Все реки текут - Нэнси Като

Она не знала, сколько прошло времени, пока наконец на палубе раздались его шаги, к этому времени она успела забыться чутким тревожным сном.

– Ты не спишь, любимая? – весело сказал он, входя и развязывая на ходу свой галстук.

Дели не ответила. Она чувствовала себя прокисшим игристым шампанским, оставленным недопитым до утра.

Брентон был несказанно удивлен, когда, прикоснувшись к ней, услышал бурные рыдания.

– Что с тобой? – спросил раздраженно он. – Кто вас поймет, женщин?

Перед отплытием из Уэнтворта Дели позволила себе некоторые «светские» удовольствия: посещала другие суда, побывала на местном балу, организованном Технологическим институтом. На нем были все члены команды, кроме Чарли, который провел вечер в окружении пивных бутылок.

Кавалеры с прилизанными волосами, в безупречно чистых шарфах толпились у дверей зала, придерживаясь мужской солидарности. Дамы скромненько сидели на стульях, расставленных вдоль стен, ожидая, когда заиграет оркестр.

Начало первого танца ознаменовалось для Дели дружным натиском на нее мужского контингента. Она была здесь новым лицом, к тому же весьма привлекательной молодой женщиной. Роль ее кавалера Брентону пришлось взять на себя, только так он мог оградить ее от напора целой толпы потенциальных партнеров, готовых взять ее приступом.

Он танцевал мастерски, но без особого блеска. Сделав два тура, он запыхался и охотно передал ее Джиму.

В течение вечера она танцевала с самыми разными людьми: стригалями и юнгами, гуртовщиками и поварами, грузчиками и поденщиками из ближайшего поселения колонистов. Она протанцевала до двух часов ночи, оставаясь все такой же очаровательной в своем белом муслиновом платье с черным бархатным поясом. Усталость отступила перед блеском ее счастливых глаз и лучезарной улыбкой.

Разговоры ей приходилось вести самые удивительные. Один коренастый широкоплечий шкипер после умопомрачительного тура вальса взглянул на нее с дружеским участием.

– Вы не вспотели, миссис Эдвардс? – осведомился он. – Что до меня, так я упарился, как боров над корытом.

Еще один, бронзовый от загара, симпатичный, но очень стеснительный фермер мучительно искал тему для разговора и под конец выпалил, задыхаясь от бешеного ритма:

– Какую лошадь вы предпочли бы под вьюки, миссис, мерина или кобылу?

А пожилой повар артели стригалей с солидным брюшком, танцуя с ней польку на расстоянии вытянутой руки, снабдил ее рецептом шоколадных пирожных с орехами.

К двум часам ночи в лампах выгорел весь керосин, и они начали мигать, а из темного угла зала все еще раздавались звуки концертино и барабана. Дели была так возбуждена, что не чувствовала ни малейшего намека на усталость. С большим трудом удалось убедить ее, что пора возвращаться на судно. Всю жизнь она вспоминала эту ночь, как прощание с юностью.

Солнечным летним утром «Филадельфия» вышла из Уэнтворта в свой первый рейс в качестве судна Королевской почтовой компании и вместо того, чтобы развернуться и, обогнув широкие, песчаные наносы в месте слияния двух рек, пойти вверх по реке Муррей, она отдалась на волю течения, увлекающего ее вниз, в дотоле неведомую часть реки, где она никогда не бывала прежде.

Перед самым отплытием «Филадельфии» в городе появился «китолов с Муррея»,[18] седой старик, который для разнообразия плавал на Дарлинге. Дарлинг ему не понравился, и он во всеуслышание заявил, что «там нет ничего, кроме голодных скваттеров»,[19] и что «на этой проклятущей реке хоть с голоду помирай, все равно никто не подаст тебе горсть муки». Он утверждал, что знает низовья Муррея, как свои пять пальцев, и Брентон решил взять его в качестве бесплатного пассажира, выполняющего обязанности лоцмана.

Звали «китолова» Хэйри Харри. Его лицо закрывала дремучая борода, пожелтевшая от никотина вокруг рта. Брови у него были еще более густые и лохматые, чем у Чарли, а голову в последний раз, видать, стриг неопытный стригаль, орудуя овечьими ножницами.

Его лодка развалилась под ним на куски у самого Уэнтворта. На борт он пришел с узлом, в котором заключалось все его достояние, завязанное в одеяло: черный от сажи жестяной котелок, сковородка и оловянная миска. Много раз эта посуда наполнялась подаянием – чаем, сахаром, мукой; и, если верить его собственным словам, много бараньих котлет было изжарено на этой сковородке. Он вырезал их из боков чужой овцы, которой было «все равно подыхать».

– Я лишился всего самого насущного, – рассказывал Харри в напыщенных выражениях. – Капканы, рыболовные снасти, одежды – все кануло в пучину. И теперь я выброшен в этот холодный бездушный мир, полностью предоставленный сам себе. Если вы доставите меня в Южную Австралию, шкипер, вы не пожалеете об этом, а для меня, бедного старого человека, – это редкая удача. Я перебьюсь там до лета, а затем наймусь на виноградники, чтобы заработать на лодку.

«Не купит он никакой лодки, – подумал про себя Брентон. – Если и получит работу на уборке винограда, потом пропьет все до последней монеты».

– Куда мне положить вещи? – спросил Хэйри Харри, едва ступив на борт. Когда Брентон указал ему место на корме, под натянутым брезентом, тот надменно сказал:

– Как! Я должен спать здесь? Разве лоцману не положена отдельная каюта?

Не получив ответа, он побрел на корму, недовольно ворча себе в бороду.

Оба котла барахлили всю дорогу, вплоть до Ренмарка. Брентон сердился и раздражался из-за котлов, кроме того, незнакомый фарватер доставил ему кучу дополнительных переживаний. Все чаще Брентона стали беспокоить головные боли. Он часто злился, и тогда лицо у него багровело, на шее надувались синие вены.

В конце концов было решено пристать к берегу и осмотреть один из котлов. Заглушили топку, прочистили вытяжные трубы и вновь развели пары – на все это ушли сутки.

Дели была рада, так как остановились они напротив великолепной оранжевой дюны, увенчанной двумя темными муррейскими соснами, отражающимися в зеленой воде. Весь день она провела на этюдах.

Хэйри Харри гордо восседал на высоком табурете, поставленном для него в рубке, и давал капитану советы. Один раз Дели, находившаяся в своей каюте, услышала страшные проклятия. Выглянув из двери, она увидела, что Брентон, всем телом навалившись на штурвал, отчаянно вращает его, а левое колесо уже загребает прибрежную глину. Отдышавшись, Брентон сказал лоцману не самым любезным тоном:

– Так это, наверное, и был Локоть Дьявола?

– А? Да, похоже на то…

– Так почему же ты меня не предупредил заранее? А еще говорил, что хорошо знаешь фарватер!

– Я знал его раньше, босс. Но это чертово русло немного сдвинулось, с тех пор как я был здесь в последний раз.