Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним словом, рабочее настроение решительным образом было погублено, и великий гнев разбирал всё нутро губпрокурора.
— Варвара! — отбросив лист, забыв про недавно принятую секретаря-машинистку, позвал по старой привычке курьер-уборщицу Арёл. — Петровна! Куда опять подевалась?
Та как была с тряпкой, так и втиснулась крутыми бёдрами в дверь.
— У нас что ж?.. — Губпрокурор бросил грозный взор за окошко. — Со второго этажа того?.. Съехали наконец профсоюзы грузчиков?
— Убрались оглоеды! — довольно ухмыльнувшись, поджала та губы. — Добили городскую управу ваши письма, устали мои рученьки их носить. — И, одёрнув короткий передник, сложила могучие кулачищи на таких же могучих грудях. — Перевели охальников куда-то к берегу, ближе к порту. Нашли там контору, теперь хоть от дыма можно продохнуть да мата не слыхать. А то уши затыкай…
— А эти?.. — перебил её Арёл, тыча в окно. — Эти откуда?
— Мадам Хапсирокова, московская особа, — пробасила уборщица. — Собственной персоной пожаловала к нам в соседи. Из самой столицы! — Широко улыбаясь, она перегнулась через губпрокурора, прижав ему голову грудью, и тоже залюбовалась в окошко. — Недели две только оборудование затаскивали, она ж оттуда с собой и машины швейные приволокла, и даже некоторых мастеров переманила…
— Рыбопромышленника Хапсирокова жена? — Всё-таки вытащил голову из-под необьятной груди уборщицы Арёл.
— Ну, жинка не жинка, — закатила та блудливые глаза. — Кто их разберёт сейчас! Смазливая ухажёрка. И хваткая. А теперь это главное. Такие наряды у неё шьют!.. Отбою нет от заказчиц.
— Ну а эта?.. Сисилия наша? — Арёл никак не мог запомнить фамилию секретаря-машинистки, навязанной ему заместителем председателя губисполкома Сергиенко после того скандала с дамочкой, чтобы замирить их с Арестовым.
— Сисилия Карловна отлучилась на секундочку. Меня попросила…
— Туда же?
— Материю новую опять завезли. Вот народ и валит. — Варвара принялась усердно протирать тряпкой подоконник. — Предупредила она меня…
— Ну да… — ничего другого не смог сказать Арёл. — Подоконник-то оставь в покое, последнюю краску сдерёшь.
— Вам бы и самим, Макар Захарович, подумать…
— Чего это?
— Больно уж обносились. Гимнастёрку помню с тех пор, когда к нам вас определили. И френчик тот же. Вон, на локтях-то почти до дыр. А на галифе хоть заплатки ставь.
— Не твоё дело! — вспыхнул губпрокурор. — Учить меня будешь! Меньше б в стирку сдавала. Там остолопы, им бы хны! Зараз хорошую материю стреплют. Кожу бычью разъедает их бакалея!
— Да при чём здесь бакалея, Макар Захарович? — прямо-таки взмолилась Варвара, в её бесхитростных глазах грустила искренняя забота и даже иное, более глубокое чувство так и лилось мягким тёплым светом на смутившегося Арла. — Вы на себя-то давно в зеркало заглядывали?
И осеклась, испугавшись невольной дерзости.
— Ты это, Варвара!.. — прикрикнул Арёл, но далее язык не поднялся: насчёт зеркал курьер-уборщица угодила в самую точку, он их в учреждении запретил сразу, а удивившимся сотрудникам буркнул: «Не цирюльня, любоваться на физиономии в других заведениях будут, от нас их под конвоем водят».
Для личного бритья он держал в своём уголке чудом уцелевшую ещё с армейских времён польскую фляжку под спирт, сверкающую пуще надраенного самовара, в таком зеркале умещались не только его подбородок, но и щетина щёк, а лихой чуб бывший кавалерист укрощал одним взмахом пятерни, как когда-то вскидывал шашку.
— Вероника Селимовна к вам уже несколько раз заглядывала, да не заставала, — укоризненно сдвинула брови Варвара. — Познакомиться хотела и в мастерскую пригласить.
— Швейка та?
— Передать вам просила, что ждёт под вечер наверху. Солидным костюмчиком хвастала как раз для вас. Иван Григорьевич Сергиенко уже в таком щеголяет. Сам Григорий Яковлевич не побрезговал, был уже на второй примерке по причине особливости своей фигуры, — прыснула в кулак Варвара.
— Трубкин?
— Для начальства у неё мастерят быстро. К тому же у мужчин претензий меньше.
— Что-то не замечал я раньше за тобой такого интереса? — нахмурился губпрокурор. — Ишь разговорилась! Новенькая обкрутила? Кондория Сильевна?
— Сисилия Карловна! — совсем расхохоталась Варвара. — Не даётся вам её имя.
— На работе не вижу. Она б лучше на месте сидела, чем по швейкам бегать. Я ведь не посмотрю на её исполкомовские заслуги!
— Зато в моде разбирается, — не унималась Варвара. — Гляньте-ка на портрет, она с Вероникой Селимовной насчёт вас по поводу такого костюма договаривалась.
— Без меня?! — Арёл готов был сорваться на грубость, но поднял глаза перед собой и смутился.
Хитро прищурясь, на портрете набивал короткую трубочку табачком усатый грузин. Пригнув голову, казалось, замер, поджидая следующей его фразы. Костюм на нём удивлял генеральской важностью, хотя и был гражданским. Страх вселяло всё в его деталях, но в особенности пугали два больших кармана на груди с пуговицами, которые лишь главнокомандующему под стать.
— Ты говори, говори, да не заговаривайся, — совсем потерялся Арёл от улыбки этого человека с портрета. — Заболталась, ворона!
— Мне что, — с наивной беспечностью отвернулась та. — Думайте сами. Только врать не собираюсь. Половина исполкомовских в таких костюмах шастает. И ничего. Поскромней, конечно, материя. Вероника Селимовна их не балует, а для вас держит, велела передать.
— И когда ж она успела так размахнуться? — удивился Арёл. — Я и не заметил. Если б не дамочки под окном, — он кивнул за плечо, — так бы и…
— А вы, кроме дел своих, и не замечаете ничего, — опять простодушно махнула рукой Варвара. — Как грузчики съехали, так она и села наверху. Шустрая дамочка. И, видать, с большими связями. С месяц уже или поболее пошивом занимаются её люди. Помнится, сам Василий Петрович Странников первым у неё костюм сварганил. Ещё перед отъездом на курорт.
Не раздумывая более и не сомневаясь, взяв с собой бойкую Сисилию Карловну в провожатые, тем же вечером отправился Арёл наверх в швейную мастерскую. Однако у дверей кабинета хозяйки застыл: изнутри доносилось щебетание явно женских голосов. В недоумении он развернулся к секретарю-машинистке, но та ужом проскользнула вперёд и исчезла за дверью, виновато шепнув:
— Извиняюсь, я на секундочку.
Ждать ему не пришлось, ту же дверь распахнулась снова, уже широко и приветливо; дородная, в чёрном бархате, улыбающаяся хозяйка с драгоценностями на груди, будто с картины, подхватила его под руки, ввела в светлое просторное помещение и прямо-таки силком упирающегося усадила в собственное богатое кресло за великолепно сервированный стол. Его здесь, конечно, заждались; впрочем, среди посуды он приметил разбросанные женские журналы, явно иностранного происхождения.
Без конца извиняясь и жалуясь на занятость, она поднесла ему чай в расписной зелёной чашке и, предупредив, что незамедлительно вернётся, лишь проводит задержавшуюся посетительницу, покинула