Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

К вождю в Джамруд приехал заместитель верховного комиссара по делам Северо-Западных Провинций, толстомордый розовощекий индиец, с оксфордским акцентом, который под видом оказания помощи беженцам курировал учебно-тренировочные лагеря афганских моджахедов и распределение поступающей им военной помощи из-за границы.

«Или ты вместе со своим лашкаром складываешь оружие, или мы уничтожим твой дом», – закончил он свой разговор с Вали Ханом.

Наглец! Никто так не смеет разговаривать с пуштуном, тем более в его доме! Вождь скрипнул зубами, но законы гостеприимства не позволили ему ответить тем же, и он просто указал непрошеному гостю на выход…

Индийские воинские части, под командой англичан, пришли на следующий день, благо от Пешавара до Джамруда всего восемь миль. Никто не верил, что они посмеют напасть, но ошиблись…

Дом Вали Хана обстреливали из горных пушек в течение сорока пяти минут, после чего толстые, сложенные из камня стены сдались и рухнули. Но за это время вождь с семьей успел уйти, а вместе с ним из Джамруда ушли все мужчины.

Империалисты ответят за все свои прегрешения! За то, что раскололи пуштунский народ на два лагеря, за то, что разжигают войну в братской Афганской стране, за то, что несут свой неверный образ жизни на исламскую землю!

Кому какое дело, что между разными пуштунскими племенами и даже кланами внутри племен редко наступают мир и единство. Пусть истоки разногласий восходят к колониальной политике англичан, которые успели так поделить в свое время зону племен, что до сих пор не утихают споры по поводу владения лесными угодьями, караванными тропами, полями и пастбищами.

В конце концов, пуштунам плевать и на русских и на англичан!

Они готовы воевать с любым, кто мешает им жить. Жить так, как жили их предки, живут они, и как будут жить их потомки.

Если англичане рассчитывали напугать пуштунов и сломить их дух, то они ошиблись – никто и никогда не мог навязать им свою волю!

И англичане получили то, что заслуживали – войну на Хайберском перевале, который каждый воин африди знал, как свои пять пальцев.

Племя африди не было таким могущественным и многочисленным, как племена дуррани или гильзаев, но зато племя африди жило в зоне Хайберского перевала и контролировало участок этого важного в стратегическом отношении места.

Джирга – «племенной парламент», в сентябре прошлого года решила взять на себя контроль за границей с Афганистаном и не пропускать через пуштунские земли караваны с оружием и наемников для диверсий на территории братского Афганистана.

Никто не смеет противиться решениям джирги. Но многие под предлогом джихада ослушались. Хотя, какой может быть джихад за английские деньги, рекой текущими в карманы тех, кто ведет войну против Афганистана и урусвати? Продажные собаки!

И вот теперь в подсобном помещении одной из пешаварских лавок был брошен крепко связанный пленник. Сафир лежал на пыльном холодном полу темной комнаты, и от собственного бессилия ему хотелось выть. Сафира привезли глубокой ночью из Джамруда, заткнув рот кляпом и закутав от чужих глаз в толстый ковер из верблюжьей шерсти.

Его, пуштуна из племени африди, взяли как паршивого, неопытного малиша! Эти предатели, продавшие свой народ и за чужое золото готовые лизать зад любому, еще поплатятся за свои действия. Аллах велик, Он все видит и воздаст по заслугам этим неверным!

Шакалы! Они заплатят за все!

После нападения индийских войск на их племя Сафир ушел из Джамруда вместе с вождем и уже следующей ночью лично обагрил лезвие своего ножа в крови пяти малишей, которые безмятежно спали на горной заставе. Он с двумя своими соплеменниками змеями проскользнули между камней, не потревожив и песчинки, сняли безмятежно дремавшего часового и сделали свое кровавое дело. Мстя за разрушенные дома, которые возводили еще их прадеды. Дома, которые в своих стенах хранили историю их племени и рода…

Вчера вождь племени отправил Сафира в Джамруд на разведку, чтобы собрать информацию, что творится в их родном городе, но видно за деньги можно купить все, в том числе и предателей, потому что не успел Сафир допить свой чай в чайхане родного города, как в нее ввалились малиши и скрутили его.

Одно хорошо, о Аллах! Что недолго продлится его плен… завтра инглези привяжут его к стволу пушки, зарядят пушку холостым зарядом…

«О Всесильный и Всемогущий! Клянусь соблюдать все Твои заветы и совершить Хадж – позволь мне только на прощание убить хотя бы ещё одного врага!»

Видно, горяча была его молитва…

«Хоменко, что ты там копаешься?»

«Так, Вашбродь, тут и изюм – мням-мням… и кайса… мням-мням…»

«А сала там часом, нет?»

«Откуда? Дикари-с, Азия… о, а это что тут за тючок? Давно обосновался? Молчит…»

«Дай ему водички напиться, из чайника…»

«Ага, водички ему… на всех не напасёшься… ну, полегче, полегче, бусурман, ишь, присосался… разрезать веревку? А ты фулюганить не будешь? Ну, давай ручонки-то…»

Как мой любимый герой, штабс-капитан Семёнов Тринадцатый «Индийский» наконец-то оказался в стране своей детской мечты? Оченно просто. Ногами пришёл…

«Не ходил в Иран я с караваном, не возил туда я шёлк и хну…» – дальше что-то про станок, видимо, токарный…

Собравши, с разрешения барона Маннергейма, своего бригадного командира, маленькую такую компанию (семиреченский казак – урядник Сухов, третий год как уволенный со службы и всё не имеющий никакой возможности уехать в Россию, к Катерине Матвеевне, сверхсрочнослужащий рядовой Хоменко и волонтёр – юный техник коммунального хозяйства Лаврик Берия), заняв у бухарского жида Паниковского в рост под еврейский процент некую сумму, отправился Семёнов через Кабул и Джелалабад, с грузом ивановского ситца, тульских самоваров и павлово-посадских цветных платков в не так уж и далёкую Индию… дабы самолично осмотреть, что там да как.

Для развития дела прихватили с собой, с подачи оборотистого Лаврика, хороший план – пару тюков с высушенными головками афганского мака…

Деньги Паниковскому отдавать когда-нито надо ведь? То-то.

Однако, данный товар наши герои провезли исключительно контрабандой… потому что монополию торговли наркотиками англичане закрепили только за собой! И конкурентов не терпели. Вешали они конкурентов, за полфунта гашиша – вешали… а тут вполне товарное количество!

И не то, что англичане так боролись с распространением наркотиков. Напротив, они целую войну провели с Китаем, которая так и называлась – опиумная… и сами британские джентльмены в минуту сплина могли побаловаться со шприцом. Вот, Шерлок Холмс, например… употреблял.

Но – продавать дары Морфея, извлекаемые из млечного сока Papaver somniferum L. – англичане разрешали только своим.

И завтра надо было ждать хорошего шмона… Где же спрятать лист? В лесу…

Поэтому, сопя, Семёнов, Лаврик, Сухов и даже паталогически не желающий поднимать ничего тяжелее стакана Хоменко – притащили свои тюки на склад опиума, принадлежащий Сардар-Хану, индийскому радже…

Где и сделали попутно доброе дело… причём насколько доброе – они поняли только на следующее утро, когда бородатые, одетые в белые длиннополые рубахи с чёрными жилетками люди, вооружённые до белоснежных, сияющих, никогда не знавших зубной щётки зубов – поклялись на клинке и соли в вечном братстве с урусвати…

Причём тут русские? Берия вообще был мингрел…

«… Мечутся белые чайки,

Что-то встревожило их, -

Чу!… Загремели раскаты

Взрывов далеких, глухих.

Там, среди шумного моря,

Вьется Андреевский Стяг, -

Бьется с неравною силой

Гордый красавец „Варяг“.

Сбита высокая мачта,

БрОня пробита на нем.

Борется стойко команда

С морем, с врагом и огнем…»

«Какая гадость, какая мерзость…» – постукивая замерзшими до одеревенения ногами по деревянному перрону ораниенбаумского вокСала, подумал Артур Вискас, литератор…

Впрочем, литератором Вискаса считал только и исключительно он сам…

При первом взгляде на него бывалый человек сразу же: по когда-то, в позапрошлом парижском сезоне, модным, но изрядно поношенным, явно с чужого плеча, вещам, купленным на распродаже в жидовской лавочке, по геморроидального цвета искаженному вечной желчной гримасой лицу, наконец, по стоптанным, не по сезону, лакированным штиблетам – верно определил бы Артура как вечного неудачника, обвиняющего в своих бедах весь этот жестокий, злобный, завистливый мир…

Надо сказать, и при втором взгляде на Вискаса – этот диагноз не изменился бы.

Только вот кому, скажите на милость, второй раз захотелось бы взглянуть на это убожество?

Вискасу было плохо… ему было голодно и холодно.

Очередной визит к проживавшему в Ораниенбауме очередному гиганту мысли, отцу русской (тьфу, гадость какая!) демократии ничего не дал.