Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гюнтер выпрямился и пнул дверь ногой, обутой в ботфорты наёмника. Она открылась без сопротивления, так что он чуть было не упал в комнату. Единственный обитатель дома вскочил, в шоке ударившись головой о мясницкий инструмент, висевший на центральной балке. Подручные Гюнтера навалились сзади, толкая своего командира вперёд.
Отто сжался при их появлении, но затем небольшая искра недостойного мужества вспыхнула в нём, и мясник схватился за тесак. Он был полураздет, и Гюнтер с отвращением смотрел на жировые складки, свисавшие над льняными штанами мясника. Его кожа была одутловатой и бледной, и весь дом его пропах мертвечиной. Гюнтер разоружил человека резким ударом по правой кисти. Толпа схватила мясника, заставив умолкнуть его протестующие вопли.
Аня встретила их у костра, держа в руках свежезажжённые факелы. Она, не моргнув глазом, смотрела на то, как бессознательного Отто швырнули на костёр. Убедить Гюнтера оказалось достаточно легко. Он неоднократно видел Отто с руками по локоть в свиной крови. Такой человек мог убить. Это был такой небольшой путь, путь от мясника Куртбада, к Мяснику Куртбада.
Отто был омерзительным человеком, и Аня убедила себя в том, что деревне будет лучше без него.
Гюнтер был предназначен для вынесения приговора, и приговор будет вынесен. Голодные и жестокие глаза толпы повернулись к тому месту, где она стояла, поддерживая Дагмара. Его правая рука висела на перевязи, а кисть — крепко затянута льняной повязкой.
Она подтолкнула его вперёд, и Дагмар вышел в свет факелов. Он учуял масло. Он посмотрел на окружавших его людей, на смерть в их глазах. Он оглянулся и посмотрел на жирного мясника, привязанного к столбу в центре кострища, словно кусок мяса, предназначенный для жарки. Он подумал о пьянице, похороненном мясником на кладбище. О жестоком охотнике на ведьм, чей труп был скрыт под охапкой опавших листьев. О милиционере, который, безо всякого сомнения, знал, и задавал себе вопрос, почему он стоит среди невежественной толпы жаждущей крови черни.
Но в основном он думал об Ане, о том, что она рассказала ему, о том, что она наверняка видела, когда сделала то, что сделала, и о том, как она вновь вернула его себе. Он попытался представить, что может произойти после того, как эта ночь закончится. Кто-то сунул факел в его левую руку.
Он развёл повреждённые пальцы и зажал кусок дерева между большим и указательным, словно в когтях. Он колебался. Он спросил толпу: — Почему этот человек должен умереть?
Толпа ответила ему: — Он — Хаос. Он должен умереть.
Правая рука Дагмара дёрнулась и потянулась из ткани перевязи. Аня нежно прикоснулась к нему пальцами и ободряюще сжала. Повязка разорвалась, и он отшвырнул её прочь.
Дагмар вскочил на груду брёвен, лоснящихся от покрывавшего их масла. Он посмотрел на мужчин и женщин с факелами и их кровожадный ужас.
Мы такие одинаковые и такие разные.
Мясник попытался поднять голову. Дагмар сунул факел в костёр, и огненный лес рванул к небесам. Отто завопил, а вместе с ним взвыл Дагмар. Он обнял толстяка и крепко вцепился рукой-когтем в заднюю часть столба.
Народ Куртбада отшатнулся от густого, зловонного дыма и мерзкого смрада гниения. Все, кроме Ани, которая стояла в свете пламени и тихо плакала, слёзы смешивались с кровью, текущей из раны на щеке.
Гюнтер потащил её прочь, встав между ней и стеной огня.
Тело Дагмара растаяло, словно свеча, как будто огонь внутри него был намного жарче, чем огонь костра, питаемый маслом и деревом. Для мясника же, смерть заняла куда больше времени.
Я сгорю сейчас, как я сжигал тогда.
* * *Хотя Куртбад по-прежнему был отмечен на карте торговцев, но он так и не стал городом. Некоторые говорили, что всегда могли чувствовать вонь мутанта на общинных пастбищах. Хаос коснулся их, говорили они, и это было причиной того, что посевы были скудны. Одинокая виселица была разрушена и пущена на новые ограждения для овечьих загонов.
Гюнтер попытался уйти в отставку со своего поста, но был оставлен людьми, которые сказали, что теперь они воистину осознали серьёзность угрозы. Он попытался научиться читать. Аня покинула город на чёрном жеребце с серебряными копытами, чтобы, как она утверждала, продать его по справедливой цене на рынках Нульна. Она никогда более не возвращалась в Куртбад, ни с ребёнком, ни с клеймом на руке.
Крис Прамас
Стенания Мормакара
Не переведено.
Джонатан Грин
Тёмное сердце
Не переведено.
Рьюрик Дэвидсон
Проход между
Не переведено.
Гэв Торп
Рождение легенды
— БОРОДА ГРУНГНИ! Они когда-нибудь угомонятся! У меня адское похмелье! — король Курган презрительно сплюнул в сторону здоровенного зеленокожего, что следил за ними.
Четверо гномов были привязаны к столбам, их руки и лодыжки — крепко связаны грубой верёвкой. Невдалеке бушевал огромный костёр, вокруг которого орки праздновали победу. Воздух наполнял грохот барабанов и треск дерева. Ближе к середине ночи они вскрыли бочки со своим мерзким пьянящим пойлом и запили ломти обугленной гномьей плоти, что были съедены до этого. Пламя костра поднималось всё выше и выше, и орки вопили всё громче и громче.
Кровь Кургана бурлила. Он напрягал все силы, испытывая на прочность свои путы. Всё было напрасно: узлы оставались столь же крепки, как и ранее. Он был обречён понуро смотреть на пир, который устраивали себе подлые твари его домашними. Слева от него обмяк в своих путах находившийся в полубессознательном состоянии Снорри. Остальные, Боррис и Турган, выглядели не лучше. Хриплый голос короля прорвался сквозь смех и вопли орков.
— Снорри! Эй, Снорри! На нас, похоже, висит проклятье, что мы попали в плен, а не померли, как по-твоему?
Почтенный советник застонал и посмотрел на своего короля, один заплывший глаз закрылся от боли, веки слиплись от крови, натёкшей из раны на лбу.
— Айе, оспа на зелёных дьяволов за то, что не прикончат нас с почётом, сир. Я увижу, как они гниют, прежде чем меня засунут в котёл! Попомните мои слова!
Несмотря на положение, в котором они оказались, Курган всё-таки приободрился при столь дерзких речах Снорри и усмехнулся про себя. За стеной огня орки с грохотом разбили бочку эля, которую он взял с собой для кузена из Серых гор. Слёзы блеснули на глазах Кургана, когда он подумал о прекрасном напитке, сделанном более пятисот лет назад и выдержанным в дубовых бочках, хранившихся в Караке Восьми Вершин, а теперь столь прискорбно исчезающем в бездонных орочьих глотках. На золото, которое он заплатил за этот небольшой бочонок, можно было бы за месяц обучить и снарядить армию. Крепкий эль казался в те времена хорошим вкладом на будущее, но, когда орки хлынули из своих логовищ, вопя визгливые боевые кличи, он подумал, что, в конце концов, стоило, пожалуй, всё-таки потратить это злато на армию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});