С ключом на шее - Карина Сергеевна Шаинян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрежет ключа в замке застает ее на кушетке, – силы кончились, и Яна способна только сидеть, глядя в плывущую пустоту бокса, и чесаться. Услышав голоса у двери, она даже не поднимает головы.
– И что тут у нас? – громогласно спрашивает врач, мощная и сверкающая белизной, как кварцитовая колонна в новом почтовом зале. – Чего нюни разводим? Ну посидела полчасика, не сахарная!
За ее спиной бледно маячит красавица, которая отвела Яну в бокс. Плащ она поменяла на белый халат, но от нее по-прежнему ласково и радостно пахнет духами.
– Сними кофту, покажи, – говорит она, и Яна покорно раздевается.
– Ну-ка, – говорит врач, – посмотрим…
Ее толстые сильные пальцы ощупывают волдыри. Яна пытается отдернуть руки – заразно же! – но врач ловко ловит ее за локоть:
– Стой спокойно… – Она смотрит еще несколько секунд, потом буркает: – рот открой, скажи а-а» – и на секунду сует Яне в рот металлическую лопаточку. Фыркает и оборачивается к красивой. – Вы что, крапивницы никогда не видели?! – возмущенно спрашивает она. – Какая вам корь? Вы зачем панику развели?!
Красавица краснеет и опускает голову. Врач снова фыркает.
– Идем, – говорит она Яне. – Да не дери ты так, уже до крови расчесала!
Яна сидит в обычном кабинете с обычной табличкой «терапевт», пока врач что-то пишет в карточке. Очень хочется почесаться, хочется так сильно, что скрипят стиснутые зубы. Наконец врач захлопывает карточку и вытаскивает из ящика стола бумажную пачку таблеток. Наливает стакан воды из-под крана.
– Одну сейчас, – говорит она и выдавливает Яне на ладонь маленькую желтую таблетку. – Запивай хорошенько, вот так… – Вода отдает торфом и железом, но сейчас это даже хорошо – заглушает мерзкий вкус. – Еще одну – вечером. И одну утром, если не пройдет… Только по одной и не чаще двух раз в день, понятно? На, держи, – она отрывает половину пачки, и Яна сует ее в карман. – Ты сейчас спать захочешь, так что сразу иди домой и ложись. Все ясно?
Яна кивает, бочком выбирается из кабинета и, прикрыв за собой дверь, сладострастно проезжается ногтями по всему телу.
К тому времени, когда она возвращается домой, папа с теть Светой давно ушли на работу. Рукава кофты снова стали свободными, и штаны не обтягивают ляжки, зато челюсти выворачивает от зевоты. Но спать нельзя. Если она отключится – может проспать до вечера; ее разбудит вернувшаяся с работы теть Света, и все пойдет так, как решит она с папой. Вчера вечером до Яны не дошло, что тут – как с музыкалкой, когда папа спрашивал, не хочет ли она бросить. Кажется, можно идти на все четыре стороны, но на самом деле папа с теть Светой уже придумали, что Яна должна делать. Ее никогда не отпустят жить саму по себе. Наверное, решили отдать ее в детдом, как и положено (сироте!) детям, у которых нет родителей – или которые своих родителей совсем довели. Ее запрут там, как в стерильном боксе номер два. Время выскользнет из Яниных рук вместе с возможностью что-то решать. История с Голодным Мальчиком и дядей Юрой потечет сама по себе, а Яна – сама по себе, и уже никогда не сможет ничего исправить. Дядя Юра будет убивать детей. Он женится на Ольгиной маме, и Ольга будет жить с ним в одном доме и каждый день смотреть, как мама улыбается ему, кормит его, прикасается…
Во рту появляется привкус подмышек и лекарств, и Яна зажимает рот ладонью, давя отрыжку. Ольга с мамой станут – как она с папой, только хуже, намного хуже. Но Яна об этом уже ничего не узнает. Ее время почти съедено, и жалкий клочок, оставшийся в руках, нельзя просто взять и проспать.
Кажется, с тех пор, как она проснулась вся в волдырях, прошел целый день, но на самом деле еще только половина десятого. Ольга с Филькой, наверное, вообще еще спят. Да это и не важно, сегодня она не собирается торчать с ними во дворе. В два в Институте начинается обеденный перерыв. Папа дразнит дядь Юру, что тот из экономии никогда не ходит в столовку, а бегает поесть домой. Надо быть в его подъезде не позже двух – но и не намного раньше, чтобы не мозолить глаза соседям.
Потирая кулаками слипающиеся глаза и зевая, Яна заводит будильник. Она не собирается спать, но не уверена, что сможет, – противная маленькая таблетка разбухла в голове мутным желтым облаком и давит на глаза так, что они закрываются сами собой. А папа говорит, что надо собираться заранее, особенно когда можешь проспать.
Стоя над полусобранным чемоданом, Яна понимает: он слишком велик. Подумав, она вытаскивает из шкафа школьный ранец, запихивает в него записную книжку, собачьи нитки, трусы и пару носков. Было бы здорово взять хотя бы одну книжку, но какую? Невозможно же выбрать. Вдруг ее осеняет, и, сбегав в зал, Яна притаскивает «Таинственный остров». Есть еще «Робинзон», но у нее не будет целого корабля, чтобы потихоньку таскать с него все, что понадобится…
Места в ранце осталось всего ничего. Яна забирается в темнушку и вдыхает тяжелый кисловатый запах – смесь бумаги и табака, вручную выделанных шкур, тлеющей кедровой хвои, сушеной рыбы, заношенного, прокопченного кострами брезента. Тревожный и заманчивый запах, от которого на глаза наворачиваются слезы. Яна боком протискивается в хаос инструментов, бумаг, пожелтевших рулонов кальки, коробок с обломками пыльных камней. Прямо на образцах пристроилось два чучела: крупный селезень с бирюзовыми, металлически блестящими зеркальцами на крыльях, и акула размером с кошку, слегка подтухшая на вид, сморщенная и печальная. В углу жирно поблескивают ряды консервных банок. Фотоувеличитель торчит из залежей брошюр, как мертвый динозавр, увязший в асфальтовой луже. Дорогу к нему перегораживает ящик для зимней рыбалки. Яна поднимает крышку-сиденье, и в нос бьет запах снега и огурцов.
Яна выуживает соль в баночке из-под аскорбинки, леску, крючки, – снасть для ловли корюшки вряд ли поможет на озере, но все-таки это лучше, чем ничего. Десяток коробков спичек с полки, пару банок тушенки,
