Собрание сочинений (Том 2) (-) - Алексей Толстой

Уродилась,

По зеленому садочку

Расстелилась...

Князь, положив локти на некрашеный стол и охватив одурманенную голову, внимательно слушал. Образцов прохаживался по горнице мимо Саши и, прищелкивая пальцами, закатывал глаза. Ртищевы сидели на лавке, расстегнув поддевки. Цурюпа же, протянув ноги, сунул руки в карманы штанов и покачивался.

Саша отпела. Князь сейчас же сказал охрипшим голосом:

- Ну, а ту, другую, Саша, помнишь?

- Нехорошая она, - молвила Саша. - Неверная, не люблю ее. Только разве для вас...

Она опустила ресницы и, вздохнув, запела печально:

Не в Москве было, во Питере,

Во Мещанской славной улице,

Тут жена мужа потребила,

Вострым ножиком зарезала.

- Саша! - крикнул князь, повторяя последние слова песни. - А ведь это хорошо - "правый локоть на окошечко, горючи слезы за окошечко", и делу конец, а милый-то под окошечком ждет, смеется над старым мужем. Теперь ты вот эту спой, в ней подробности хороши...

Петельку на шею

Накидывала,

Милому в окошко

Конец подала...

- Ведь подходит как - именно сегодня. Будто для нас писано. Ну, Саша-Саша испуганно и серьезно запела:

Толстый узлище

Не оборвется,

У старого шея

Не оторвется.

Старый захрипел

Будто спать захотел,

Ногами забил

Будто шут задавил.

Руки растопырил

Зубы оскалил

Плясать пошел,

Смеяться стал.

- Я бы, Алексей Петрович, плясовую лучше, - перебила она поспешно.

Князь двинул стол и, хлопая в ладоши, стал топать ногой. Саша закружилась, поводя руками, приговаривая частушку.

Кумачовые юбки ее развились колоколом, и под ними ноги в белых чулках и козловых башмаках поплыли, притопывая...

Образцов засеменил около Саши, крича: "Глядя, гляди!" Иван Ртищев, разгораясь, не выдержал, уперся в бок и пошел ходить присядкой, отбрасывая полы. Цурюпа, хихикая, сорвал с волос Саши платок.

- Не трогай ее, хам! - закричал князь.

Маленькая Сашина головка с черными косами вертелась на полной шее, как подсолнух к солнцу, - солнцем был князь. Он сидел бледный и пьяный, с высохшим ртом. Вдруг Саша, закрутясь, упала к нему на лавку и, обнимая, прижалась к плечу.

- Девок! - заревели братья Ртищевы. - Девок давай!

Обиженный Цурюпа ушел в светелку и лег, стараясь не помять смокинга, на Сашину кровать...

- Любопытный сюжет, - пробормотал он, вытирая платком лицо. Интересно будет порассказать, как наш князюшка веселится... Это хваленый-то жених... "Хам". Я ему припомню хама. Эх, сволочи вы все!

В это время распахнулась дверь, осветилась светелка, вылетел из табачного дыма и грохота Образцов, придержался за притолоку, кинулся к выходу и скрылся во дворе.

- За девками, - продолжал Цурюпа. - Погодите, теперь устрою бал, брошу вам собачий кусок - из Москвы Шишкина хор выпишу. Да не то что Шишкина, самого Шаляпина позову... Гонор гонором, а денежки вы все любите.

Долго Цурюпа размышлял, какие сногсшибательные штуки он придумает для утирания дворянского носа. Наконец со двора в светелку, шушукаясь и упираясь, вошли четыре солдатки, - их подталкивал Образцов, громко шепча:

- Дуры, чего боитесь, не съедим, а сладенького поднесем, погреемся.

Дверь за бабами закрылась. Изнутри поднялся визг и жеребячий хохот Ртищевых. И сейчас же в светелку вышли князь и Саша.

- Куда ты, голубчик? Не езди, - говорила Саша. Князь, не отвечая, прошел на крыльцо. Здесь на столбике висел глиняный рукомойник. В сумерках сквозь дверь было видно, как князь налил воды в ладони, плеснул на лицо и вытерся. Саша, охватив другой столбик, продолжала просить:

- Она молоденькая, разлюбит тебя, а мне ничего не надо, я и пьяного тебя спать уложу. Не езди... Завтра поедешь, если надо, миленький.

- Ах, пожалуйста, оставь, что за слова, ты сама пьяна, должно быть! ответил князь.

Саша смолчала. Князь перевел дух, кликнул лошадей и сошел по лесенке вниз. Саша продолжала стоять у столбика. На дворе затопали кони, кучер их обласкивал. Потом тяжело заскрипели ворота и голос князя приказал:

- Волкове...

Коляска укатила. Саша отошла от столбика и села на ступеньках, по которым ступал Алексей Петрович. Неподвижная и темная ее фигура с локтями на коленях и опущенной простоволосой головой и наверху неровные линии надворных крыш и шест колодца хорошо были видны в ночном сумраке сквозь четырехугольник двери.

Все это казалось Цурюпе до того знакомым и тоскливым, что он стал морщиться, думая: "Русский ландшафт, - черт бы все это побрал. Уеду совсем в Париж; в самом деле, денег, что ли, у меня мало?.. А про князя все будет доложено кому надо. Ну и прохвост..."

За дверью все громче топали ногами, гоготали и вскрикивали, много веселясь.

КАТЯ

1

Александр Вадимыч перекрестил, поцеловал дочь и подошел в туфлях к дивану, где приготовлена была ему постель.

Катя притворила дверь кабинета и, закутав плечи в пуховый платок, вышла в зал. На старом паркете лежал переплетами окон лунный свет. Углы зала, где стояли диваны, были в тени. Глядя на лунные квадраты на полу, Катя поднесла к щеке ладонь и вдруг усмехнулась так нежно, что сердце у нее стукнуло и замерло.

"Еще рано! - подумала она. - Может быть, он ждет? Нет, нет, все-таки нужно обождать".

Она приподняла с боков платье и, сделав страшные глаза, стала кружиться...

Невдалеке в это время хлопнула дверь; Катя сразу присела: вдоль стены шел Кондратий, неся свечу и платье Волкова.

Увидев барышню на полу, он остановился и пожевал губами.

- Я думала - это привидение идет, - сказала Катя срывающимся на смех голосом. - А это ты, Кондратий? Кольцо потеряла, поди поищи.

Кондратий подошел и наклонился со свечой к паркету.

- Какое кольцо? Нет тут кольца никакого.

Катя засмеялась и убежала в коридор... За дверью она высунула язык Кондратию и, нарочно топая, пошла как будто к себе, но, не дойдя до конца коридора, где висел ковер, стала в нишу окна, от смеха закрывая рот.

Когда воркотня и шаги обманутого Кондратия затихли, Катя вернулась на цыпочках в зал и через балконную дверь проскользнула в сад. Там под темными деревьями она остановилась - стало вдруг грустно.

"Я, наверно, ему надоела, - подумала она. - А если не надоела, так надоем. Что он во мне нашел? Разве я его утешу? Он столько страдал, а я с глупостями пристаю. Хороша героиня!"

Она до того огорчилась, что присела на дерновую скамью. "Настоящая героиня ничего не ест, ночью разбрасывает простыни, и на груди у нее дышат розы, не то, что я - сплю носом в подушку..."

Катенька вдруг громко засмеялась. Но огорчение еще не прошло... Вдалеке ухали и квакали прудовые лягушки. За деревьями между черных и длинных теней трава от лунного света казалась седой.

Катя вдруг вытянула шею, прислушалась - и побежала по аллее, придерживая за концы платок. К щеке прилипла паутинная нить. Катя смахнула паутину, и там, где аллея заворачивала вдоль пруда, раздвинула кусты смородины, чтобы сократить путь, и, цепляясь за них юбками, вышла к мосткам. За беседкой над прудом стоял месяц, светя в воду и на глянцевитые листья кувшинок. В беседке у откидного столика, где обычно пили с гостями чай, сидел, подперев обе щеки, Алексей Петрович. Катеньке показалось, что он широко открыл глаза, смотрит и не видит.

"Что с ним?" - быстро подумала она и позвала:

- Алексей Петрович!

Князь сильно вздрогнул и поднялся. Катя, смеясь и говоря: "Спал, спал, как не стыдно", сбежала к нему по зыбким доскам.

Алексей Петрович припал губами к ее руке и проговорил хрипло, как после долгого молчания:

- Спасибо, спасибо...

- Вы опять думали о себе? - спросила Катя ласково и села на скамью, положив локоть на ветхую балюстраду. - Ведь я просила не думать. Вы очень хороший, я все равно знаю...

- Нет, - тихо, но твердо ответил Алексей Петрович. - Катя, милая, мне очень, очень тяжело. Подумать только, что я делаю?.. Вы любите меня немножко?

Катя усмехнулась, отвернув голову, - не ответила. Князь сел рядом, глядя на ее волосы, лежащие ниже затылка, на овальную щеку, четкую на зеркале воды. Повыше, над головой ее, в тенетах висел паук.

- По дороге сюда я думал: сказать вам или нет? Если не скажу, то никогда, быть может, не посмею больше прийти, а если рассказать - вы сами отвернетесь, будет тяжело, но постараетесь меня забыть... Что же делать?

- Сказать, - ответила Катя очень серьезно.

- А вы не подумаете, что я лгу и прикидываюсь?

- Нет, не подумаю.

- Я сделал много плохих вещей, но одна не дает жить, - с трудом, с хрипотцой сказал князь. - Вот так всегда бывает: думаешь, что забыл уже, а гадость, которую сделал давно, становится определенною гадостью, и жить от нее нельзя...

- Я прошу, рассказывайте, - повторила Катя, п руки ее, держащие концы платка, задрожали.

- Вот-вот, я так и думал, что нужно сказать. Это было очень давно. Нет, недавно, в прошлом году... Я встретил одну даму... Она была очень красива. Но не в этом ее сила... Она душилась необычайными духами, они пахли чем-то невыразимо развратным. Вот, видите, Катя, что я говорю. Так нельзя... Не оглядывайтесь... До этой встречи я не любил ни разу. Женщины казались мне такими же, как мы, той же природы. Это неправда... Женщины, Катя, живут среди нас как очень странные и очень опасные существа. А та была еще развратна и чувственна, как насекомое. Это ужасно, когда развратна женщина. Я жил, как в чаду, после встречи... Я чувствовал точно острый ожог.