Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо качества немало беспокойных минут издателям доставил рваный темп работы. Автор был слишком занят на других фронтах, чтобы полностью посвятить себя творчеству. Для создания комфортных условий и изоляции от других насущных вопросов издатели были вынуждены оплачивать Черчиллю творческие каникулы, которые он предпочитал проводить в Марракеше, на юге Франции, в Италии или на Мадейре. Для большинства британцев подобные поездки в теплые края были на тот момент недосягаемой роскошью. Но Черчилля это не смущало. Привыкший всегда получать по максимуму, он не стеснялся требовать удовлетворения своих запросов относительно высокого качества еды и напитков, наличия персонального автомобиля с шофером, размещения сопровождавших его помощников, секретарей, родственников и телохранителя, предоставления обязательной студии для занятия живописью и даже, при необходимости, перепланировки номеров. Но даже обеспечение шахского комфорта не гарантировало результат. У Черчилля стала появляться леность, и вместо работы над книгой он нередко предпочитал проводить время в беседах или за мольбертом. Поэтому в периоды творческих каникул его приходилось нередко побуждать к работе над книгой.
Первый том мемуаров – «Надвигающаяся буря» – вышел в США в июне 1948 года, а спустя четыре месяца – в Британии и доминионах. Описывая события с 1919 по 1939 год, Черчилль коснулся актуальных на момент публикации книги вопросов – как стало возможно возникновение нового мирового конфликта и что нужно было сделать для сохранения мира. Отвечая на эти вопросы, автор демонстрировал жесткую причинно-следственную связь между двумя мировыми войнами и воспринимал период с 1914 по 1945 год как единую Тридцатилетнюю войну. По его мнению, начало войны в 1939 году стало результатом ошибок, допущенных триумфаторами в 1919-м – «если бы не это безрассудство победителей, не было бы ни соблазна, ни возможностей для преступлений». Одним 1919 годом ошибки не ограничились. Называя Второму мировую «ненужной войной», Черчилль показывал, что ее легко можно было предотвратить, но из-за «неблагоразумия, легкомыслия и добродушия» англоязычных народов этого не произошло. Черчилль обратился к приему упрощения. Он оставил за рамками рассмотрения свои собственные экономические реформы 1920-х годов, повлиявшие на военные расходы в следующем десятилетии, а инфернальное начало сфокусировал исключительно на Германии без разбора фашизма в Италии, Испании и описания захватнической политики Японии. Также он использовал прием контраста с противопоставлением авантюрного поведения Гитлера неуверенному и чопорному стилю принятия решений британских и французских государственных мужей, показывая тем самым, что основу немецкой политики составлял блеф и решительный ответ в 1936-м, а также в последующие два года позволил бы избежать масштабного противостояния{404}.
Результатом этих рассуждений стал не столько ответ на поставленные вопросы, сколько заложение основы для последующего мифа о Черчилле-супергерое – решительном, волевом, бесстрашном, непоколебимом, прозорливом государственном деятеле, который смог не только одним из первых разглядеть опасность на заре ее появления, но и, подвергаясь хуле и остракизму, публично заявить о своей точке зрения и не изменить своих взглядов под общественным прессингом. В западной политической культуре имя Черчилля стало синонимом самоотверженной борьбы, а аллюзии на его поведение – частым атрибутом внешнеполитических выступлений и подходов, связанных с выходом из кризиса и демонстрацией решительной политики. Примечательно, что сам Черчилль прекрасно отдавал себе отчет, что речь идет именно о мифе, который не следует считать руководством к действию, и сам он в своей политике, в том числе во время холодной войны, демонстрировал гибкий подход с предпочтением компромиссного сотрудничества непримиримому противостоянию.
Мифотворчество продолжилось во втором томе – «Их звездный час», который вышел в США в конце марта 1949 года, а в Британии и доминионах – в конце июня. Описывая судьбоносные для страны восемь месяцев 1940 года, Черчилль эффектно и убедительно показал свою стойкость и мудрость, когда им было принято решение не отступать перед угрозой превосходящих сил противника и продолжать борьбу за суверенитет. До этого наш герой был знаменит своими мотивирующими выступлениями. В новом томе читатели увидели Черчилля-организатора, глубоко погруженного во все проблемы, контролировавшего все процессы, державшего своими письменными указаниями в тонусе весь аппарат управления войной. Они увидели лидера, который привел страну к победе в Битве за Британию, который принимал жесткие, спорные, но как потом оказалось дальновидные и правильные решения. Повествование привело к тому, что ручейки хвалебных упоминаний отдельных решений нашего героя быстро объединились в бурный поток панегирика его общей деятельности на посту премьер-министра. «Был ли или нет 1940 год чьим-то звездным часом, определенно одно – это был звездный час Черчилля», – констатировал незадолго до своей кончины Джордж Оруэлл (1903–1950). Даже в критических упоминаниях отныне потомок герцога Мальборо представал исполином. «Из всех наших премьер-министров Черчилль был самым безумным, самым эгоистичным, но в то же время и самым великим», – заявил лейборист Вудро Уайатт (1918–1997) после прочтения второго тома{405}.
Так начал создаваться миф о великом спасителе Королевства и империи Уинстоне Спенсере Черчилле. И в создании этого мифа большую роль сыграл не столько 1940-й, сколько 1949 год, когда весь мир, познакомившись с версией Черчилля, осознал, с насколько великим человеком им повезло жить в одну эпоху. В этом отношении британский автор наследовал великому Иоганну Вольфгангу Гёте (1749–1832), который одним из первых продемонстрировал единство творчества и жизни. До автора «Фауста» считалось, что одно пожирает другое: либо творчество обкрадывает и обедняет жизнь, либо, наоборот, насыщенная, разноликая, яркая жизнь не дает места и времени для развития творческого начала. Гёте доказал, что неординарная жизнь может и должна проходить эстетическую объективизацию в форме художественного произведения. В этом отношении жизнь становится творчеством, приобретая статус личностного проекта, реализуемого самим индивидуумом. Черчилль наследовал этой традиции. Начиная с первых произведений о колониальных войнах 1890-х годов, он выстраивал свою жизнь как произведение искусства и с вдохновением рассказывал о ней публике. Для Черчилля его жизнь и была произведением искусства, которое он создавал мыслью и делом. И «Вторая мировая война», особенно второй том, сыграла в этом личном жизнетворчестве особую роль, породив волну мифотворческих настроений и определив мнение о Черчилле на следующие десятилетия.
Продолжение «Второй мировой войны» вышло в апреле (США) и в июле (Содружество наций) 1950 года. Третий том, посвященный событиям 1941 года, получил название «Великий альянс» с аллюзией на Великий альянс, образованный в 1689 году после присоединения Великобритании к Аугсбургской лиге – военному оборонительному союзу против Людовика XIV. Описание военных событий подошло к моменту, когда к борьбе с державами «оси» сначала присоединился СССР, затем – США. Более того, начиная с 22 июня 1941 года большая часть сухопутных сражений Второй мировой войны пришлась на Великую Отечественную войну. И в публичных заявлениях, и в частных беседах Черчилль неоднократно признавал в годы войны, что «кроме русской армии не было такой силы, которая могла бы переломить хребет гитлеровской военной машине» и
