Ельцин. Кремль. История болезни - Александр Хинштейн

А что вытворяла Людмила, жена Руцкого, даже стыдно вспоминать. В общем, от всего увиденного Ельцин с Наиной пришли в ужас: но было поздно – выборы прошли.

7 Я уже заранее знал о его «фокусах», поэтому все патроны в пистолетной обойме были мной сварены в кипятке. А боек – я и вовсе спилил: он до сих пор валяется в 14-м корпусе Кремля.

8 Я в это не верю. Как, интересно, они могли по уже эвакуированному с поля боя офицеру определить, откуда велась стрельба. Все это – сказки из той же серии, что на стадионе «Красная Пресня» был организован якобы лагерь смерти, где мы расстреливали патриотов.

Глава восьмая

РУССКАЯ НЕДВИЖИМОСТЬ

Всю свою сознательную жизнь Ельцин провел на Урале: в момент переезда из Свердловска в Москву, было ему уже 54.

Урал – это стык Европы и Азии; уже не Европа, но еще и не Азия.

Если подавляющая часть российского населения были евразийцами, то Ельцин – точно – азиопом.

В его взбалмошном, противоречивом характере, словно в алкогольном коктейле, смешалось все сразу: крестьянское раболепие, бунтарство первопоселенцев, восточное коварство, славянское простодушие.

Когда Ельцин откалывал – перед всем миром – свои коленца , это и прорывалось из него азиопство…

Первое время, правда, об этом никто старался не думать: слишком глубоко засел в людях тот, горбачевской поры еще, иммунитет. Общество гнало от себя прочь крамольные мысли, уговаривая само себя, что президент у нас… непосредственный просто… по-ребячески искренний…

После того как в 1994 году Ельцин не вышел из самолета в Шенноне на встречу к ирландскому премьеру Рейнолдсу, журналисты и политологи на полном серьезе писали, что это был такой хитроумный дипломатический ход, исполненный особого, недоступного широким массам, значения. Никто и подумать не смел, что президент всего-навсего перебрал накануне лишку и не смог поутру встать с кровати…

Это еще вопрос – от чего он хмелел больше: от водки с коньяком или же от осознания собственного всесилия, вседозволенности, помноженной на совершенную безнаказанность.

Он точно мстил за прошлые свои унижения, стараясь побыстрее забыть, как вечерами, по-воровски, начальник охраны заходил к нему в горкомовский кабинет, пряча под полой пиджака бутылку. Это гнетущее ощущение собственного бесправия вызывало в Ельцине бессильную злобу, и от собственного бессилия неистовствовал он особо.

Власть в его понимании обязательно должна была сочетаться с самодержавным абсолютизмом. Но получалось, что он – Первый секретарь МГК, кандидат в члены Политбюро – властью обладал исключительно умозрительной. Да, он легко распоряжался человеческими судьбами и многомиллионными суммами, но при этом не мог позволить себе элементарно выпить на рабочем месте.

В Свердловске все было гораздо проще. Там он, действительно, былхозяином : до Москвы – далеко, до Бога – высоко. Директора местных заводов и по сей день с ужасом вспоминают выездные заседания обкома, заканчивавшиеся грандиозными театрализованными пьянками. Если кто-то отказывался пить наравне с Первым , он легко мог вылить за шиворот отступнику непочатый стакан.

Переехав в Москву, Ельцин с ужасом обнаружил, что власть его, несмотря на все формальные регалии, не только не увеличилась, но и, напротив, съежилась. Это была самая настоящая золотая клетка: пусть золотая, но клетка.

Михаил Полторанин рассказывает, что пить его патрону первые годы приходилось тайком, специально выбирая в собутыльники кого-нибудь одного, помолчаливее.

«Они в субботу вмажут, в воскресенье соберутся вечером, отдыхают, добавят еще, а утром перегаром и разит. Ельцин глушил запах, от него всегда какими-то духами пахло».

«Каждый вечер моего дежурства заканчивался одинаково, – свидетельствует в свою очередь Коржаков. – Ельцин приглашал меня в кабинет, я закрывал дверь изнутри, доставал заранее припасенную бутылку – коньяк “3 звездочки”. Бутылку мы приговаривали ровно за 3 минуты – я засекал – безо всякой закуски. Уже в лифте Ельцин клал в рот леденцы: от запаха».

Его знаменитый скандал с поездкой в Америку – что это, как не опьянение свободой. В Америке он больше мог не бояться ревностной опеки Горбачева, всевидящего ока КГБ, вот и повел себя, как муж-подкаблучник, впервые оказавшийся в командировке. (Откуда ж ему было тогда знать, что газетчиков нужно опасаться еще сильнее, чем агентов Лубянки.)

Став президентом, полноправным владыкой страны, по существу – царем, Ельцин сразу же отрешился от прежних догм и докучливых рамок.

У него не существовало больше никаких сдерживающих центров. Все представления о нормах приличия и этикете сводились у Ельцина к одному нехитрому принципу: власть – должна быть всласть.

В предыдущих главах я приводил уже немало примеров экстравагантных выходок первого президента. Но все это были еще цветочки.

А вот и ягодки .

В начале 1990 годов Борис Николаевич едет в Кемеровскую область к своим любимым шахтерам. Утром, когда стало ему по обыкновению скверно, он остановил кортеж, разделся и полез в какую-то окрестную речку. А потом, как свидетельствовал Жириновский, выбравшись на берег, снял трусы и преспокойно принялся их выжимать. Публика, в первую очередь женщины, обомлели. А Ельцин лишь ухмыльнулся и демонстративно потряс своим прибором : «Вот таким могучим предметом мы их всех, коммуняк, перебьем».[26]

1992 год. Президент приезжает в Дагомыс на встречу с главами СНГ. Друг Кравчук щедро потчует высокого гостя, и когда разомлел тот в конец, ему на глаза попадается какая-то безвестная девушка: скорее всего, из местной обслуги. Как рассказывал пресс-секретарь одного из президентов, Борис Николаевич, ни слова не говоря, схватил несчастную дивчину и столкнул ее в море: прямо как Стенька Разин. (Хотя нет: атаман, бросив княжну за борт, вряд ли гоготал потом и глупо ухмылялся.)[27]

И ведь ничего: сошло. Никто и слова не сказал поперек; даже вымокшая до нитки купальщица .

И пресс-секретарь его Вячеслав Костиков, когда точно так же, по команде начальника, скинули его с палубы в реку, – на потеху президенту – тоже не позволил себе проявить недовольства: напротив, даже хихикал и всячески демонстрировал верноподданство. (История эта случилась в 1994 году, когда Ельцин совершал прогулку по Енисею.)

Что ж тогда удивляться? Подобно всем партийно-советским бонзам, президент вел себя ровно настолько, насколько ему дозволялось. На него даже и обижаться за подобные выходки было бессмысленно.