Перешагни бездну - Михаил Иванович Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самоуверенность, с которой Гвендолен бралась разрешать самые запутанные вопросы, подавляла мистера Эбенезера Гиппа. А тут еще ошеломляющая индийская духота, влезающее жаркими лучами в щели меж занавесами солнце, азиатская, давящая на воображение богатейшая гамма красок драпировки, шум и молоточки в голове от всего выпитого в изобилии за столом во время торжественного приема, чувственные, откровенно эротические статуи индийских богинь и вовсе притупили его способности мыслить логично.
Мистер Эбенезер Гипп все же вставил несколько слов:
— Наша принцесса… воспитанница не на шутку заинтересовала господина Живого Бога. Пусть женится на Монике. И тогда — черт побери — повод для ссоры отпадет. Эмир поцелуется, обнимется с Ага Ханом. Прочный альянс между Бухарским центром к агахановскими банками! Родство финансовое!
— Раз Ага Хан вздумал взять нашу пансионерку с собой в Европу, он смотрит на нее серьезнее, чем на обычную прихоть. Вы же говорите, что Ага Хан связал ее имя в присутствии всех исмаилитских старейшин с Бадахшаном. Мы поддержим… Назовем ли мы ее принцессой, правительницей, царицей, невестой или женой Живого Бога… При всех условиях с ней легче иметь дело, чем с самим Ага Ханом… Капризный, вздорный и к тому же могущественный человек! Но… посмотрим. Моника же будет делать то, что мы ей прикажем… А Бадахшанское буферное государство необходимо Британии в любом случае. Это и стена, отгораживающая Индию от большевизма, это и плацдарм для похода на большевиков.
Оставалось восхищаться, с каким изяществом Гвендолен — этот Дизраэли в юбке — обошла все препятствия и пришла к финишу.
Поздно вечером, когда мистер Эбенезер уехал в город, мисс Гвендолен четким, бисерным почерком написала:
«Благодарение господу, мой шеф, мистер Гипп, принял правильные решения».
Далее подробно рассказывалась, и притом очень деловито, суть этих решений.
Скромной экономке бунгало в далеком Пешавере не полагалось направлять какие бы то ни было рапорты и донесения в ведомство, к которому относился Англо-Индийский департамент. Но мисс Гвендолен отнюдь не возбранялось посылать любимому дяде сэру Безилю очень обстоятельные письма. Дядя, естественно, интересовался не тем, что его умненькая племянница подавала к ленчу джентльменам в пешаверском бунгало, а тем, что означенные джентльмены говорили за накрытым ослепительно белой накрахмаленной скатертью столом в дружеских и деловых беседах.
Но мисс Гвендолен не написала ничего лишнего. Она не хотела чем-либо повредить неуклюжему, непроницательному мистеру Эбенезеру Гиппу, и не приписывала себе в заслугу новые планы, возникшие в ее прелестной головке. Она знала, что в их ответственном и довольно-таки консервативном ведомстве очень легко испортить свою деловую репутацию не бездействием или ошибками, а попытками проявить инициативу и сделать сверх того, что предусмотрено параграфами инструкций.
Она писала осторожно, выгораживая Эбенезера Гиппа. В планах своей личной жизни мисс Гвендолен уделяла ему кое-какое место в будущем, конечно, если в карьере его не произойдут нежелательные изменения. Она очень убедительно обрисовала в своем донесении опрометчивые поступки «небезызвестного» Пир Карам-шаха. Он далеко не идеальный офицер в местных условиях. Он слишком полагается на «всадников святого Георгия». Здесь он не знает удержу. Плохое знание языков и обычаев Северо-Западных провинций выдает его с головой.
Гвендолен было отлично известно, что скуповатые ее руководители в Лондоне не любят, когда легкомысленно распоряжаются пресловутыми «всадниками» — золотыми соверенами, на которых изображен святой Георгий, поражающий копьем дракона. Гвендолен знала, чем легче всего испортить репутацию мистера Пир Карам-шаха, осмелившегося пренебречь ее расположением.
ЖИВОЙ БОГ
Подобные люди овладеют влиянием лишь потому, что они умеют извлекать выгоду из той самой свободы, которую ненавидят.
Стендаль
Вряд ли, пускаясь в путь на поиски прокаженной девушки из Чуян-тепа, мудрец и путешественник Мирза Джалал, более известный на Востоке под именем Сахиба Джеляла, мог представить и тысячную долю того, что произойдет с ней и с ним самим. Поверни он тогда на тугайной дороге к зарафшанской переправе своего коня вспять при виде пятнистого теленочка-оборотня, он не окунулся бы в водоворот невероятных событий, а возлежал бы целыми днями на своем айване под тенистыми виноградными шикамами в своей курганче, что на Ургутской дороге. Коротал бы свой век в тиши и благорасположении духа, а теперь…
Теперь он шел с доктором Бадмой по улице Бомбея, людной, мой, пестрой, угнетающе душной, ведущей к Морскому парку, и делился с ним своими заботами:
— Я видывал многих богов, и мертвых и живых. Но вообразить дряхлого старичка Ага Хана богом, «рассыпающим жемчуг и колющим сахар», могут только невежественные дикари и тупые невежи.
— Могущество Ага Хана нельзя переоценить, — думал вслух Бадма. — Ошибаетесь в нем не один вы. Все о нем думают, старец не интересуется ничем, кроме женщин и лошадей. На самом деле он играет на людских прихотях, страстях, тщеславии. Он держит в духовной и материальной зависимости миллионы исмаилитов.
Он не невежа и не дурак. У него Оксфорд за плечами. На Востоке он по всеобщему признанию «малек ош шаора» — царь поэтов. Панисламисты не выдвинули бы ничтожество председателем Всеиндийской мусульманской лиги. И англичане не допустили бы его избрания, если б он не ладил с ними. На первом же заседании лиги объявил: «Британия защищает Индию от врагов, охраняет порядок в стране. Значит, британцы имеют право управлять индусами». А в Индии мусульман — семьдесят миллионов. Вот вам и безвредный старичок.
— Не старичок — тигр, — усмехнулся Сахиб. — И в пасть тигра попала мышка. Кто знал, что дочь углежога займет мысли властелинов мира, а нам доставит столько хлопот.
— Обстоятельства сильнее нас. Моника, хочет она или нет, оказалась на пороге мира большой политики. И нас это особенно коснется, потому что возник этот проект с Бадахшаном. Нельзя отдать мышку на съедение. Мышка на то и мышка, чтобы прогрызать норки в таких стенах, через которые не перепрыгнуть никому.
И Бадма еще добавил:
— Правда и ложь, красота и безобразие… Где одно, где другое? У исмаилитов это заповедь. Живой Бог Ага Хан ведет свою династию от халифа Алия, сына Фатимы, любимой дочери пророка Мухаммеда. Исмаилиты считают, что душа Алия переселяется в ага-ханов из поколения в поколение. Но Живой Бог не только глава секты, отколовшейся от ислама. Он капиталист, предприниматель. В его руках огромные средства. И поэтому к нему сходятся нити большой политики Востока.
Ко времени завоевания Индостана англичанами в индийских княжествах Гуджерат, Синд, Марвар
