Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях - Олег Смыслов

Сегодня, наверное, любому, даже очень далекому от вопросов юриспруденции человеку, известно, что в те годы никакой состязательности и равенства сторон в судебном уголовном процессе не было, да и не могло быть по определению, в силу существовавшего в стране политического режима. Суд в подобных случаях руководствовался не стремлением к установлению истины, а указаниями лиц высших партийных органов и руководителей репрессивного аппарата. В данном случае, как это усматривается из документов служебной переписки, суд руководствовался указаниями Сталина и Абакумова.

Собственно говоря, приговор по делу был вынесен еще за неделю до начала судебного заседания. Это было сделано 23 июля 1946 года на заседании Политбюро во главе со Сталиным. В его решении были четко назначены и определены как сроки и форма предстоящего процесса, так и мера наказания всем подсудимым.

К слову сказать, советское уголовно-процессуальное законодательство того времени не было ориентировано на правовые системы наиболее развитых, демократических и цивилизованных стран. Поэтому в соответствии с отечественным Уголовно-процессуальным кодексом вполне допустимым являлось то, что суд, например, мог при рассмотрении дел о “контрреволюционных преступлениях” признать доказательствами протоколы допросов лиц, произведенных в ходе предварительного расследования, без их проверки в судебном заседании и даже без их оглашения. Свидетелей, по усмотрению суда, могли вообще не вызывать и не допрашивать. Таков был закон.

Вероятнее всего, что и методы, какими допрашивались обвиняемые по этому делу, были не самыми гуманными. Тем более, если принять во внимание то, что многие из оперуполномоченных и сотрудников следственного отдела ГУКР “СМЕРШ”, принимавших участие в расследовании уголовного дела, впоследствии были досрочно уволены из органов за нарушения социалистической законности, в т.ч. за применение пыток и истязаний, а кое-кто осужден и даже расстрелян во главе с самим министром госбезопасности Абакумовым B.C.

Вместе с тем, бесспорно, что Власов А.А. и его соратники по службе в стане врага заслуженно осуждены по инкриминируемым им статьям Уголовного кодекса. Их вина в совершении предательства и в измене Родине совершенно очевидна и ни у кого не вызывает сомнений. Доказательств тому превеликое множество, хоть они и не были должным образом и в полном объеме исследованы в суде. В связи с этим, назвать процесс над власовцами политическим (а кое-кто сегодня придерживается и такой точки зрения), а приговор в отношении них несправедливым было бы, по меньшей мере, кощунственным. Они получили то, что заслужили».

Следовательно, даже если суд над Власовым и его подельниками не признать законным, то не признать его справедливым невозможно.

…«Анализируя Русское освободительное движение, необходимо учитывать, что оно возникло до сдачи Власова в плен (12 июля 1942 года) и с самого начала уже имело довольно широкий характер», — считает А.В. Мартынов. Далее он пишет: «Другой немаловажный вопрос касается реальной силы, боеспособности РОА. Представляется, что немцы имели достаточные основания скептически относиться к своим русским союзникам».

Но, во-первых, невозможно точно оценить соотношение между людьми, вступившими в РОА и другие антибольшевистские формирования по убеждению, и солдатами и офицерами, спасавшимися от голодной смерти в лагере. К числу последних относился генерал Дмитрий Закутный, который, разочаровавшись в Освободительном движении, тем не менее оставался в нем до конца, боясь репрессий со стороны немцев и с грустью говоря о своем будущем после поражения Германии: “У меня на шее веревка болтается”»…

Отдельно нужно иметь в виду людей, руководствовавшихся личной местью. Это, например, уже упоминавшийся Иван Кононов, потерявший в результате репрессий отца и трех братьев и считавший виновником своих бед «проклятого кровавого горного шакала Джугашвили-Сталина». Были у Власова и те, кто действовал исходя из карьерных соображений, как генерал Сергей Буняченко, говоривший духовнику штаба РОА Александру Киселеву зимой 1945 года: «А что мне будет, если я возьму Киев?»…

Впрочем, и убежденных антикоммунистов было среди власовцев немало. Именно антикоммунизмом можно объяснить тот факт, что в течение недели после публикации Пражского манифеста (18 ноября 1944 года) 60 тысяч человек направили заявления с просьбой принять их в РОА. Естественно, что большинство из них не надеялись на победу Германии. Имела место «вера в то, что союзники, покончив с Гитлером, повернут теперь на Сталина».

Нельзя точно определить среди власовцев не только число убежденных противников советского строя, но и сколько из них искренне верили, что нацизм является благотворительной альтернативой коммунизму, а сколько исповедовали либеральные ценности. Начальник оперативного штаба власовской армии Андрей Нерянин (псевдоним А. Алдан) признает, что «абсолютное большинство бывших военнопленных, вступавших в РОА, чувствовало некий моральный гнет от факта “измены долгу присяги”, надевая форму РОА… у этих людей теплилась надежда на возможность возвращения на родину»…

Один из тех, кто был сначала солдатом, потом военнопленным, потом власовцем и, видимо, избежал наказания, остался на Западе, потом осел в Австралии, в 2001 году оставил свое «солдатское мнение» в Интернете:

«По законам тех времен, мы все (включая генералов) не имели права попадать в плен!

Мы были обязаны или “бросаться на амбразуры”, или застрелиться, сберегая для этого последний патрон. Это легко приказать, но не так просто выполнить! Более миллиона солдат Красной армии оказались в плену вследствие идиотского командования, неразберихи на фронтах или подавляющего преимущества сил противника. Как вы себе представляете этот миллион, один по одному (или всем вместе?) застреливающих себя “последним патроном” (которого иногда просто не было из-за плохого снабжения)?

Да, были люди, которые так и делали в пылу боя. Это делали те, кому грозил неминуемый расстрел по приказу “Верховного” за неисполнение “долга”, или те, кто по обстоятельствам верили, что им несдобровать в условиях плена. Но таких были единицы! Большинство, особенно когда пыл боя утих и надежда остаться живым не пропала, не застреливались, а хватались за эту надежду в ожидании подходящего момента для побега. Потом же, в уединении, с успокоившимися нервами и в ситуации обдумывания отказаться от своей жизни, скажем, очень трудно. Как поступили бы вы, оказавшись в таком положении? Короче: умирать не хочется никому!

Повального желания воевать со своим народом у нас не было. Были такие, кто хотел отомстить за боль, страдания и унижения, перенесенные на своей же Родине, но и те всеми силами избегали “стрелять в простого солдата” и “приносить горе конкретной матери”. Хотя на Родине это было каждодневным событием по воле наших правителей. Да что таить, даже и сегодня человек ничего не стоит для правительства “Великой Страны”. (И я не намекаю на “заказные убийства”: это в порядке вещей!)

Солдаты генерала А.А. Власова слепо верили в то, что он спасет их от когтей “СМЕРШа” и уведет их под защиту Союзников.

Та надежда, что “войну можно выиграть по телефону” (а это было в 1942 году), растворилась в воздухе уже после Сталинграда, введения жестокостей “заградотрядов” и открытии Второго фронта. Виноват в этом был Гитлер! Этот болван все еще надеялся на повторение своей “молниеносной войны” 1941 года и был против создания РОА (а тогда, в 42-м, было возможно собрать и вооружить десять—пятнадцать дивизий из военнопленных, которые гибли от голода в лагерях или уже были на учете вермахта как “добровольные помощники” (т.е. коноводы, кучера, водители машин, подносившие снаряды или контейнеры с едой к передовой линии). Офицеры Дабендорфа объясняли нам, что мы не должны стрелять в своих, нужно только показать свою силу и убедить солдат Красной армии, сомневающихся в правоте большевизма (а их было тогда много), что надо повернуть оружие против правительства, которое закабалило Россию и впутало ее в эту кровавую войну, а потом расправиться с гитлеровской армией, которой никогда не хватит сил захватить нашу Родину и удержать ее в своих руках без согласия на то самого русского народа. Пускай это звучит наивно теперь! Но тогда эта идея была нашей “соломинкой” за которую мы и ухватились. Но было уже поздно! (Гитлер спас большевизм своим запретом на создание РОА в 1942 г.).

Я посетил Россию уже шесть раз. И мне досталось повстречаться с людьми (с орденами на груди), которые были согласны с нашей надеждой и планами освободить Россию от сталинского ига, а потом расправиться и с фашистами.

Но побежденный всегда виноват! Так случилось и с нами, не с “врагами Народа”, а с его сыновьями, от которых правительство этого народа отказалось по приказу Сталина.