История Русской армии - Антон Керсновский

71-й пехотный Белевский полк — знаки на шапки за 1854 г.;

72-й пехотный Тульский полк — знаки на шапки за Кюрюк-Дара;

79-й пехотный Куринский полк — георгиевское знамя за Нигоети и Чолок 1854–1855 гг. (имел за Ахульго, Анди и Дарго);

4-й стрелковый полк — знаки на шапки за Черную 1855 г.;

9-й стрелковый полк — знаки на шапки за осаду Силистрии;

11-й стрелковый полк — георгиевское знамя за Севастополь;

13-й стрелковый полк — знаки на шапки за отличие за 1854 г.;

16-й стрелковый полк — знаки на шапки за 1854–1855 гг.;

1-й Кавказский стрелковый полк — георгиевское знамя за Кюрюк-Дара (имел за Анди и Дарго);

1-й пластунский батальон — георгиевское знамя за Севастополь (имел за Анапу);

2-й пластунский батальон — георгиевское знамя за Севастополь;

3-й драгунский Новороссийский полк — георгиевские трубы за Кюрюк-Дара;

16-й драгунский Тверской полк — георгиевский штандарт за Кюрюк-Дара;

17-й драгунский Нижегородский полк — георгиевский штандарт за Кюрюк-Дара (имел за 1826–1827 гг., 1828 г. и за Чечню за 1841 г.), георгиевские трубы за Башкадыклар;

11-й казачий Донской полк — георгиевское знамя за Чолок;

20-й казачий Донской полк — георгиевское знамя за Кюрюк-Дара;

23-й казачий Донской полк — георгиевское знамя за Чингильские высоты;

1-й казачий Кубанский Уманский полк — знаки на шапки за 1854 г.;

1-й казачий Кубанский Кавказский полк — знаки на шапки за 1854 г.;

1-й казачий Терский Кизляро-Гребенской полк — знаки на шапки за Кюрюк-Дара и Пеняк 30 августа 1855 г.;

1-й казачий Терский Горско-Моздокский полк — знаки на шапки за 1854 г.;

1-й казачий Терский Волгский полк — знаки на шапки за Пеняк;

1-й казачий Терский Сунженско-Владикавказский полк — знаки на шапки за 1855 г.;

Кавказская гренадерская артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Баяндур, Чингильские высоты, Башкадыклар и Кюрюк-Дара (имела за Салты);

5-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Черную (имела за Венгрию за 1849 г.);

7-я артиллерийская бригада — знаки на шапки за 1854 г.;

8-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Черную, знаки на шапки за 1855 г.;

10-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Четатю и Севастополь, знаки на шапки за Севастополь;

11-я артиллерийская бригада — знаки на шапки за 1853–1855 гг.;

12-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Кадыкиой за 1853 г., знаки на шапки за Севастополь;

13-я артиллерийская бригада — серебряные трубы за Ахалцых, золотые петлицы за Чолок, знаки на шапки за Нигоети и Каре;

14-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за 1854–1855 гг. (имела за Венгрию);

15-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за переход Дуная;

16-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы и знаки на шапки за Севастополь;

17-я артиллерийская бригада — знаки на шапки за Севастополь;

18-я артиллерийская бригада — георгиевские трубы за Кюрюк-Дара, знаки на шапки за 1854 г.;

21-я артиллерийская бригада — знаки на шапки за 1853 г.;

11-я конная батарея — знаки на шапки за 1855 г.;

14-я конная батарея — георгиевские трубы за Калараш 11 февраля 1854 г.;

6-я Донская батарея — знаки на шапки за 1854–1855 гг.;

7-я Донская батарея — серебряные трубы и золотые петлицы за Башкадыклар и Кюрюк-Дара, знаки на шапки за 1854 г.;

12-я и 14-я батареи — знаки на шапки за 1854–1855 гг.;

3-й саперный батальон — георгиевское знамя за переправу через Дунай и Севастополь;

4-й саперный батальон — георгиевское знамя за Севастополь (имел за Венгрию) и знаки на шапки за Севастополь;

5-й саперный батальон — знаки на шапки за Севастополь;

6-й саперный батальон — георгиевское знамя за Севастополь (имел за Варну за 1828 г.) и знаки на шапки за Севастополь;

1-й саперный Кавказский батальон — георгиевские трубы за Башкадыклар и Каре.

Глава Х. Эпоха преобразований

Русское общество эпохи реформ

Военные преобразования Александра II, совершенно изменившие облик армии, явились лишь одной из составных частей всех реформ Царя-Освободителя. Раньше чем приступить к их изложению, нам необходимо напомнить в общих чертах сущность этих реформ, дав краткую характеристику и русскому обществу в том виде, в каком оно сложилось в середине XIX века.

Великие политические события первой четверти столетия, расцвет русской словесности во вторую вызвали могучее движение умов в тогдашнем обществе и вообще читавшей и мыслившей России. Этому способствовало и развитие среднего и высшего образования, понемногу становившихся общедоступными. Результатом такого обширного интеллектуального процесса явилось создание нового, как бы внесословного класса — интеллигенции. Явление это было в высшей степени характерным и ярко подчеркивало огромную разницу между русским обществом и западноевропейским. Там главным мерилом, определяющим критерием был кошелек общество создавалось по признаку материального благополучия. У нас в России в XVIII веке мерилом явилась сословность, а в XIX веке общество создавалось по признаку интеллектуальности. Русская интеллигенция не имела ничего общего с западноевропейской буржуазией. В Европе интеллектуальность, универсальная культура — удел очень небольших замкнутых кружков, у нас же она затронула самые широкие круги. {156}

С самого начала — еще в сороковых годах — в интеллигенции наметилось два основных течения. Одно из них искало света на Западе, наивно преклоняясь перед всем тем, что носило европейский штамп, и хуля все русское — ненавистные русские порядки в первую очередь. Другое течение, наоборот, отстаивало русскую самобытность, считало раболепство перед духовно нищей Европой унизительным и вообще бессмысленным, указывало на все глубокое различие основ русской культуры от западной и вообще считало Запад прогнившим.

Представители первого течения — сторонники благоговейного равнения по загранице — получили название западников, представители второго течения патриархально-националистического — славянофилов. Западники отстаивали начала рационалистические — славянофилы ратовали за начала спиритуалистические. Борьба этих двух течений закончилась полной победой западников, к которым примкнула огромная часть интеллигенции, завороженной модными рационалистическими теориями западной философии, преимущественно немецкой. От Вольтера через Гегеля к Марксу — таков был путь передовых (какими они себя искренне считали) мысливших русских людей.

Значение славянофилов постепенно сошло на нет. В этом виноваты главным образом они сами, не сумев создать прочной базы своему учению, не разработав его научно. Им не хватало диалектики их противников, а самое главное, не хватало государственного образа мысли (которым так или иначе были наделены петербургские столоначальники — объект добродушного брюзжания московских славянофильских кружков). Государственные идеи славянофилов поражают своей наивной, чисто детской трактовкой. Сознавая все капитальное значение православной церкви в истории русского государства, они не сумели сделать вывода, который сам напрашивался: необходимости освобождения церкви от гнета светской власти, гнета, парализовавшего всю церковную жизнь страны. Отдавая себе отчет в огромных преимуществах самодержавно-монархического строя{157} как единственно возможного для России, они в то же время смотрели не вперед — на охватившую два континента империю, а назад — на прогнившее царство дьячков-крючкотворцев XVII века, упадочной эпохи Царя Алексея. У славянофилов не было меха для их прекрасного по качеству вина. Их движение запоздало на полстолетия, а то и на больше — русское общество середины XIX века считало уже себя слишком ученым для того, чтоб им удовлетвориться. По той же причине правительство Александра II (а затем Александра III) не придавало советам славянофилов никакого значения — неумелая и негосударственная трактовка обесценивала в глазах столоначальников самую сущность идеи.

Пятидесятые, и особенно шестидесятые, годы характеризовались стихийным левением русского общества, превращением его из оппозиционного в революционное. Стоило лишь объявиться в Европе какому-нибудь радикальному материалистическому учению, как неизменно русская общественность оказывалась на левом его крыле. Антигосударственные теории охватывали это духовно неокрепшее общество с быстротой пожара, охватывающего сухой валежник.

Разрушительные микробы не встречали никакого противодействия в общественном организме. Интеллигенция вырывала из себя, втаптывала в грязь все, что было в ней как раз самого ценного и сильного — свое национальное лицо, свою национальную совесть, свое русское естество. Вырвав, вытравив из себя все свое, природное, русское, более того — прокляв его, русская интеллигенция сама себя обезоружила, сама лишила свой организм сопротивляемости. И семена убогого, псевдонаучного материализма дали бурные всходы на этой морально опустошенной ниве. Русский радикальный интеллигент уподобился сибирскому инородцу — остяку либо тунгусу, падкому до огненной воды и гибнущему от нее на третьем поколении по той причине, что его организм лишен сопротивляемости ее разрушительному эффекту. Огненная вода Бакунина и Маркса и привела к гибели этих образованных (подчас даже ученых) дикарей на четвертом их поколении. Противоядие совершенно отсутствовало: у русской радикальной интеллигенции не было в прошлом пятнадцати веков рационалистической римской культуры, позволившей Западу преодолеть марксизм. Духовную же сокровищницу православия она проглядела{158}…