Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

Мильеран тем временем обеспечил принятие нескольких законов, защищающих права рабочих: о снижении рабочего дня до 10-11 часов, о решении трудовых споров. Но подобные меры принимались и в бисмарковской Германии, и даже в царской России. Для этого был вовсе не нужен социалист в правительстве. Он был нужен для другого: либеральное государство нуждалось в прививке социалистического движения, чтобы стать более устойчивым. Опираясь на часть социалистов, оно могло противостоять другой их части. Повернувшись лицом к «рабочему вопросу», либеральное государство стало шаг за шагом лишать социализм той армии, на которую рассчитывал Маркс.

Каутский: марксизм как система

К концу века достройка ортодоксальной марксистской системы взглядов завершалась. Последователи покойного Учителя под общим руководством его друга и соавтора ответили уже почти на все вопросы, поставленные перед социальной наукой. Кроме одного, и пожалуй главного – как будет выглядеть общество, которое сменит капитализм?

Маркс нашел замечательное средство против «утопизма»: настоящий научный социализм изучает тенденции развития общества. Он не строит умозрительных проектов. Тенденции развития капитализма указывают на концентрацию производства и капитала. Модель социализма (коммунизма) является предельной точкой этих процессов. Социал-демократия борется за улучшение условий жизни рабочего класса. Значит, коммунизм решит и эту задачу. Как? Каковы доказательства? Каким образом? Время покажет.

По словам теоретика эсеров В.М. Чернова, «II-ой, довоенный Интернационал был детищем научного социализма, ударившегося в утрированный «объективизм», развивавшего созерцательную энергию, склонность к фаталистическому оптимизму, в ущерб энергии действенно-творческой, в одно и то же время созидательной и революционной»[818]. В результате, программа-минимум социал-демократии «носит по преимуществу выжидательный и оборонительный характер. Ибо пока пролетариат недостаточно силен для захвата власти, надо остерегаться чем бы то ни было осложнить или затормозить капиталистическое развитие общества»[819].

Партия, основанная на отрицании существующего строя, все меньше интересовалась будущим. Ее ведущий идеолог К. Каутский утверждал: «социал-демократия может выставлять позитивные предложения лишь для современного общества, а не для имеющего наступить»[820]. Но это влекло за собой «неудобный» вопрос: «Что за порядки установят социал-демократы, если народ доверит им власть?» Ответы были «обтекаемыми». Как говорил В. Либкнехт: «Дайте нам достигнуть власти, а как ее употребить, мы будем знать тогда»[821]. Такое сокрытие программы, характерное для политиков с имиджем ученых, настораживает: то ли они делают вид, что знают, как решить социально-экономические проблемы, то ли готовят нечто ужасное.

Единственный прецедент, с которым социал-демократы сравнивали будущее общество – это Парижская коммуна. Но в интерпретации Бебеля опыт Коммуны мало что добавлял к конструктивной программе социал-демократии: «все фабрики перейдут в руки общества и будут эксплоатироваться в интересах всех граждан. Место частного хозяйства займет социалистическое, в котором каждый будет работать для всех и все для каждого»[822].

В 1893 г. депутаты рейхстага потребовали от социал-демократов изложить, наконец, что они собираются делать, если придут к власти (тем более, что лидеры эсдеков обещали, что это может произойти в ближайшие годы). Один из оппонентов, ссылаясь на свои впечатлениях от чтения марксистской литературы, обвинял социал-демократов в том, что они просто скрывают свои намерения: «Не нашел я и разъяснения, как именно, в каких конкретно формах вы хотите урегулировать потребление, урегулировать производство. Я только и нашел, что вы хотите их «урегулировать», и более ничего». Оппоненты не дождались объяснения, как будет происходить «урегулирование». Социал-демократические ораторы стали сравнивать установление социализма с воскресением после смерти в христианстве, подтвердив тем, что социализм для них стал из вопроса знания вопросом веры. По словам А. Бебеля, «мы работаем так, как мы работаем, и не переходим к мелкой утопической живописи, чтобы говорить: таким, а не иным должно быть социалистическое общество. Оно само придет»[823]. После революционных потрясений 1917-1923 гг. В.М. Чернов имел основания прокомментировать этот пассаж: «Опыт и германской социал-демократии, которой после революции попала было в руки власть, и русского большевизма, и советских правительств Баварии и Венгрии, показал, что «само» ничто не приходит, и менее всего – социалистическое общество»[824]. Сама приходит революция, и она ставит перед социалистами вопрос – а не зря ли они работали так, как они работали все это время. Ведь умеренное социальное законодательство буржуазные политики и имперские чиновники могли принять и без марксистов. Чтобы подчеркнуть свое отличие от них, Бебель и Либкнехт выступили за меры планирования экономики: «Согласно учету вероятного расходования разных предметов потребления будет направляться их производство. Посредством обширных статистических исследований, с возможной точностью придется устанавливать, какие потребности и в каком объеме должны быть покрыты». Если эти исследования приведут к публикации рекомендательных планов, то такие меры вполне может осуществлять и буржуазное государство. Если же на основе «вероятных» цифр будут создаваться точные и обязательные к исполнению планы, то как заставить выполнять их каждого потребителя? Иначе множество продуктов будут произведены впустую, так как за время производства потребители могут изменить свои предпочтения. Ответ подразумевался один – диктатура. Но он нее был произнесен с трибуны рейхстага в 1893 г. В качестве пути к плановому хозяйству германские социал-демократы предлагали национализацию предприятий, выражая уверенность, что «государственные предприятия мы можем с легкостью превратить в социалистические»[825], даже не меняя управленческого персонала. Таким образом, не меняя структуры капиталистического производства, положение рабочих и т.д., а просто начав управлять государственно-бюрократическим сектором из правительственных кресел, социал-демократы «получали социализм». «Социализация оказывается равной бюрократизации»[826], – комментирует В.М. Чернов. Большевики были лишь продолжателями этой идеи. Умеренное и радикальное крылья марксизма отличались не моделью социализма, а только методами ее достижения.

Ответы депутатов социал-демократов своей маловразумительностью вскрыли пробел, зиявший на месте конструктивной программы немецкого социализма. Ведущий теоретик германской социал-демократии Карл Каутский (1854-1938) решил восполнить его и написал комментарии к Эрфуртской программе партии 1890 г. Книга вышла под названием «Пролетариат и общественный строй». Конструктивная часть этой работы называлась «Государство будущего» (характерно, что не общество будущего – этатизм снова стал преобладать в марксизме). Здесь любой желающий должен был узнать, как будет выглядеть общество, которое возникнет после победы пролетариата во главе с социал-демократами. Это общество Каутский называет социализм или коммунизм, отождествляя два понятия[827].

Глава «Государство будущего» резко контрастирует с предыдущими, где Каутский подробно описывает язвы капитализма и доказывает необратимость процесса концентрации производства. Как только речь идет о социалистической революции, краски становятся донельзя размытыми. Как победит пролетариат? Желательно – ненасильственным путем. Победа эта произойдет в ближайшие десятилетия, но мы не можем сказать, в какие формы выльется тенденция через 10-50 лет[828]. Капитализм вот-вот падет, а мы не знаем, за что бороться.

Какой будет собственность? Общей. Это как? Каутский пускается в логические рассуждения. Мелкое хозяйство предполагает частную собственность…

Ниже это мнение будет им же опровергнуто, так как Каутский, забыв о противоречиях русских марксистов с народниками, признает русскую общину примером коммунистических отношений (до такой идеализации общины не доходили и классики народничества).

А крупное производство – общественное, значит и собственность на него должна быть общественной. Рабочие станут «господами своих собственных продуктов» и получат избыток, который ныне достается капиталистам. Это, правда, незначительно улучшит положение рабочих (капиталистов ведь мало, а рабочих много – так что «избыток», поделенный на всех, большой прибавки не даст). И продукт не пойдет целиком в доход рабочего – это еще Маркс в «Критике Готской программе» объяснил. Производство нужно развивать, создавать общественные фонды и т.д.[829] Так зачем же эти преобразования нужны рабочему классу?