? Всего два варианта: или это настоящий, от Османа, или кто-то пронюхал о встрече. Кобулов или Серов. Если это настоящий, зачем Осману слать связника вдогонку, в Москву? И потом, ни одна собака не знает об этой гостинице, этом номере… кроме Кобулова, ни одна! Кобулов работает на немцев тоже?! Э-э, думай, что говоришь… Может, Сталин и Берия на немцев работают? Ишак! Значит, этот… подсадной!»

Сзади подобрался Валиев, притулился к плечу, зашептал горячо:

— Чего тянешь? Все равно никуда не денемся. Тысяча марок! Марки не рубли. Чекистам так не платят…

«Веди себя как настоящий коммунист. Поступай как образцовый чекист… Все, что случится, докладывай Юхимовичу…» Докладывай! Испытывают. Чуть не влип. На волоске был. Этот попер на нас напролом, как баран, грубо работал. О встрече с Османом мог рассказать только сам Атаев. Кто бандиту поверит? Доказать надо. Пусть докажут. «Веди себя как образцовый чекист…» Валла-билла, поведу!»

Он взял бутылку нарзана в правую руку, за горлышко, в левую — коньяк и рюмки. Отодвинув плечом Валиева, пошел к сидящему гостю, выговаривая тепло, торопливо:

— Как добрались? Как здоровье Осман-Губе? Давно вас жду.

— Жив-здоров, — коротко сообщил связник, по-волчьи, всем корпусом разворачиваясь к расколовшемуся наркому.

— Слава Аллаху! Полковник оч-чень нужный человек у нас в горах, особенно сейчас, после временной неудачи. Выпьем за его здоровье. Такой коньяк устроит?

Он вытянул левую руку с бутылкой коньяка к гостю. Тот, щурясь от папиросного дыма, подался вперед — рассмотреть.

— Устроит, но с коньяком подождем, сначала…

Гачиев коротко хряснул нарзанной бутылкой по прилизанному затылку. Бутылка — вдребезги. Гость мешком сполз со стула, повалился на пол. С затылка, с шеи стекал пузырчатый водопад, пиджак на крутой спине стремительно чернел, напитываясь влагой.

Гачиев разжал пальцы, горлышко нарзанной бутылки звякнуло, вонзаясь зубцами в пол.

— Зачем? Они нас…

Нарком, покосившись, с размаху, хлестко влепил мокрую ладонь в красную рожу Валиева, запечатал рот.

— Вяжи ему руки! — Пошел к телефону, набрал номер. Дождавшись ответа, вытянулся: — Докладывает Гачиев. Товарищ Юхимович, мы тут германского шпиона успокоили. Вербовал, сука, провокацию устраивал. Прошу прислать конвой. Клянусь, важная птица, много расскажет.

Наркому внудел СССР

тов. Берия

Согласно Вашему указанию в операции по наружному круглосуточному наблюдению за Гачиевым и Валиевым были задействованы лучшие силы отдела контрразведки «Смерш», боевики Ракета и Молния, три снайпера и радист. Выявленные и разработанные лица, соприкасавшиеся с Гачиевым и Валиевым, работники НКВД и прокуратуры Аист, Блондинка, Смуглый, оперативного и следственного интереса не представляют. Слежка компромата не выявила.

Заключительная операция «Гость» дала реабилитирующий результат, совместными усилиями Гачиева и Валиева «Гость» оглушен, связан и передан в наши руки.

На этом документе, как на спасательном круге, поплыл нарком в дальнейшую бурную жизнь, на которой мало отразилось даже выселение, прожил ее со вкусом и комфортом, успев между прочими заботами и персональными поручениями Лаврентия Павловича осудить на муки и смерть всемирно известного ученого Вавилова.

Глава 23

Фаина возвращалась с дежурства в госпитале. Набухало сырым рассветом промозглое утро, осклизлой кашей чавкал под ногами подтаявший снег.

После пьяного дебоша в ресторане и разговора с Аврамовым и Серовым ее проводили в камеру.

Она села на нары с матрасом, застеленным чистой простыней и одеялом. Рядом в углу стоял жестяной бак с водой и кружкой на крышке. Она взяла кружку, повернула краник и жадно, одну за другой выпила две кружки воды. Вода была холодной, вкусной, в камере висел сухой, прохладный полумрак.

Она сбросила одежду, башмаки, забралась под одеяло и, постанывая от наслаждения, вытянулась на спине.

Над ней нависал серый потолок, обступали бетонные, незыблемые стены. Они надежно отсекали женщину от кошмара исраиловской пещеры, от воняющих самцов, от вокзального отчаяния, сверлящей спину слежки. Все осталось позади.

Сами собой побежали слезы. Выплакавшись, она блаженно провалилась в теплый омут сна. Отсыпалась почти двое суток. Пробуждаясь, видела на табурете рядом с нарами жестяную миску с пшенкой и кружку компота, накрытую белым ломтем хлеба. Насытившись, снова засыпала.

Через двое суток, проснувшись, Фаина рывком поднялась, села, спустила ноги. На потолке розово накалялся солнечный блик, где-то неподалеку чирикали воробьи, гуркотал голубь.

Пережитое вздыбилось в памяти, щетинясь подробностями: тугое сопротивление шипа, с тихим хрустом утонувшего в потной вонючей плоти, дикий рев, дрожащий слюнявый язык в разинутой пасти, оскалы нависших лиц, чугунные удары кулаками в лицо, соленый привкус крови во рту.