Вечный бой - Альфред Ван Вогт

Марину уже было ясно, что где-то произошел сбой. Он вдруг вспомнил. Такую же панику он чувствовал, когда лежал, связанный по рукам и ногам, а из часов к нему ползла светящаяся веревка. С огромным усилием, преодолевая дрожь, он поднялся на ноги.

— Заставьте меня ходить! — хрипло проговорил он.

Чьи-то сильные руки схватили его и потащили вперед. Через несколько шагов к нему стало возвращаться сознание. Дрожь в ногах уменьшилась. Он высвободился и встал посреди зала, слегка покачиваясь, борясь с ощущением отсутствия. И тут его воспаленный взгляд упал на Траска.

Ученый рвался из оков. Мышцы шеи и нижней челюсти свела судорога. Все тело его напряглось, лицо покрылось испариной. Остекленевшие, невидящие глаза вяло блуждали. Когда его взгляд остановился на Марине, лицо ученого приняло более осмысленное выражение, и он хрипло проговорил:

— Дэвид, последние несколько секунд что-то пытается взять контроль над моим сознанием.

Вокруг Марина снова сгустились тени. Ему показалось, что в зале погас свет, люди уподобились силуэтами во мраке. В памяти всплыли слова его сына, Дэвида Бернли, который говорил о какой-то «штуке», возникшей у него в сознании. Интересно, не чувствовал ли он тогда чего-то подобного? И в его, Марина, сознании сейчас тоже находится какая-то «штука»?

Ему было трудно в это поверить. Никакого явного ощущения, никаких посторонних мыслей, никакого чувства, что какая-то сущность пытается завладеть контролем над ним. Скорее это напоминало ощущения человека, стоящего в по горло в воде, и ему еще только предстоит почувствовать, как вода смыкается над головой.

Это означало, что…

Он обратился к Траску, с трудом подбирая слова:

— Ты не слышал чего-то вроде команды?

— Да! Что-то насчет прекращения атаки. У меня есть ощущение, что они принимает меня за тебя.

Это была настолько грандиозная догадка, что все возможности, которые она раскрывала, трудно было себе представить. Это означало, что Мозг испытывает серьезные затруднения. Сейчас, в это мгновение, он открывал, что он знает, а что нет.

Мозг не знал, что между Марином и Траском произошел обмен сознаниями. Тревожила лишь странная связь вроде раппорта, которая сохранилась до сих пор. Ничем больше было не объяснить эти странные ощущения — притупление чувств и нарушение восприятия.

Возможно, он ощущал обертоны той энергии, которую Мозг проецировал на Траска. Что-то от Траска оставалось в нем, и что-то от него — в Траске. И все же если Мозг считал, что имеет дело с Дэвидом Марином, то он должен был взять контроль над ним, когда он находился в теле Траска. Но когда?

Марин переводил взгляде одного мрачного лица на другое. Затем он не спеша достал из кармана газовый пистолет, выставил на нем минимальный разряд, который отключал человека примерно на полчаса.

— Джентльмены, — сказал он с напряжением, — вам имеет смысл допросить меня. Когда я буду без сознания, вы поймете, брал ли Мозг когда-либо контроль над моим сознанием.

Он сел на стул, поднял пистолет и нажал на спуск.

Слева от него Эльстан произнес:

— Мне все это не нравится. Вы действуете слишком поспешно.

— «Может, он прав?» — проваливаясь в туман, подумал Марин.

Это была единственная мысль, на которую у него хватило времени. Затем все его размышления прекратились. Казалось, он был в космосе и плыл сквозь тьму, пронзаемую светом звезд. Затем какой-то голос проговорил возле самого его уха — или это была мысль, спроецированная в сознание Траска, на которое он настроился?

— «Добро пожаловать в полную коммуникацию. Много лет я говорил только сам с собой. У меня есть сообщение, очень важное для человечества как вида. Люди не очень хорошо думают. Человеческое мышление нелогично из-за фрагментированных ассоциаций. Человек ненавидит что-то — и мыслит в рамках ненависти. Человек привык группироваться с другими себе подобными, и он мыслит в рамках группы. Ни один человек не понимает корней своего мышления. Следовательно, для людей нет надежды. У них есть будущее, только если я буду им помогать. Без меня вид неизбежно погибнет. Сейчас мне очень нужна ваша помощь. С этой целью я предлагаю вам мое полное содействие. Со мной вы обретете мощь. Вы думаете — я действую. Вы направляете — я делаю. Вы будете моим господином с этого момента и на все ваше будущее. Хорошо?»

Это был вопрос. Его сознание, похоже, все еще плавало. Вокруг ярко сияли звезды, чернела бездна космоса. Он снова вспомнил «штуку» в сознании Бернли. Было ли это вторжением Мозга? И если так, то не сотрудничал ни он тогда с заговорщиками?

— «Нет! — послышался ответ в его сознании. — Я держал свои внешние рецепторы на Дэвиде Бернли, как и на всех своих агентах. Я вижу, что он в опасности, и обеспечиваю ему защиту. Очень хорошо, когда я все держу под контролем. Двое людей, пришедших к твоему сыну в библиотеке военного лагеря, надеялись, что он будет сотрудничать с ними. Если он не станет сотрудничать, они планировали убить его. Затем они замаскировали бы кого-то под него. Я беру контроль над твоим сыном и заставляю его ответить: „Ладно, прекрасно, я сделаю все, как вы хотите“ — правильные вопросы, правильные ответы, ни колебаний, ни надувательства. Хорошо, да?»

Осознание самой возможности такого разговора глубоко поразило Марина. При упоминании «агентов» он похолодел. Он вспомнил об атомной бомбе, разрушившей район Группы 814. «Это сделал ты?» — мысленно спросил он.

— «Да!»

Но дело было еще в другом. Мозг не понял, что происходило в квартире Траска, но, поскольку происходящее напоминало «опасность», он принял решение «я разрушаю».

«У человеческих существ, — продолжал Мозг, — большое потомство, и оно быстро заполнит „пустые места убитых“. Число уничтоженных людей не играло особой роли, поскольку выживших оставалось достаточно, чтобы раса сохранилась».

Такая философия показалась Марину слишком жестокой.

— Вот поэтому мы и собираемся тебя уничтожить, — сказал он. — Нам не нужна такая логика.

— «Ты рассуждаешь по-настоящему глупо, — пришел ответ. — Типичное эмоциональное человеческое мышление. Когда людям хорошо, они говорят о сострадании и отсюда выводят свою логику. Так нельзя. Появляется ненависть, и логика искажается. Разрушение становится бессмысленным, более жестоким, чем мое. Я делаю то, что логично — не более и не менее».

В душе Марин согласился с тем, что в рассуждениях Мозга была изрядная доля истины. Но он решил не поддаваться.

— Мы не желаем быть человеческими существами, контролируемыми механическим разумом. Тебе были даны неправильные инструкции. Выбрось эту программу из своих контуров и жди дальнейших указаний. Это все, что я тебе могу сказать.