Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

Резкость формулировок Бернштейна вызывала возмущение его товарищей по партии. А. Бебель писал Бернштейну, ссылаясь на Каутского: «Карл был вполне прав, когда сказал в Штутгарте, что если справедливы содержащиеся в твоем заявлении новые взгляды, то мы должны перестать быть социал-демократами»[812]. Если так, то к концу ХХ века в мире почти не осталось социал-демократов в руководстве «социал-демократических» партий.

Несмотря на первоначальное неприятие бернштейновской «ревизии», в дальнейшем социал-демократия Западной Европы неуклонно сдвигалась в этом направлении. Причину этого нельзя найти только в стабилизации капитализма. Эта тенденция пережила и ряд мировых социальных потрясений. Корень эволюции социал-демократии вправо лежал в теории марксизма – в излишней абстрактности его конструктивного идеала, в «антиутопизме», отказе от разработки конкретной программы социализма. Не случайно, антагонистами бернштейнианства в марксистской среде стали коммунисты, принявшиеся создавать некапиталистический строй, невзирая на отсутствие необходимых предпосылок.

Современный социал-либерал Б.С. Орлов считает: «Более жизненной оказалась стратегия, предложенная Бернштейном – добиваться улучшения положения трудящихся в рамках существующего общественного строя»[813]. Эта стратегия предложена не Бернштейном, и даже не социалистами, а буржуазными филантропами. Бернштейн «открыл» иное – путь капитуляции марксизма перед этой идеей.

К концу ХХ в. бернштейнианство приобрело множество сторонников не только из числа социал-демократов, но и либералов, и, как мы видели, даже бывшей марксистско-ленинской интеллигенции. Тенденции глобализации дают им для этого немало оснований. Но, боюсь, у них короткая память. Опыт ХХ века оставляет мало надежд на перманентную эволюцию. Периоды эволюции перемещаются революциями, и глобальный порядок не раз разрушался под ударами порожденных им сил.

Интеграция социал-демократии в социал-либерализм имела немало преимуществ во второй половине ХХ века. Но неспособность социал-демократии вернуться на левые позиции в условиях кризиса социального государства показывает, что «ревизия» оказалась смертельной прививкой либерализма к социал-демократии.

Споры о наследии Бернштейна вряд ли скоро утихнут. На первый взгляд, принятие бернштейнианства ведущими социал-демократическими партиями – это свидетельство исторической правоты ревизионизма, и Бернштейн предложил наиболее эффективный путь к социализму. Но здесь кроется интеллектуальный фокус, который легко разоблачается – социализма в Европе по-прежнему нет. Бернштейн предложил путь, который привел не туда, куда было обещано. Это был один из путей к социальному государству. К тому же результату – социальному государству – привели и пути, далекие от марксизма, включая либеральные идеи американских республиканцев и фашизм.

Наиболее резко против Бернштейна выступили левые социал-демократы, склонные искать ответы на неясности марксизма у Маркса времен революций 1848 и 1871 гг.

Формулируя разногласия, Роза Люксембург (1871-1919) писала о том, что Бернштейн стремится к переходу части рабочего класса в разряд средних слоев (а это, заметим, прудонизм) и рассчитывает на «внедрение социализма… путем постепенного расширения общественного контроля и поэтапного распространения кооперации, а не путем использования социального и политического кризиса»[814]. А это, с точки зрения ортодоксального марксизма – утопия. Буржуазия не пропустит пролетариат к власти, да и пролетариат не будет настроен революционно, если социальная политика капиталистического режима будет успешной. Р. Люксембург не придерживается принципа «чем хуже – тем лучше», она просто отрицает, что капитализм способен решить социальные проблемы.

Социализм становится необходим, поскольку капитализм не способен решить стоящие перед человечеством проблемы. Если так, то капитализм ведет к кризису или катастрофе. Переход к социализму ведет через кризис и крах прежней системы, он не может быть эволюционным по определению. Если капитализм допускает успешную эволюцию человечества, социализм просто не нужен.

Люксембург в работе «Социальная реформа или революция?» утверждала, что социализм не может существовать как распределительная надстройка над существующим способом производства[815]. Противники Бернштейна не додумывали эту мысль до логического конца. Они отождествляли преодоление современной им бедности рабочего класса именно с социализмом. Практика социал-либералов в ХХ веке показала, что «распределительная надстройка» способна обеспечить рабочему социальные гарантии на уровне, который, как были уверены социал-демократы, включая Каутского, может обеспечить только социализм. Но это не решило более общих проблем социального господства и угнетения человеческих свойств, которые Маркс описывал в категориях «отчуждения». Эти проблемы могут быть решены только по мере преодоления капитализма социализмом, то есть на уровне системообразующих структур общества, по отношению к которым даже частная собственность является следствием. Социализм не может быть управленческой надстройкой над той же индустриальной организацией, которая обеспечивает капитализм. Чтобы преодолеть капитализм, нужно преодолеть и индустриализм.

Теоретический ревизионизм поставил и конкретный политический вопрос о степени допустимой интеграции социал-демократии в современную политическую систему. Марксизм сделал выбор в пользу участия в выборах. Но он не был готов брать на себя ответственность за проведение несоциалистических мероприятий, что было бы неизбежным в случае участия в исполнительной власти. От этого предостерегал еще Энгельс.

Марксистская социал-демократия претендовала на власть, но на абсолютную власть, которая позволит воплощать в жизнь радикальный марксистский проект. Участие в буржуазном государстве, противостоящем рабочему классу и выражающем интересы его классового врага, считалось недопустимым. Несколько иначе к современному государству относилось лассальянство, которое расценивало государственную бюрократию как возможного союзника против капитала. Стратегия Бернштейна прямо предполагала осуществление социальных реформ сверху. Как же это делать без участия в правительстве? Вопрос, поставленный теоретически, быстро перешел в практическую плоскость.

Решающий шаг в этом направлении сделали социал-демократы – не марксисты – недавно перешедшие к социал-демократам либералы. Они пришли к бернштейновским взглядам не слева (как Бернштейн и позднее Каутский), а справа. Им и карты в руки – 22 июня 1899 г. правый социалист из фракции Жореса А. Мильеран вступил в буржуазное (либеральное) правительство П. Вальдека-Руссо. Драматизма ситуации добавляло то, что в тот же кабинет вошел подавитель Парижском Коммуны генерал Галифе. Таким образом один принципиальный вопрос – можно ли социалисту входить в коалиционное правительство, дополнялся и даже заслонялся другим – можно ли входить в правительство вместе с реакционными деятелями. Этическая недопустимость второго оставляла лазейку для допустимости первого при более благоприятных условиях. Мильеран достоин критики за то, что сел рядом с Галифе. Но может быть можно сесть в министерское кресло рядом с будущим Робеспьером?

Жорес, хотя и без восторга поддержал решение Мильерана, гедисты и бланкисты восприняли его как предательство. До 1899 г. Жорес был уверен, что «социализм не может согласиться на частицу власти: надо, чтобы он получил всю власть целиком»[816]. Но это – для проведения социалистических преобразований. А правительство Вальдека-Русо создавалось для спасения республики (в разгаре было дело Дрейфуса, расколовшее Францию по вопросу, далекому от социализма). Могут ли социалисты входить в правительство ради задач, которые не имеют отношения к социализму? Имеют ли они право на нецелевое расходование авторитета социалистического движения? В 1899 г. большинство социалистов отнесутся к инициативе Мильерана отрицательно. В 1914-1917 гг. они в большинстве своем ответят на этот вопрос положительно.

После бурный споров в 1900 г. Конгресс Интернационала принял резолюцию по проекту Каутского: «Вступление отдельного социалиста в буржуазное министерство не может считаться нормальным началом завоевания политической власти и должно быть рассматриваемо как временный и исключительный прием в борьбе с трудными обстоятельствами». И этот опасный опыт приемлем лишь тогда, когда его одобряет большинство партии и министр остается уполномоченным партии[817].

Мильеран тем временем обеспечил принятие нескольких законов, защищающих права рабочих: о снижении рабочего дня до 10-11 часов, о решении трудовых споров. Но подобные меры принимались и в бисмарковской Германии, и даже в царской России. Для этого был вовсе не нужен социалист в правительстве. Он был нужен для другого: либеральное государство нуждалось в прививке социалистического движения, чтобы стать более устойчивым. Опираясь на часть социалистов, оно могло противостоять другой их части. Повернувшись лицом к «рабочему вопросу», либеральное государство стало шаг за шагом лишать социализм той армии, на которую рассчитывал Маркс.