Монумент - Йан Грэхем

– В первый вечер, – заметил Баллас, – ты перепрыгнул на выступ. Сиганул прямо в пропасть. Это что – трусость?

– А разве у меня был выбор? Эту пропасть следовало преодолеть.

– Но ты не колебался. Просто прыгнул, ничего не рассчитывая и даже не убедившись, что выбрал правильное место.

– Если бы я промедлил, – сказал Лэйк, – не прыгнул бы никогда. Мне не хватило бы духу. И тогда наше путешествие кончилось бы, едва начавшись. А я этого не хотел.

– Так почему же ты пошел? Испытываешь себя? Проверяешь свою волю?

– Я здесь, – сказал Лэйк, – чтобы умереть. Передай виски, пожалуйста.

Баллас протянул бутылку, не отводя глаз от лица Лэйка. Тот сделал большой глоток, потом вздохнул.

– Прошлой весной я сильно заболел. Внутренности жгло точно огнем. Боль была просто невыносима. Я не мог спать, не мог ничего делать, только стонал и корчился. Жизнь сделалась бесконечной пыткой… Я богатый человек, Баллас. Я мог бы пригласить лучшего врача, но я не желал иметь дело с этой публикой. Такие люди дают клятву о неразглашении медицинской тайны, но зачастую она ничего не значит. Я не хотел, чтобы кто-нибудь в Дайшаде узнал о моей болезни. Меня там не слишком-то жалуют. Каменотесы ненавидят меня, поскольку я заставляю их работать на износ. Конкуренты, владеющие территориями к востоку и западу, завидуют мне, потому что мой участок – лучший. Я не хотел, чтобы они злорадствовали и желали мне смерти. Я упрямый человек, Баллас. И гордый. Так что я пошел к целителю, практикующему магическое лечение. Страх перед Церковью заставляет таких людей хранить тайну, поскольку от этого зависит их жизнь. Я мог быть уверен, что никто ни о чем не прознает. Целитель обнаружил опухоль печени. «Излечение невозможно, – сказал он мне, – не помогут ни лекарства, ни магия». Этот уродливый, раздувшийся кусок плоти стал моим смертным приговором.

Лэйк передал бутылку Балласу.

– Однако целитель уменьшил печень до нормального размера. Я чувствовал – и чувствую постоянно – лишь небольшую боль. Однако это временное явление. Опухоль разрастется снова, и тогда я умру и буду сильно мучиться перед смертью. В таких обстоятельствах иначе смотришь на жизнь. Я обречен. Все, что я могу, – выбрать себе смерть по вкусу. Если бы я хотел – мог умереть внизу, напичканный лекарствами, не понимая, что умираю и что вообще когда-нибудь жил… Там, среди грязи человечества. Но я хочу умереть здесь, среди чистоты гор, скал, орлов и рябин.

– Собираешься покончить с собой?

– Нет. Я позволю стихиям забрать мою жизнь. Там, ближе к вершине, есть прудик и рябиновая роща. Я останусь там, меня занесет снегом, я усну, не чувствуя ничего, – и стану ничем. А ты, Баллас, обеспечил мне эту возможность.

– Но почему же я? Ты мог нанять кого-нибудь, чтобы доставить тебя сюда…

– А если бы со мной что-то случилось во время подъема?

– Не понимаю.

– Я хотел достичь вершины. Но если бы я ослаб, никто – даже если бы ему хорошо заплатили – не стал бы помогать мне с подъемом. Меня бы просто бросили…

– Ты же сказал, что в горах никого не оставляют без помощи…

– Кодекс чести давно мертв, – перебил Лэйк. – В мои дни он еще действовал, но сейчас? Черный и грязный поток человеческой жизни поглотил его, утопил… Его больше нет… Но ты хочешь добраться до вершины – также, как и я. Поговорив с тобой, я это понял. Я убедился, что ты не бросишь меня, как бы я ни был плох. Будешь помогать… Потому что без меня тебе никогда не достичь цели. Не найти Белтирран. Если б понадобилось, ты бы понес меня на закорках…

Двое мужчин сидели в тишине. Трещал огонь да плясали тени на стенах.

– Забавно, не правда ли? Мы идем одной дорогой, но в противоположные стороны. Ты хочешь жить. Я хочу умереть. Тебе нужно убежище, мне – могила. Но может быть, смерть для меня тоже окажется своего рода убежищем. – Лэйк прикоснулся к животу. – Боль вернулась. Передай мне виски, Анхага Баллас.

Несмотря на виски, Баллас спал плохо. Сон о камне, который по-прежнему не вспоминался целиком, беспокоил его, и Баллас проснулся замерзшим, усталым и злым. Впрочем, настроение несколько улучшилось, когда он увидел, что буря улеглась. Баллас вышел из пещеры – в мир слепящей белизны. Все было белым. На утесе навалило снега до самого подбородка. Воздух был свежим и ароматным, небо – синим. Сверкало солнце, отражаясь от снега, – так ярко, что Баллас невольно зажмурил глаза. Теперь он понял, от чего ослеп Лэйк.

Они наскоро поели и вышли на уступ. Баллас и Лэйк сняли свои шипы, потому что в снегу от них не было толку. Эреш шла на Двух ногах, больше не давая Балласу повода позабавиться. Так что они продвигались вперед быстро, и Баллас был доволен. Впервые за все эти месяцы он окончательно поверил, что Белтирран достижим. Через несколько часов они окажутся на вершине и увидят скальную стену, преграду между Друином и Белтирраном. Лэйк полагал, что она непреодолима, но Баллас считал это чушью. Он не сумел бы ответить почему. Рассудком Баллас понимал, что Лэйк вполне может оказаться прав. Но он чувствовал, что это не так, что старый путешественник ошибается…

В полдень снова начали сгущаться тучи. Пошел снег. Баллас облизнул губы, словно пробуя холод на вкус.

– Пурга приближается, как думаешь? – спросил он.

– Надо поторопиться.

Некоторое время они шли быстро. Потом задул ветер – сперва легкий и едва заметный. Потом единый яростный порыв взметнул снег, кидая его в лица путников. Баллас зажмурился. Ветер на миг утих, но тут же загудел с новой силой. Теперь он уже не стихал.

– Лэйк! – заорал Баллас. – Нам надо… найти укрытие! – Он вглядывался в кружащийся снег, едва различая Лэйка и Эреш. – Ты слышишь? Нам надо…

Лэйк что-то крикнул в ответ, но Баллас не мог расслышать: ветер выл слишком громко. Тогда он рванулся вперед и схватил старика за плечо.

– Нам нужно укрытие, – повторил он. Снежные хлопья запутались в волосах Лэйка.

– Здесь нет укрытия!

– Должны быть где-то пещеры…

– Послушай меня! Здесь нет укрытия!

Что-то черное просвистело мимо Балласа. От неожиданности он потерял равновесие и повалился лицом вниз на утес. Ноги болтались в пустоте над пропастью. Сыпля проклятиями, Баллас пытался удержаться, но пальцы хватали только снег, и он мало-помалу съезжал к обрыву.

Потом кто-то ухватил его за ворот и дернул. Этого оказалось достаточно, чтобы Балласу удалось втащить себя на выступ. Он поднял глаза. Эреш смотрела на него сверху вниз. В ее глазах – в их глубине – Баллас увидел облегчение. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом краем глаза Баллас заметил, как что-то мелькнуло неподалеку.

На выступе, шагах в двадцати от них, в воздухе разливался голубоватый свет. Он становился все ярче, и снежинки уже отбрасывали на землю серые тени. Баллас вгляделся и увидел сквозь пургу очертания птицы. Однако она быстро изменяла форму и увеличивалась в размерах. К тому времени, как Баллас приблизился, ворона стала человеком.