Ангелология - Даниэль Труссони

Слушая рассказ Габриэллы, Верлен пытался сопоставить ее описание со вчерашним Персивалем Григори, но не мог. Габриэлла рассказывала не о болезненном немощном человеке, каким его знал Верлен, а о Персивале Григори, каким тот был когда-то. Но вместо того чтобы задать ей вопрос, Верлен откинулся назад и продолжал слушать.

— Официант подхватил наши пальто, метрдотель провел нас в глубь помещения, бывшую бальную залу, выходившую в сад внутреннего двора. Все это время Персиваль очень заинтересованно смотрел на меня, словно ожидая некой реакции.

Нам никто не предлагал меню и не принимал заказ. Бокалы были полными, блюда подали сразу. Конечно, Персиваль достиг желаемого эффекта. Все окружающее невероятно поразило меня, хотя я пыталась это скрыть. Я училась в лучших школах и выросла в богатом районе, но подобных людей еще не встречала. Внезапно я с ужасом сообразила, что одета совершенно неподобающе. Об этой детали я напрочь забыла. Помимо обычной одежды на мне были поношенные ботинки, и я забыла дома свои любимые духи.

«Вы краснеете, — заметил он. — Почему?»

Я молча перевела взгляд на плиссированную шерстяную юбку и белоснежную блузку, и он понял мое затруднительное положение.

«Вы здесь самое милое создание, — произнес он без малейшей иронии. — Вы похожи на ангела».

«Я похожа на саму себя, — заявила я, гордость перевесила прочие чувства. — На школьницу, обедающую с богатым мужчиной старше ее».

«Я не намного старше вас», — весело парировал он.

«Ненамного — это насколько?» — потребовала я.

На вид ему было лет двадцать — как он справедливо заметил, ненамного старше моего. Но поведение и уверенность, с которой он держался, заставляли думать, что это взрослый и опытный человек.

«Меня гораздо больше интересуете вы, — сказал он, не ответив на мой вопрос. — Скажите, вам нравится учиться? Мне кажется, что да. У меня квартира рядом с вашей академией, и я видел вас раньше. Вы всегда выходите оттуда поздно, словно слишком долго просидели в библиотеке».

Такое заявление должно было насторожить меня, но лишь заставило затрепетать от удовольствия.

«Вы видели меня?» — переспросила я, наверняка излишне темпераментно.

«Конечно, — ответил он, потягивая вино. — Я не мог пройти через двор, не желая увидеть вас. В последнее время это стало навязчивой идеей, особенно когда вас там не было. Думаю, вы знаете, как вы красивы».

Я проглотила кусочек жареной утки, боясь заговорить.

«Вы правы, мне очень нравится учиться», — все же ответила я.

«Если ваши занятия так увлекательны, — сказал он, — вы должны все рассказать мне о них».

Так проходил день, часы летели незаметно под восхитительную еду, бокалы вина и непрерывный разговор. Я мало перед кем откровенничаю — думаю, вы третий, кому я открыто рассказываю о себе. Я не отношусь к женщинам, которые наслаждаются праздной болтовней. Но с Персивалем мы не молчали ни секунды. Казалось, оба мы копили истории, чтобы поведать их друг другу. Мы говорили и ели, и я чувствовала, что меня все больше тянет к нему, живая беседа гипнотизировала. В конечном счете я с не меньшей силой влюбилась в его тело, но сперва меня покорил его ум.

За несколько недель я так привыкла к нему, что не могла прожить и дня без встречи. Ни страсть к учебе, ни преданность профессии ангелолога — ничто не могло удержать меня. Жаркими летними днями тридцать девятого года мы встречались в его квартире неподалеку от Ангелологического общества. Занятия отошли на второй план, я предпочитала проводить неторопливые часы в его спальне, в открытые окна которой вливался душный воздух. Я возмущалась, когда соседка по квартире задавала мне вопросы; стала ненавидеть преподавателей за то, что занятия отнимают время, принадлежащее ему.

Да, в Персивале чувствовалось кое-что необычное, но я предпочитала ничего не замечать. После нашей первой ночи я поняла, что попала в какую-то ловушку. Но не могла ясно понять ее сущность, лишь смутно улавливала ее и не представляла, какой урон она может мне нанести. Только несколько недель спустя я узнала, что он нефилим. До сих пор его крылья были втянуты — обман, который я должна была раскрыть, но не смогла. Однажды днем мы занимались любовью, и он просто раскрыл их, заключив меня в объятия золотого сияния. Надо было бежать, однако я полностью и безвозвратно подпала под его чары. Считается, что страсть между непокорными ангелами и древними женщинами — огромная страсть, которая переворачивает небо и землю. Но я была всего лишь девочкой. Я душу продала бы за его любовь.

И я продавала, самыми разными способами. Я начала помогать ему, передавала секретные сведения Ангелологического общества. Взамен он научил меня, как быстро сделать карьеру, заполучить престиж и власть. Поначалу его интересовало немногое — адреса наших офисов в Париже и даты встреч общества. Я охотно делилась с ним. Его требования возрастали, но я предоставляла ему все, что он просил. К тому времени, когда я поняла, насколько он опасен и что надо как-то избежать его влияния, было слишком поздно. Он пригрозил рассказать моим преподавателям о наших отношениях. Я ужасно боялась, что меня разоблачат. Это означало навсегда быть изгнанной из сообщества.

Но мне было трудно сохранить тайну. Когда стало ясно, что меня могут выдать, я во всем призналась моему преподавателю, доктору Рафаэлю Валко. Тот решил, что я могу быть полезной для ангелологии. Я стала шпионкой. Персиваль полагал, что я помогаю ему, а я на самом деле прилагала все усилия, чтобы уничтожить его семью. Дела шли, я все больше лгала ему, особенно во время войны. Я пичкала нефилимов дезинформацией об ангелологических миссиях; я приносила доктору Рафаэлю секретные сведения, которые узнавала о закрытом мире нефилимов, а тот, в свою очередь, передавал их нашим ученым; и я разработала то, что должно было стать самой большой нашей победой, — план отдать нефилимам точную копию лиры, а подлинная лира осталась бы у нас.

План был простым. Доктор Серафина и доктор Рафаэль Валко знали, что нефилимам известно про экспедицию в ущелье и что они будут сражаться, чтобы получить лиру в свои руки. Валко предложили сбить нефилимов со следа. Они заказали поддельную лиру, ничем не отличающуюся от древнефракийских, — с изогнутыми боками, тяжелой основой, перекладинами. Инструмент был создан нашим самым блестящим музыковедом, доктором Джозефатом Майклом. Он проработал каждую мелочь, нашел даже шелковые струны, сделанные из волос хвоста белой лошади. Но когда мы добыли настоящую лиру, то поняли, что она устроена гораздо сложнее, чем фальшивка, — ее корпус состоял из неизвестного металла, наиболее близкого к платине. Этот элемент так и не удалось классифицировать и соотнести с каким-либо земным элементом. Доктор Майкл назвал вещество «валкин», в честь Валко, которые так много сделали для того, чтобы найти лиру. Струны из блестящих золотых волосков, сплетенных в тугой шнур, — доктор Майкл заключил, что это волосы архангела Гавриила.