Лучезарная звезда - Ольга Романовская

— А Вы…

— А я Тайра. Меня здесь убили.

Вот так просто, сразу и без изысков — «меня здесь убили».

— Но кто? Разбойники?

— Да волки меня загрызли, когда я шла за лекарством к матери. Я до этого в сердцах пожелала одному человеку смерти, — Тайра вздохнула, — сделала очень нехорошую вещь… Перед смертью так и не извинилась.

— И это Вас держит?

Она кивнула.

— Но я обязательно извинюсь. Просто я боюсь посмотреть этому человеку в глаза: мне стыдно.

Фонарь бесшумно покачивался в руке Тайры; свет, пронизывая ее серебристое прозрачное тело, полукругом падал на дорогу, выхватывая из мрака поросшую травой обочину.

— А тут много призраков? — Принцессе еще не доводилось встречать неприкаянные души.

— Хватает. Взять, хотя бы, бедняжку Асайю: она ночами бродит вдоль дороги и плачет. А вот и она, — призрак указал на очертания белой фигуры, застывшей возле одинокого дерева.

— Рановато для призраков, — подумала девушка. — Или осенью они выходят раньше полуночи?

— Асайя, ты все плачешь? Может, уже хватит? — крикнула Тайра и подплыла к ней, на время оставив живую спутницу в темноте.

Всхлипывая, Асайя обернулась и с удивлением посмотрела на Стеллу.

— Не бойся, она хорошая. Я только что спасла ее от мантикоры.

— Да, я видела ее. Она опять жаждет крови.

Кто жаждет крови? Мантикора или она, принцесса?

— Иди сюда, познакомишься. — Тайра потянула «коллегу по несчастью» к дороге. Только теперь девушка заметила, что у нее связаны руки, а на лице и шее — синие полосы.

— Это ее муж так, — пояснила Тайра. — Сначала просто издевался, голодом морил, потом бил, ядом травил — а она все не умирала. Он не выдержал, задушить решил — не получилось. Чуть-чуть. Но он доделывать не стал, прямо так закопал, здесь, под деревом.

С каким цинизмом она об этом говорила, будто о заурядном деле!

— Она плачет, оттого что с ней так поступили? — Она сопротивлялась, но воображение упорно рисовало страшную картину смерти этой женщины, ее крики, мольбы о пощаде…

— Она плачет, потому что его любила. Дура! Я ей сто раз говорила: забудь и отправляйся к другим душам, тут у тебя дела нет, а она не может. Вечно будет торчать у своей могилы!

Асайя тихо всхлипнула и с укором посмотрела на Тайру:

— Сразу видно, ты никогда не любила.

— Но разве можно любить человека, который так с Вами обошелся? — вставила слово Стелла.

— И чьи кости давно сгнили в могиле, — добавила Тайра.

— Это ведь не выбирают; если любила, то все равно любишь, — покачала головой Асайя. — Поэтому мне так больно.

И она поплыла обратно к своей безымянной могиле.

Глава III

Мало осталось городов, имеющих двойные названия, и все они сосредоточены на юге. В Дакире таких городов три: Яне-Сенте, Кон-Раки и Вигат-Лаш.

Двойные названия обычно очень древние, придуманные еще страллами, называвшими свои поселения в честь животных, природных явлений, небесных светил, земных божеств: считалось, что тогда оно будет находиться под покровительством богов. Прошли годы, исчезли страллы, а вместе с ними их божества, и никто уже не мог разгадать тайну древних названий. Постепенно стерлись из людской памяти Посох Дракона, Храм Звезд, Вершина Неба, Город Льва, остались просто поселения с непонятными, даже пугающими названиями, походившими на часть неведомого заклинания.

Яне-Сенте, некогда богатый вольный город на побережье моря Уэлике, превратился в обыкновенный провинциальный центр, ничем не примечательный и ничем не выдающийся. В нем мало что осталось от старого города, разве что Крепость спящей змеи, ее обычно показывали, как единственную городскую достопримечательность.

Яне-Сенте был старше Милагро, не говоря уже о Супофесте и Дайане, своих соседях по побережью, ныне переживавших бурный расцвет; его крепость, близкая по архитектуре к Суфской в Адиласе, пожалуй, являлась самым старым сооружением во всей Дакире. Это сложное хитросплетение темных коридоров, переходов, толстых стен с узенькими оконцами-бойницами, винтовых лестниц и подземелий Старой крепости — самой древней части Крепости спящей змеи — не под силу было разгадать никому, поэтому люди жили в Новой крепости, отделенной от Старой Драконьими воротами; там же располагались королевские апартаменты. Но короли редко бывали в Яне-Сенте, незаслуженно обойденном молодыми соперниками, и замок большую часть времени пребывал в унылом запустении, пугая тенями припозднившихся прохожих.

Стелла остановилась перед высоченными, испестренными узорами мха зубчатыми городскими стенами и в раздумье огляделась по сторонам. Справа от нее по широкой мощеной дороге нескончаемым потоком двигались повозки, иногда между ними мелькали пестрые перья на шляпах всадников.

Попасть в город было практически невозможно: стражники тщательно проверяли документы, всматривались в лица каждого пешего или конного.

Заморосило. Принцесса машинально поправила капюшон, продолжая следить за людьми, стекавшимися к воротам. Что-то здесь многолюдно, даже странно. Хотя, перед Милагро тоже было много народу.

Мокрая Палева с тоской посматривала на своих собратьев, пересекавших заветную черту городских стен: их ждали еда и теплые стойла.

Девушка почти решилась рискнуть и попытаться проскользнуть мимо бдительных стражников, когда из ворот выехал вооруженный отряд. Их было не меньше полусотни, и они направлялись на северо-запад.

Стелла вгляделась в стройные ряды всадников на разномастных лошадях, поблескивавших металлическими налобниками с острыми единорожьми рогами. Возглавлял их офицер с широкой алой перевязью верхом на отливавшем бархатом буланом жеребце с поникшим от дождя алым султаном. Только у его лошади помимо налобника был нагрудник.

Позади всадников уныло чавкал грязью обоз; завершал процессию всадник на каурой лошади. По алой ленте в уздечке принцесса признала в нем королевского гонца.

Это был один из отрядов гендас, или, проще говоря, военных, отправлявшихся в действующую армию в Сиальдар, даруэнс ие аккел.

Уныние, поддерживаемое дождем и серым небом с тяжелыми свинцовыми тучами, низко нависшими над землей, охватило Стеллу. Ей хотелось оказаться дома, в своей комнате, укрыться от мира пуховой подушкой и не вспоминать о том, что где-то лилась кровь, не чья-то, а ее друзей и близких. Но она стояла под дождем возле стен Яне-Сенте, а в сотнях миль от нее, в долине Алекса, быть может, под натиском этих закованных в железо людей сейчас погибал барон Остекзан, и Наваэль, стиснув зубы, в бессильном отчаянье наблюдал за тем, как блестящее море дакирской конницы подступает к белым стенам Розина, его Розина.