Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева

грубую блесну. Голос мужчины, выдававший себя за Жан-Поля, так старательно сипел, исчезая в шумах, что и простофиля заподозрил бы подвох! А она помчалась ночью за город! Вот что значит «работать дублершей», — нести ответственность за другого. Становишься доверчивой, пугливой, глупой… Кому же понадобилось убрать Викторию, и что за таинственный доброжелатель разыскал Шнайдера, направил его по следу убийц, подталкивая к спасению?.. Эта записка у портье и, конечно же, чья-то рука, подыгравшая Шнайдеру на пустыре… Может быть, утром Артур на свежую голову вспомнит ещё что-нибудь важное?

Бедняга… Он беспокойно метался на широкой постели, тревожно ощупывая пустое место рядом со своей подушкой и вдруг сел. Испуг в глазах пропал — он увидел Тони, нежно провел ладонью по её щеке.

— А знаешь, голубка, двойной подбородок — это, оказывается совсем неплохо. Это даже красиво! — В сонном бормотании Артура звучала несвойственная ему ранее лирическая мечтательность.

В Шереметьево Викторию встречал гид-переводчик. Маленький, щуплый мужчина лет тридцати пяти, в чрезмерно элегантном «клубнике» вишневого цвета и с запахом хорошего одеколона, явно не ожидал, что встречаемая им участница симпозиума окажется столь молодой, да к тому же русской. Пропустив его «Бонжур» мимо ушей, Виктория без всякого акцента ответила «Здравствуйте» и поблагодарила за встречу. Стоило гонять арендованную «Волгу» для эдакой пигалицы! Но за симпозиумом присматривали боссы самого ответственного уровня, — а значит, все должно быть на высоте. Пусть эта крошка даже эмигрантка или, что ещё вернее, жена какого-то фирмача, прихватившего из России полюбившуюся «литтл герл», «наивную девочку» (как правило, с панели), пусть она и опоздала на открытие, но комфорт обеспечен быть должен. Отсюда и машина, и забронированный номер в только что отреставрированном «Национале».

— Давно в Москве не были? — спросил переводчик, заметив особую любопытную задумчивость, охватывающую «возвращенцев» на родной земле.

— Почти семь лет. Здесь очень все изменилось.

— Это точно. Особенно, цены, — заметил гид, переходя к обычному в таких случаях разговору.

Но Виктория не слушала. Который раз она выуживала из памяти телефон юго-западной квартиры Шорниковых, сомневаясь с правильности заветного сочетания цифр. «Ничего, все равно найду, раз уж здесь», — думала она, ощущая пробег вдоль спины холодных мурашек. — «Сегодня или завтра я увижу маму!»

По обеим сторонам шоссе возвышались рекламные щиты, явно иностранного происхождения, торговали прямо с грузовиков арбузами и дынями, а на ящиках, выстроившихся у дороги, пестрели в лучах утреннего солнца пластиковые бутылки с цветными напитками. А ещё — ананасы! И бананы, и апельсины и даже, вроде, киви! На Ленинградском проспекте по верху домов простирались добротные рекламы знакомых американских и европейских фирм. У станции метро «Динамо» — целый городок чистеньких стеклянных киосков, торгующих напитками, цветами, детскими игрушками…

— У вас здесь сегодня ярмарка? — спросила гостья гида. Тот довольно хмыкнул:

— У нас теперь везде и всегда сплошной базар. Только покупать ничего на улицах не рекомендую…

— Да мне ничего не надо.

— Естественно!.. — Гид уже заметил, что крошка «прикинута» «на все сто». Конечно, в любом московском ларьке можно теперь купить костюмчик и понаряднее — Гонконг или Корея, но американская дамочка явно предпочитала дорогую простоту.

Льняной костюм, пестрый шарфик, простенькие туфельки и сумочка из кожаных ремешков. Только он хорошо знает, — слава Богу, по заграницам поездил, в каких магазинах куплено это барахло. В тех, что туристы с испугом обходят стороной, просчитывая количество нулей на различные валютные курсы.

Словно угадав его мысли, гостья заметила: «Люди в Москве теперь хорошо одеты. И машин много зарубежного производства». Она дивилась, отметив в толпе на автобусных остановках женщин и девушек, отдых так, будто они собрались на вечерний прием: черный шелк, шифон, блестки, золотое шитье, эффектная крупная бижутерия. И с ужасом видела, как забиваются все эти принаряженные дамы в жаркий, перегруженный разморенными телами автобус.

— «Националь» — это та гостиница, что на улице Горького и к Манежу выходит?

— На Тверской, милая, на Тверской. Теперь и Китай-город, и Ордынка, и Охотный ряд… Иностранец не заблудится. А свой, бывало, в метро с открытым ртом ходит — чуть ли не все станции переименованы.

— А «Юго-Западная»?

— Ну, это название не идеологическое. С ним беспокойств мало… Вряд ли кому-либо придет в голову менять стороны света…

«Националь» сиял новенькой, абсолютно европейской «стариной».

— Недавно открыли. Австрийцы произвели полную реконструкцию в соответствии с первоначальным видом — все интерьеры, витражи, обстановка, даже обивочные ткани — чистейший «модерн», начало XX века! — не без гордости прокомментировал обстановку гид, пока Виктория заполняла в холле необходимые документы.

Ее одноместный номер выходил на Тверскую, так что можно было разглядеть в противоположном доме фирменный магазин «Кристиан Диор», а что подальше «Эсти Лаудер». «Ого! — удивилась Вика, вспоминая их прежние гонки за „дефицитом“, с секретными шепотками и переплатами. — Действительно, здорово все пошло!» Не распаковывая чемоданы, она быстро умылась и собралась спуститься в холл, где в соответствии с полученной от гида программой, ровно в 9 часов должны были собраться участники рабочей группы симпозиума.

Телефонный аппарат на изящном столике красного дерева молчал. Белый с золотом, высокие рогатки рычагов и упругий диск. Виктория медленно подняла трубку и набрала номер, слыша, как ухает в груди сердце.

— Вы не туда попали, — буркнул старушечий голос на просьбу позвать Евгению Михайловну.

Еще раз — с другой комбинацией цифр — никого. Снова, поменяв номера местами, она зовет Евгению Михайловну, и опять «Вы ошиблись. Здесь таких нет». Короткие гудки. Неудача.

Виктория спустилась вниз, где в соответствии с приколотым на груди пластиковыми карточками разыскала членов интересующей её секции. Всего четверо — бодрая шведка, два любезных индуса и сморщенная, крошечная австралийка. Им понадобилось целых полтора часа, чтобы в небольшом конференц-зале выслушать доклад индуса, невыносимо долго с эхом переводчика, толковавшего о позитивных процессах в досуговых занятиях багдадской молодежи, связанных с влияниями Восточной Европы и непосредственно России. Виктория так и не уловила связи между обозначенными докладчиком факторами. Она решила, что прямо после обеда, помелькав на глазах участников симпозиума, совершит самостоятельную прогулку по Москве.

Ресторан оказался на уровне мировых стандартов для отелей такого класса: тарелки подогреты, слоеные волованы с черной икрой приятно похрустывали, а осетрина была именно подобающей ей первой свежести. Разговор за четырехместным столиком вращался исключительно вокруг невероятных перемен, произошедших в российской столице. Австралийка и шведка, посещавшие Москву уже несколько раз «при застое» и «во время перестройки», охотно делились впечатлениями.

— Такие костюмы, как местные женщины-служащие одевают на работу, у нас носят лишь в праздники! Вечером здесь, — шведка обратилась к Виктории, показывая глазами на ресторанный зал, — туалеты от Валентино и Диора!