Стервец - Орис Хант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корд поделился своим наблюдением со Скрипачом.
– Представь, если б они узнали, что в их тусовку затесался бездомный, – хихикнул тот.
Прозвучал первый звонок, затем второй, и люди начали стекаться в зал.
Здесь Корд со Скрипачом разделились с Царём: тот, вместе с первыми лицами государства, отправился в бенуар, а друзья с Ви прошли в партер на первый ряд. Корд удивился, когда Диа настояла, чтобы они взяли с собой дочь. Однако проблем девочка не доставляла – тихо смотрела по сторонам и посасывала соску-пустышку.
И вот – третий звонок. Свет погас, на сцену вышел парень, в котором Корд узнал Призрака, и объявил начало спектакля. Поднялся занавес – и представление началось.
Корд никогда не понимал театр. Зачем он нужен, когда есть кино? Нарочито яркие эмоции, нарочито активная жестикуляция – в отличие от фильма, где актёр может передать психологическое состояние персонажа движением брови. Абстрактные декорации, требующие дополнительной работы воображения, – и съёмки на натуре или в павильоне, где всё максимально детализировано.
Но, следя за спектаклем своей жены, Корд, к своему удивлению, поддался этой специфической театральной магии. Актёры уже не казались ему нереалистичными, а сюжет, пусть и в простеньких декорациях, захватил так, что Корд ловил каждую реплику, каждое движение, лишь бы ничего не упустить.
Диа играла жену писателя, создавшего потенциальный шедевр. Но – вот беда! – редактор требовал переписать историю, ведь идеи в нём были нестандартны, а потому могли серьёзно навредить консервативному обществу. Писатель пошёл издательству навстречу и стал убирать те и иные детали. Затем вместе с женой он снова отправлял рукопись – и снова получал в ответ письма с правками.
Сначала исчезли мелкие детали, затем начал меняться сюжет, но жена продолжала приносить ему отказы. Писатель медленно сходил с ума. То ему казалось, что он никогда не сможет закончить книгу, то – что он герой своего романа, а вовсе не писатель, и потому написание книги невозможно.
История подошла к своему катарсису. Писатель, сидя за столом в окружении смятых и исчёрканных листов текста, набрал в руку полную горсть таблеток и воскликнул:
– Усну из этого я мира! – и залпом проглотил их.
Свет на сцене медленно погас.
И вдруг в луче прожектора явилась Диа. Она медленно шла к телу мужа, сжимая в руках самую первую рукопись.
– Вот дурачок! Ты написал шедевр, но был в том неуверен, а потому позволил себя мне провести.
Диа демонстративно взяла со стола ручку, зачеркнула имя мужа в заголовке рукописи и написала своё. В зале послышались изумлённые возгласы. Диа обратилась к мёртвому мужу:
– В печати твоя книга под именем моим.
Затем она повернулась к залу и сделала два шага к краю сцены.
– Когда пришла тогда я…
Вдруг в зале включился свет. Диа запнулась, и глаза её расширились от удивления и ужаса: в зале было полно вооружённых людей в форме.
– Уважаемые зрители! – Со стороны бенуара, где находился её отец, послышался голос. – Просьба не волноваться и оставаться на своих местах. В данный момент в зале находится опасный преступник.
Голос Шефа. Корд узнал его и усмехнулся.
Вот блядь. На это у него нет плана.
Он бросил взгляд на Скрипача, нервно сжимавшего букет. А хотя…
– Скрипач, – шёпотом позвал он друга. – Дай мне букет и возьми мою дочь.
Друг послушно выполнил указания.
– Найти путь на сцену и жди за кулисами. Как только я тебя позову, выйди и сделай, что нужно. Ты поймёшь.
Скрипач кивнул.
Шеф продолжал вещать в мегафон.
– Этот человек – самый опасных преступник последних лет. Вам он известен под именем Стервец. Он – бывший следователь, работавший в Центральном управлении милиции. Будучи одним из лучших в своём деле, он успешно водил нас за нос в течение года. На его счету десять жертв, в том числе мой сын Фамильяр, несправедливо обвинённый в его преступлениях, и друг и коллега Форс-Мажор, работавший с этим человеком над делом Стервеца.
Ясно. Они приписали ему все убийства, а значит, сейчас будет показательное публичное задержание. Иначе говоря – понт. Ведь они могли скрутить его на выходе, но вместо этого предпочли устроить шоу.
Что ж, суки, будет вам шоу.
Корд одним движением сдёрнул с букета упаковочную бумагу. Шорох услышали. Автоматические винтовки в руках бойцов стали искать источник звука. Корд встал со своего места и подошёл к сцене, держа букет в правой руке.
– Дамы и господа! – объявил Корд. – Мой бывший начальник Шеф, или Шафран, если вам угодно его полное имя, говорит обо мне. Я действительно убийца, и да, кровь его сына и моего друга и коллеги Форса действительно на моих руках. Однако… – Корд сделал многозначительную паузу и улыбнулся. – Всё ли так однозначно?
В зале послышались шушуканья. Люди не понимали, что здесь происходит. Кто-то зааплодировал – наверное, посчитал происходящее продолжением постмодернистского спектакля.
– Корд, бросай букет на пол, руки за спину! – скомандовал приближающийся по проходу между рядов Стерх.
Корд не обратил на него внимания и указал букетом на бенуар, где рядом с Царём стоял Шеф.
– Всем нам понятно желание человека защитить своих близких. Некоторые, как я, готовы переступить ради этого черту закона. Я убил Фамильяра потому, что тот сам попытался меня застрелить. Наверное, вы в курсе, в январе все только об этом и говорили. Но почему, спросите вы, ты не стал действовать по закону? А потому, дамы и господа, – Корд улыбнулся, – что закон един не для всех.
В зале стихло.
– Шеф! – крикнул Корд. – Ночью двенадцатого июля прошлого года вы помогли своему сыну избавиться от трупа проститутки Пиалы, которую тот убил!
– ЛОЖЬ! – рявкнул в мегафон Шеф.
– Значит, на дне одного из парковых прудов не лежит сейчас разорванный мешок для трупов и пара красных туфелек? – хитро сощурился Корд. – Значит, вы не давали следствию разрешение на обследование пруда не потому, что там лежали доказательства вашей с сыном вины?
– О чём я говорил! – гневно крикнул в мегафон Шеф. – Этот гад манипулирует вами!
Царь поднял руку, прося тишины. Затем он встал и забрал у Шефа мегафон:
– Продолжай, Корд.
– Закон един не для всех. Бомж, наркоман, проститутка – три категории наименее защищённых законом людей. Их показания зачастую не воспринимают всерьёз, их жизни не считаются ценными, а потому милиция и в половину не так активно расследует преступления против них.