Три жизни Юрия Байды - Иван Арсентьев

— Ой, пощадите! Ой, простите! Спаси-и-ите! — кричал Варухин под гогот карателей.

— Довольно! — приказал офицер.

Варухин тихо скулил, мокрое от слез лицо страдальчески кривилось.

— Природа любит равновесие, — важно пояснил офицер, — всыпьте ему для баланса еще по животику!

Варухина перевернули животом вверх, прижали к земле. Свистнул кабель, раздался вопль. Варухина пороли долго. Он потерял сознание. Его окатили из ведра, велели встать, одеться, офицер поднес шнапсу.

— Вот теперь будешь рассказывать все до крошки. Как это по-русски? Как на духах. Ведь писарь знает много!

Варухин подумал: «Выбора у меня нет, а погибать во имя… во имя чего бы то ни было я не вижу смысла. На это способны лишь фанатичные дураки». И он начал рассказывать. Он не просто отвечал на вопросы, а пространно повествовал и выдавал такие сведения, что офицер временами сомневался: не преувеличивает ли писарь свою осведомленность в чрезмерном старанье уцелеть? Но тут допрос был прерван событием, которого ни Варухин, ни каратели не ожидали.

Возле уцелевших сараев лесничества стоял обшарпанный пикап «мерседес», возле него в тени сидели раненые солдаты, ожидали, пока их увезут. Рядом лежало оружие, чей-то шмайссер висел на ручке открытой дверки.

Внезапно из-за машины вывернулся человек в серой немецкой форме, голова замотана бинтом. Тоже какой-то раненый. На него не обратили внимания. Офицер, сидя на табурете в тени дуба, слушал разглагольствования Варухина. Вдруг этот раненый схватил висевший на дверке пикапа шмайссер, щелкнул затвором.

— Подыхай, проклятый предатель! — крикнул он в сторону Варухина и, вскинув шмайссер, нажал курок. Раздался металлический щелчок, выстрела не последовало. Лицо раненого исказилось от ненависти и отчаянья. Он метнул шмайссером в Варухина и бросился бежать к зарослям.

Очередь настигла его у самых кустарников.

— Кто он? — спросил офицер.

— Командир разведки Максим Костылев, — пояснил с готовностью Варухин и добавил: — Фанатик…

— Последний из могикан… — поморщился офицер.

— Никак нет, това… — поперхнулся Варухин, — господин офицер! Еще группа скрывается на Маврином болоте возле села Рачихина Буда.

— О-о! Ты есть настоящий искренний молодец! — похвалил офицер.

Варухин застыл. «Что же я наделал! — ахнул он. — Там же на болоте Васса! Они же ее вместе с Байдой…»

Но было поздно. Пришла крытая машина, и Варухину приказали лезть в кузов.

Привезли в какой-то городок, поместили в охраняемое здание полиции, заставили изложить на бумаге устное показания. Двое суток излагал, после чего у него взяли подписку с обязательством работать честно на великую Германию. Работа будет для него привычная, он уйдет обратно к партизанам с определенным заданием.

— К партизанам? — испугался Варухин.

— Не беспокойся, к другим партизанам, и мы приготовим тебе очень прекрасный рихтиг сага… — заверили его.

Акцию по созданию достоверной легенды (рихтиг сага) провели с профессиональным мастерством. Легенда получилась убедительной — комар носа не подточит. Каратели знали: на севере, ближе к Белоруссии, куда текла довольно глубокая речка Шаня, в лесах имеются целые партизанские районы, на этом вербовщики Варухина и построили свой расчет. Собрав трупы бойцов из отряда «Три К», они связали их и бросили в речку. В теплой воде трупы раздулись, всплыли, и течение вынесло их в партизанский район Белоруссии, где их и похоронили с подобающими почестями. На один из трупов была напялена одежда Варухина с орденом на куртке и партизанской справкой в кармане. А для того чтоб его и вовсе нельзя было опознать, изуродовали лицо выстрелами из ракетницы в упор.

Таким образом парашютист-десантник Игнатий Варухин, он же партизанский писарь, он же изменник Родины, перестал существовать для людей. Сведения о его гибели в бою поступят куда положено, и никто его разыскивать не станет.

Варухину объявили, что прежде, чем его отправят на задание к партизанам, он пройдет курс соответствующей подготовки. Но до этого его повезут в район, где базировался отряд «Три К» и где сейчас скрывается среди болот бандитская группа, о которой он писал в своих показаниях.

— Но я вам должен сказать, что на болоте никогда не был, — поежился Варухин.

Офицер засмеялся, похлопал его по плечу.

— Я тебя понимаю очень отлично. Малоприятно встретиться со старыми друзьями в новом звании… Но мы тебя под огонь подставлять не собираемся, не беспокойся.

Спустя двое суток Варухин привел карательную экспедицию на Маврино болото. В ликвидации группы Байды участвовали солдаты охранного подразделения и полицейские во главе с Тихоном Латкой. Вернувшись с островка, они заявили, что партизаны уничтожены полностью, а гнездо их разрушено. Троих тяжело раненных, в том числе Байду, притащили с собой в лес. Байда, не приходя в себя, скончался, еще двоих, чтоб не возиться с ними, пристрелили и всех бросили в яму, вырытую на полянке взрывом толовых шашек.

Ночью, лежа на сене под навесом во дворе Тихона Латки, Варухин мучительно раздумывал над тем, что произошло с ним за последние дни. Страшное будущее, огромная пустота разверзлась перед ним, как пропасть, на дне которой мрак и смерть. Он скрипел зубами, опаляемый внезапными вспышками гнева против всесветной несправедливости. Почему так немилостива к нему судьба? Почему именно на него, на его бедную голову свалились столь тяжкие напасти? Что это, рок? Злая воля провидения? Жил тихо, мирно, спокойно, никого не трогал, и вдруг ни за что ни про что — на тебе! Проклятая немчура взяла мертвой хваткой, теперь не выпустит. Что он для них? Нуль! Человек без имени, без прав, вне закона, тот, кем можно помыкать как угодно, кого под страхом смерти или разоблачения можно заставить и отца родного убить. Как сегодня там, на болоте…

Варухин вздохнул и, бросив думать о мертвых, опять и опять раскидывал напряженным умом в поисках выхода, ибо считал себя человеком, достойным участи более уважаемой и безопасной, чем служба в роли фашистского провокатора. Пока он предатель формальный, лишь подписавший обязательство. Конечно, под угрозой физической расправы он кое-что открыл немцам, но все это чепуха, не стоящая выеденного яйца, если рассуждать здраво. Ну какую пользу извлекут они из полученных сведений? Эти же сведения устарелые, давно прошедшие дела, былое и думы, так сказать. Разве он виноват, что так сложились обстоятельства? При чем здесь он, если у партизанских командиров не хватило ума вывести отряд из-под удара карателей?

Так лгал Варухин самому себе. Он не только лгал, но, как и всегда, верил собственной лжи. Жизнь, твоя личная жизнь, дороже всего на свете, она дается один только раз, и поэтому ее надо беречь, сохранять как можно дольше, любыми путями, любыми способами. Но как это сделать, если проклятые фашисты опутали, сковали по рукам и ногам и заставляют заниматься гнусными и опасными делами? Отказаться — расстреляют, задать тягу — фотокопии твоих показаний, твоего обязательства, фотографии в профиль и анфас и расшифровка легенды тут же лягут на стол НКВД. Дескать, выловленное в речке Шане мертвое тело Игнатия Варухина есть не что иное, как «труп де-юре», а «де-факто» Варухин жив-здоров и занимается тем-то, что и подтверждается.