Беловодье - Марианна Алферова

Она обернулась. Опять никого. Но голос как будто Чудодея. И будто кто ее взял за руку и повел за собой.

Рука, что вела, была бесплотная. Не холодная, нет, а именно бесплотная. И Тина пришла к дому Чудодея. На крыльце стояла Эмма Эмильевна и курила.

— Тинуля, умница, догадалась! — Эмма Эмильевна отшвырнула сигарету и протянула к Тине руки. — Господи, думаю, ну хоть кто-нибудь в доме, хоть кто-нибудь… Кого попросить пожить недельку-другую? О тебе подумала. Сразу — о тебе. Неловко, правда. Роману ты нужна… А тут — ты.

Тина взбежала на крыльцо, и они обнялись.

— Хоть недельку, — приговаривала Эмма Эмильевна. — Хоть месяцок. Сколько сможешь. Бумаги мне надо разобрать. От Михаила Евгеньевича знаешь сколько бумаг осталось? Просто ужас! Роман ведь не рассердится, что ты у меня поживешь чуточку? Ведь не рассердится, правда?

Напрасно Тина завидовала в ту ночь Наде. Да, Надя спала в комнате Романа. Но спала одна. Самого Романа в спальне не было.

Сейчас Роман находился в доме Данилы Большерука. Кроме хозяина и господина Вернона присутствовали еще двое: Слаевич и Максимка Костерок. Костерок находился тут против воли, все остальные — добровольно. Более или менее. Слаевич нервничал: боялся, что его звездный час кончится прежде, чем они успеют завершить дело.

А дело было сложное. Более чем. Роман Вернон решил создать свой обруч.

Слаевич уже слепил из земли нужные полуформы. Роман срезал прядь волос и проложил меж половинами обруча. После чего Слаевич форму соединил, оставив с одной стороны торчать косицу волос. После недолгих пререканий Максимка дохнул. Пламя запекло форму и выжгло волосяную прядку внутри обруча. Затем Данила Иванович долго и старательно обдувал своими устами обруч, дабы уничтожить все побочные следы колдовских стихий в этим сложном, вернее, сложнейшем средоточии магии.

И наконец, Роман создал водную нить и запустил ее в обруч. И тот ожил.

Теперь четыре колдуна смотрели на свое творение и не могли решиться.

— Может, на Максимке испытать? — спросил Слаевич и хихикнул.

— На тебе, — огрызнулся Костерок. — На тебя эту дрянь уже надевали.

— На меня нельзя. Я распадусь, — тут же нашелся Слаевич. — А без Чудодея вам меня не собрать.

Тогда все посмотрели на Романа. Тот пожал плечами. Как говорится, инициатива наказуема. И надел обруч себе на голову. Несколько секунд он сидел неподвижно. Ничего не происходило. Потом будто кто-то взял его за руку и повел за собой. Остальные тоже пошли. Роман уверенно шагал по Ведьминской. Будто знал, куда идет. Было еще темно, горели фонари. Роман дошел до пустынного участка, обнесенного с трех сторон забором. Остановился. Именно здесь умер Чудодей, сидя на бетонных ступенях недостроенного дома. Роман подошел к крыльцу. Стал подниматься.

— Не делай этого! — крикнул Данила Большерук. Но было уже поздно. Роман поднялся еще на одну ступеньку и исчез.

Перед ним плескались светлые воды Беловодья. Поднимались, опускались, и в такт пульсировала кровь в висках, и боль, возникая где-то в темени искрами, пробегала по затылку и спускалась к плечам. Колдун не мог понять, отчего это, — то ли само Беловодье так влияет, то ли воздействие обруча сказывается. В первый раз было иначе. Впрочем, как все было при первом посещении, господин Вернон сказать точно не мог: он не помнил Беловодья, а видел лишь колдовской сон о нем.

Роман поднял руки, собираясь снять обруч…

— Не делайте этого! — раздался сзади голос.

Роман обернулся. Гамаюнов. Ну, конечно, — не ушел он никуда. Здесь. Роман видел Ивана Кирилловича вроде как смутно. Перед глазами рябило и плыло. Обруч давил.

— Не снимайте, — повторил Гамаюнов, приближаясь. — Умрете.

Роман и сам это понял. Только что. А еще понял, отчего умер Чудодей. Он создал — книжно-колдовски — себе ожерелье и обруч и решил пройти через портал. Но то ли силы не хватило, то ли не выдержал и обруч снял, но, как бы там ни было, он умер, шагнув в неизвестное.

— Я же закрыл Беловодье. — Роман прищурился — так смотреть на Гамаюнова было проще, и перед глазами не рябило. — Запер и ограду, и портал в комнате… Значит, и Сазонов может пройти? Он здесь?

— Был, но тут же ушел. Знал, что вы появитесь следом.

— Куда ушел? Где он может выйти? В Суетеловске?

— Этого не знаю.

Роман обошел замкнутый круг. Заглянул в усадьбу. В комнате, обитой красным штофом, картины по-прежнему являли серые изнанки холстов. И неудивительно. Зачем Сазонову этот постоянный портал, если он с помощью обруча теперь может выскочить где угодно. А Беловодье для него теперь — всего лишь место, где можно оттолкнуться для прыжка.

Роман подошел к краю внутреннего ледяного круга. Потом махнул рукой. Ледяная дорожка пролегла к церкви.

— Куда вы? — Кажется, Гамаюнов испугался.

— Хочу доделать то, что начал Стен.

Роман зашагал к церкви. Иван Кириллович за ним.

— Вы уверены?..

— Да.

Роман не оборачивался. Гамаюнов не отставал и говорил в спину:

— А если Сазонов захочет завладеть?

— Не сможет. Это не его. Не ваше. И не мое.

Они вошли в церковь.

Иван Кириллович оглянулся.

Роман прошел к иконостасу. Остановился. Вновь пошел, замыкая круг. Потом поднял руку, сжал кулак. Зеленый камень на перстне стал светиться. Все сильнее, сильнее. Зеленоватый свет заливал уже всю церковь. Еще шаг, и еще. Роман щурился, гримасничал — свет нестерпимо резал глаза. И вдруг — будто удар — белым сиянием, но не в глаза, куда-то глубже, под черепушку, и внутри — тоже вспышка, — и свет прошел сквозь, и все погасло.

Церковь была. Точь-в-точь такая же, как прежде. Но Роман знал, что другая. Гамаюнов покачал головой, скорее осуждающе, чем восхищенно. Потом лицо его дернулось, шевельнулись мягкие лиловые губы. Иван Кириллович вскинул руки и отогнул ворот свитера. На шее сверкало водное ожерелье.

— Мы вернулись назад на несколько лет, — сказал Гамаюнов. — Судя по всему. Зачем?

Роман тронул подбородок. Шрам, оставшийся после схватки с Колодиным, исчез.

— Вы не поняли? — Роман передернул плечами. — Вы создали ограду Беловодья из ожерелья Стена, вы заставили его отдать все силы — или почти все, — чтобы поддержать ваш город мечты. И вы думали, что после этого создаете что-то свое? Смешно, право! Стен хотел оградить наш мир от фатальных ошибок. Это его мечта.

— А если я вернусь назад, ожерелье будет при мне?

— Думаю, что да.

Гамаюнов колебался. Он хотел что-то сказать, но не знал, стоит ли. Потом все же решился.

— Знаете, это не Алексея портал. То есть и его — тоже. Он сделал… Но… Я точно не знаю, чье это вообще.