Накопление капитала - Роза Люксембург

После междоусобной войны эта идиллия должна была закончиться. Огромный государственный долг в 6 миллиардов долларов, которым эта война обременила Союз, повлек за собой сильное увеличение налогового бремени. Но со времени войны начинается лихорадочное развитие средств современного транспорта, промышленности, в особенности машиностроительной, которая находилась под опекой все возрастающих покровительственных пошлин. Для поощрения железнодорожного строительства и для заселения страны фермерами железнодорожным обществам были сделаны великолепные подарки из национальных земель: в одном только 1867 году они получили свыше 74 миллионов гектаров. Железнодорожная сеть росла с беспримерной быстротой. В 1860 году железнодорожная сеть насчитывала здесь меньше 50 000 километров, в 1870 г. свыше 85 000, а в 1880 г. более 150 000 километров (за время от 1870 г. до 1880 г. вся железнодорожная сеть Европы увеличилась с 130 000 километров до 169 000). Железные дороги и спекуляция с землей вызвали массовую эмиграцию из Европы в Соединенные штаты. Эмиграция насчитывала за 23 года, с 1869 г. по 1892 г., свыше 41/2 млн. человек. В связи с этим Союз все более и более эмансипировался от европейской, главным образом английской промышленности, и создал собственные мануфактуры и собственную текстильную, железоделательную, стальную и машиностроительную промышленность. Скорее всего было революционизировано сельское хозяйство. Уже в первые годы после гражданской войны собственники плантаций южных штатов были вследствие освобождения негров вынуждены ввести паровой плуг. Фермы, возникшие на Западе вместе с железными дорогами, сразу были поставлены на высоту современной машинной техники. «В то самое время, — писал в 1867 г. отчет сельскохозяйственной комиссии Соединенных штатов, — когда применение машин революционизирует на Западе сельское хозяйство и сводит до достигнутого до настоящего времени минимума применение человеческого труда…, многие выдающиеся администраторские и организаторские таланты посвящают себя сельскому хозяйству. Фермы, имеющие несколько тысяч акров, управляются более удачно и с более целесообразным и экономным использованием наличных средств и с большим доходом, чем фермы, имеющие 40 акров»[290].

В то же время сильно увеличивалось бремя как прямых, так и косвенных налогов. Во время гражданской войны был издан новый финансовый закон. Военный тариф 30 июня 1864 г., образующий основу действующей еще теперь системы, поднял налоги на предметы потребления и подоходные налоги необыкновенно высоко, началась настоящая оргия таможенных пошлин, для которой эти высокие военные налоги служили предлогом, чтобы уравновесить обременение отечественного производства при помощи таможенных пошлин[291]. Гг. Морриль, Стевенс и прочие джентльмены, использовавшие войну, чтобы форсировать проведение своей протекционистской программы, обосновали систему таким образом, что таможенная политика открыто и цинично была сделана орудием всяческих интересов наживы частных дельцов. Когда отечественный производитель появлялся перед законодательным конгрессом и требовал установления какой-нибудь специальной пошлины, которая давала бы ему возможность набивать свои карманы, его желание исполнялось с полной готовностью. Таможенные ставки подымались согласно требованиям отдельных лиц. «Война, — пишет американец Тауссиг, — в некоторых отношениях повлияла освежающим и облагораживающим образом на нашу национальную жизнь, но ее непосредственное влияние на деловую жизнь и на все законодательство касательно денежных интересов носило деморализующий характер. Грань между общественной обязанностью и частными интересами часто упускалась из виду законодателем. Большие имущества образовывались благодаря изменениям законов, эти изменения проводились теми же самыми лицами, которые применяли затем новый закон в свою пользу. Страна с сожалением сознавала, что честь и честность мужей политики не остаются незапятнанными». И этот тариф, который обозначал полный переворот в экономической жизни страны, который должен был оставаться в продолжение двадцати лет и по существу еще теперь образует базис таможенного законодательства Соединенных штатов, — этот самый тариф был проведен в три дня через конгресс и в два дня через сенат — без критики, без дебатов и без всякой оппозиции[292].

С этим поворотом финансовой политики Соединенных штатов началась бесстыдная парламентская коррупция, открытое и наглое использование выборов, законодательства и прессы, как орудий неприкрытых интересов кармана, интересов крупного капитала. Enrichissez vous — стало лозунгом общественной жизни со времени «благородной войны» за освобождение человечества от «позорного пятна рабства». Янки, освободитель негров, в качестве рыцаря биржевой спекуляции праздновал оргии, а в качестве законодателя дарил самому себе национальные земли, обогащая себя пошлинами и налогами, монополиями, дутыми акциями, кражами казенного имущества. Промышленность расцветала. Теперь миновали те времена, когда маленький и средний фермер мог обходиться почти без наличных денег и время от времени по мере надобности молотить пшеницу, чтобы продать ее за деньги. Теперь фермер всегда должен был иметь достаточно денег, чтобы платить налоги; все произведенное им он вскоре же должен был продавать, чтобы купить себе все нужное из рук мануфактуриста, как товар. «Если мы обратимся к современной нам действительности, — пишет Пеффер, — то мы увидим, что почти все изменилось. В особенности на всем Западе фермеры молотят свою пшеницу в один прием и продают ее сразу. Фермер продает свой скот и покупает себе свежее мясо или сало, он продает свиней и покупает ветчину и свинину, он продает овощи и фрукты и покупает их вновь в виде консервов. Если он вообще сеет лен, то обмолачивает его, вместо того чтобы прясть его, ткать и изготовлять затем полотно и белье для своих детей, как это делалось лет 50 тому назад; льняное семя он продает, а стебель сжигает. Из пятидесяти фермеров едва один занимается разведением овец; он полагается на большие скотоводческие фермы и со своей стороны получает шерсть уже в готовом виде, в виде сукна или одежды. Его костюм уже не шьется дома, а покупается в городе. Вместо того чтобы самому изготовлять нужные орудия, вилы, грабли и т. д. он отправляется в город, чтобы купить себе рукоятку для топора или ручку для молотка, он покупает канаты и веревки и всякие материи, но покупает сукно или даже готовое платье, он покупает консервированные фрукты, он покупает сало, мясо и ветчину, он покупает теперь все, что он некогда производил сам, и для всего этого ему нужны деньги. Но самый удивительный факт заключается в следующем. В то время как дом американца раньше был свободен от долгов, — менее чем в одном случае из тысячи на домах лежали ипотеки, обеспечивавшие денежный заем, — в то время как деньги при незначительной потребности в них для ведения хозяйства всегда имелись в достаточном количестве у самих фермеров, теперь, когда денег нужно в десять раз больше, их имеется мало и вовсе не имеется. Почти половина ферм имеет ипотечные долги, которые поглощают всю их стоимость; проценты непомерно велики. Причина этого замечательного переворота лежит в мануфактуристе с его шерстяными и полотняными фабриками, деревообделочными фабриками, хлопчатобумажными фабриками, хлопчатобумажными прядильнями, ткацкими заведениями, с его фабриками для консервирования мяса и фруктов и т. д.; маленькие мастерские фермы очистили место огромным городским предприятиям. Соседскую тележную мастерскую сменил городской завод, где еженедельно производится от 100 до 200 телег; место сапожной мастерской заняла большая городская фабрика, которая выполняет большую часть работы посредством машин»[293]. В конце концов и сельскохозяйственный труд фермера стал машинным трудом. «Теперь фермер пашет, сеет и жнет при помощи машин. Машина жнет и вяжет снопы. Фермер молотит, пользуясь силой пара. Во время пахоты он может читать утреннюю газету; когда он жнет, он сидит на крытом сидении машины»[294].

Но этот переворот, происходивший в американском сельском хозяйстве со времен «Великой войны», был не концом, а началом того потока, в который попал фермер. Его история сама переходит во вторую фазу развития капиталистического накопления, которую она также прекрасно иллюстрирует. Капитализм всюду побеждает и вытесняет натуральное хозяйство, производство для собственного потребления, сочетание сельского хозяйства с ремеслом, чтобы поставить на их место простое товарное хозяйство. Товарное хозяйство нужно ему как сбыт для собственной прибавочной стоимости. Товарное производство является той всеобщей формой, при которой капитализм только и может развиваться. Но лишь только на развалинах натурального хозяйства уже распространилось простое товарное производство, как капитал тотчас же начинает против него борьбу. С товарным хозяйством капитализм вступает в конкурентную борьбу; призвавши его к жизни, он оспаривает у него средства производства, рабочую силу и сбыт. Раньше целью капитализма была изоляция производителя, его отделение от защищающей его связи с общиной, а затем отделение сельского хозяйства от ремесла; теперь задача капитализма состоит в отделении маленького товаропроизводителя от его средств производства.